царская федора

стучит в висках у никиты романовича, хватается князь рукой за ускользающую темноту и открывает глаза, натыкаясь взглядом на персидские подушки да на песенников, жмущихся около выхода из шатра фёдора алексеевича.


громко воют песенники, боясь гнева опричника, и всё смотрят друг на друга. никита романович откидывает голову на мягкие персидские подушки.


— фёдор алексеич! — зовёт царского любимца боярин и тихо выдыхает, когда тёплые пальцы касаются его груди. распахнут на нём кармазинный кафтан, разорвана рубаха, лежит рядом парчовая шапка, а длинные волосы опричника рассыпаны по впалому животу князя. валяется в ногах сорванный кушак. — фёдор алексеич, что делаешь! — испуганно шепчет никита романович.


показываются хитрые глаза змия, смеётся он, облизывая алые губы, и аккуратно припадает поцелуем к шраму на животе князя.


— проснулся, никита романыч? а вы чего замерли? громче! — рычит басманов на песенников, но тотчас же оборачивается ласково к гостю. — а ты лежи, боярин, я сам всё сделаю.


чувствует никита романович, как холодом руки и ноги сковывает, и ахает, когда басманов языком касается члена. раскрыт князь, раскинуты ноги его в разные стороны, он лежит на подушках, а между ног у него опричник, любимец царёв. тот, что в летнике с радостью пляшет перед государем и федорой зовётся. бушуют мысли в голове, но слабо вскрикивает серебряный и снова откидывается на мягкие подушки. песенники воют громче.


двигает головой басманов, стыда не ведая, да стонет, посмеиваясь над одурманенным зельем князем.


— отстань! тьфу! — мычит никита романович, пальцами путаясь в кудрях фёдора алексеевича. горячо становится внизу, приятная нега разливается по низу живота, и стонет князь тихо, чтобы не услышал никто этого срама. — басманов!


— тут я, никита романыч, — отзывается опричник и садится на князя, перекидывая ногу через его крепкие бёдра. откидывает назад кудри, звенит довольно жемчужными серьгами в ушах и хохочет, а затем захлёбывается в громком стоне. — хорош боярин, — вздыхает басманов, весело глядя на гостя, и начинает подниматься и опускаться, тёплыми, почти горячими ладонями лаская холодную грудь князя. — чего молчишь, никита романыч? аль не хорошо тебе? не хорошо тебе, когда я в летнике перед тобой готов плясать? — басманов стонет, смешивая возгласы с демоническим хохотом, а затем наклоняется к серебряному.


боярин лежит и трясётся, теряя себя. горячо ему, жарко, как в адовом котле, а тепло разливается от того места, где соприкасается бесстыжий басманов с его бёдрами, ко всему, что есть в теле его: от макушки русой головы до кончиков пальцев на ногах. словно бредит князь и мотает головой из стороны в сторону, натыкаясь мутным взглядом на испуганных песенников.


— брось! брось, я сказал!


— ах! сейчас, никита романыч! сейчас! только не наказывай меня ты так, ох! — басманов двигается быстрее, лаская пальцами соски князя, наклоняется и горячо целует серебряного в сухие губы, кусает их, лижет, смеётся и что-то говорит прямо в них, а сам тем временем не останавливается. – тише, боярин!


наполнен шатёр спёртым воздухом, стонами, криками, шёпотом, громкой песней, шлепками плоти о плоть. мычит что-то невнятное никита романович, как вдруг замирает фёдор алексеевич, вытягивается аки стрела натянутая и закусывает губу, громко выдыхая.


— эх, никита романыч, легко же тебя провести! — наклонившись, шепчет фёдор басманов и кусает мочку уха князя, оттягивая его. берёт опричник своими нежными руками, которые словно никогда ратного дела не знавшими, член князя и быстро двигает пальцами.


теряет обладание собой серебряный и громко стонет, трясясь. не получается отвратить от себя дьявола, смотрит он на него чёрными глазами басманова и улыбается. жар опаляет всё тело и затихает никита романович, чувствует, как расслабляется тело, не слушается хозяина.


— тише, воры! — гневно кричит фёдор алексеевич на песенников и те мгновенно замолкают. — всё, князь? хорош... — тихо выдыхает опричник и поднимает правую ладонь, всю испачканную в чём-то белом. испуганно смотрит князь на царёва приближённого, а тот ухмыляется да бессовестно облизывает свою руку, глядя прямо на серебряного.


— фёдор алексеич!


молчит всё вокруг. не издают звуков песенники, боясь за жизнь из-за невольного свидетельства такого срама. не отзывается опричник. лишь задыхается боярин, хватается за подушки, пытается прикрыться рубахой.


фёдор алексеевич встаёт, поправляет свой наряд и весело глядит на князя.


— всё, никита романыч. благодарен я тебе, — отвешивая издевательский поклон, хмыкает он.


раздаётся вой в тиши.


— это что?


— на скуратова могиле пёс воет!


— подай сюда лук да стрелу, я научу его выть, когда мы с гостем веселимся.


дрожит никита романович, но мгновенно встаёт.


— постой, фёдор алексеевич. мне в путь пора!


 да надень же сперва опашень, князь.


— не на меня шит, – тихо выговаривает серебряный, распознавая летник, который протягивал ему басманов. – носи его сам, как доселе нашивал.


выходит из шатра князь и слышит, как зловещий хохот стрелами вонзается в его беззащитную спину. только начинает разум князя проясняться.


идёт князь в беспамятстве на могилу максима.