Одним вечером дождь лупит по козырьку над приоткрытым окном юриной комнаты, освещаемой светом от монитора. На экране окошко видеозвонка, и Юра смотрит на Отабека счастливый донельзя. Они пьют чай по скайпу, смеются вместе, Плисецкий тихо завидует полулитровой кружке Бека, чёрной с белым котом, катающим клубок по фону. Каждый день, каждый раз.
Юра в хмуром Питере, кутается в две кофты, обхватывая ладонями тёплую ёмкость, и устало улыбается, когда Отабек в Алматы распахивает окна, переодевая свитер на футболку, потому что считает нечестным то, что его Юра мёрзнет один.
Юре пятнадцать, и ему кажется, что он в своей жизни не будет любить ничего, кроме тёплого чая, котов и Отабека. Отабеку восемнадцать, и он думает, что не будет хотеть ничего так сильно, насколько хочет оказаться рядом с Плисецким, обнять его и согреть, спрятать от пробирающего до костей ветра.
Подросток смотрит на время, сонно потирая левый глаз, и переводит взгляд на Алтына.
– Пойдёшь спать? – у Отабека уже девять утра, у Юры шесть, но он не ложился вовсе. Кивает и непослушными пальцами тянет резинку с затылка, распуская волосы, – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Бека, – парень улыбнулся, наблюдая, как его Юрий зевнул, прикрывая рот тыльной стороной ладони, и потянул руку к мышке, чтобы отключиться.
Юре пятнадцать и ему нравится 2D-анимация, книги и песни Моя Мишель. Он поёт Отабеку «Дуру», прикрывая широкую до пугающего улыбку, смотрит «Пять сантиметров в секунду» и читает «Асю».
Юре шестнадцать с половиной, и он устал. Устал от чувства одиночества, что похоже на саркому, разъедает его изнутри. У Плисецкого есть его Бека, который в Алматы открывает окно промозглой осенью настежь, чтобы Юра не мёрз один. Но у него нет его Беки рядом, в Питере, в холодной квартире, который закутает Юру в плед и сделает горячий чай с карамелью.
Отабеку уже девятнадцать, и он всё ещё хочет оказаться рядом, но не может, по многим причинам. Страх незнакомого места, новых лиц. И этот страх сильнее желания обнять замёрзшего подростка.
Юра хочет быть согретым, хочет не быть одиноким, имея любовь жизни, которая, вроде как, тоже его любит, но всё ещё чувствует холод и пустоту вокруг, спустя год.
Плисецкий теряется в людях, кидается к живым источникам тепла, липнет к сестре, которая первое время всё опешивает от такой внезапной перемены в их отношениях, но потом пускает к себе в три часа утра, потому что братик замёрз, братику плохо. Мила приводит в квартиру друга, Мила знакомит его с Юрой, а Юра подползает к нему медленно, будто боится, что его прогонят.
Виктору двадцать девять, и он хочет согреть Плисецкого, потому что у Виктора в Японии Юри, и он знает, какого быть в отношениях на расстоянии. Виктор устал на протяжение трёх лет мотаться из Питера в Хасетсу, и ему тоже холодно, потому что батареи внутри остывают со временем, и продрогшее тело разваливается на кусочки.
Юра кутается в свитера, стараясь прогреться, но не помогает, потому что всё оно внутри. Он помнит, Витя говорил. Ещё он помнит, что Витя говорил: «Пиши, если замёрзнешь, я приеду». Юра не пишет, потому что пальцы озябшие, он откапывает номер в списке контактов и очень просит Никифорова согреть его.
Виктор слушает тихий голос и обещает, что будет через двадцать минут. Он приезжает через пятнадцать и обнимает худое тело за острые плечи, чувствуя холодный нос на изгибе шеи, а мальчик сопит, закрывая глаза и прижимаясь к живой батарее, поджимает сухие губы и чувствует крепкую спину ладонями.
– Вить, я устал от всего этого, – голос чуть севший, в квартире тишина. Юра говорит, что Мила работает, и ведёт гостя на кухню, где на столе дышат паром полулитровые кружки, почти как у Отабека.
Они переходят в юрину комнату, где из источников света – одно открытое окно. Плисецкий садится на кровать с ногами, обхватывая ладонями тёплую ёмкость, а Виктор закрывает окно и присаживается рядом. Юра думает, что всё идёт так, как он представлял, но не Алтын прижимает его к себе, не от Отабека тепло. Он чувствует тонкие пальцы в своих волосах и губы на холодной щеке, поворачивает голову, потираясь кончиком носа о чужой, а губы напротив касаются уже его собственных.
Виктор хочет согреть его, Виктор хочет. И он делает то, что желает: обнимает, целует, дарит тепло. И Юра перестаёт чувствовать холод, батареи внутри теплеют, и он не одинок. Он жив и чувствует, впервые за прошедший год.
У Юры в Алматы – Отабек, который не приедет, у Виктора в Хасетсу – Юри, который ждёт, что приедет он. А ещё у Юры Виктор, у которого в Хасетсу Юри, но Никифоров здесь, с ним, и никуда не хочет уходить.
Юре шестнадцать с половиной, и ему надоело ждать Отабека, который не приедет, и он пишет то, что думает, о том, что пора заканчивать играть в эту любовь, из которой ничего не выходит и не выйдет. Потому что Юра чувствует тепло не Отабека. Потому что Виктор ради него отказался от Юри, что ждёт его в Хасетсу, и Юра думает, что им двоим – Алтыну и Кацуки – должно быть, до отвратительного обидно, но он не виноват. Он просто устал. И Плисецкий не хочет думать о них, потому что Витя обнимает и греет собой, замёрзшее тельце. Юра больше не чувствует холода и одиночества, имея любовь жизни, которая, вроде как, тоже его любит.