Тик-так. Тик-так. Часы тихо отстукивают свой ритм. Где-то в нижних комнатах жадно глотают и обсасывают куски мяса гости, которым вскоре суждено самим попасть под поварской нож. Молодая девушка в рваном жёлтом кимоно сидит перед разбитым зеркалом и пытается склеить две половины маски, которую она по неосторожности разбила. Трещина посередине явно не делает ситуацию краше.
Как и предыдущая Леди, новоявленная хозяйка имеет привычку напевать что-нибудь себе под нос. Вот и сейчас, всматриваясь в своё отражение, она мычит песенку, которую знает ещё с детства. Эту мелодию она слышала, когда бегала по потёмкам тюрьмы, слышала, когда сгибалась пополам от голода и слышала, когда однажды к ней в комнату с топором вломился мальчик. Воспоминания о страшном городе, где даже живые люди кажутся мёртвыми, пробирают Леди до костей, и она встаёт со стула, чтобы включить телевизор. Удивительно. Жуткая песенка девушки с ножом странным образом отвлекает от мрачных мыслей. Пам-пам, он разрезал Веронику, пам-пам, он повесил Веронику…
Когда две половинки маски наконец кое-как склеены, девушка потуже затягивает свой пояс, которым перевязано кимоно, и только теперь замечает незваного гостя, стоящего у неё за спиной. Лицо мужчины скрыто тенью его шляпы, но хозяйка прекрасно помнит, что с ней сделал этот высокий человек. И она помнит, кто он.
Взрослые стоят друг напротив друга, не роняя ни слова. Ни Леди, ни Тощий человек до конца не понимают, что им делать дальше. Поздороваться? Но ведь никто не научил их рукопожатию. Объясниться? Но как это сделать, если ещё с детства перед ними никто не извинялся? Попросить прощения? Но никто не рассказал им, что хорошо, а что плохо. Никто не подсказал, как быть взрослыми и не дал детям побыть детьми. И именно сейчас эти самые дети в повзрослевших телах потеряны больше всего.
Тощий человек делает шаг навстречу Леди. Та невольно вздрагивает, но тут же сама подходит ближе. С этого расстояния она уже видит морщины на лице старого друга по несчастью, а он — едва заметную трещину на маске. Вдруг давно забытым, но таким родным движением мужчина небрежно берёт хозяйку Чрева за руку. Свет лампы неприятно слепит глаза Леди, и ей хочется прикрыть лицо руками, как она это делала в детстве, чтобы спрятаться от света фонаря. Девушка сжимает чужую руку сильнее. Она не знает, что видел и через что прошёл Тощий человек, а тот не имеет никакого представления о кошмаре, в котором Леди пришлось жить, лишь бы корабль не сожрал её живьём. Однако оба крепко держатся друг за друга, будто заново переживая боль и ужас, который навсегда остался в их памяти. Им по-детски страшно. Им совсем не по-взрослому хочется обнять друг друга и впервые почувствовать себя в безопасности и тепле. Им, всё ещё детям, хочется хотя бы глазком посмотреть, каково это, когда тебя любят. Но они лишь стоят, держась за руки, и молчат, так и не решаясь что-либо сказать.
Помехи телевизора прерывают тишину. Тощий человек нехотя отпускает руку Леди и, вежливо приподняв шляпу, растворяется в воздухе. Хозяйка несколько секунд смотрит на пустую стену, а после, кивнув экрану электрического ящика, выходит из комнаты на шум в гостиной, где до сих пор идёт пир.
Башня зовёт Моно в туман Бледного города.
Гости хотят ещё больше угощений Шестой.
А часы всё идут. Тик-так. Тик-так...