Не ангел я, но врать не буду:
земля ничья, ходи повсюду.
Везде узришь простор вольготный.
Чуждайся лишь тропы болотной.
Михаил Щербаков
Анни сквозь сон увидела какой-то раздражающий блик. Она рефлекторно махнула рукой, отгоняя его, но он не исчез. Что это такое? Костер до сих пор не погас? Или Райнер с Бертольдом еще не спят и поддерживают огонь? Она открыла глаза, не сразу разглядела кострище, которое в темноте казалось просто более черным пятном, чем ночь вокруг. Когда глаза привыкли к темноте, она разглядела Райнера и Бертольда. Они мирно спали, каждый под своим одеялом. Вокруг было тихо-тихо, только где-то далеко ухала ночная птица. Анни смутно помнила, что эта птица называется сова. Густую тьму прореживали тусклые звезды и тонкий месяц. Погода стояла теплая, и воздух казался вязким и плотным, будто перед грозой. Анни села, подтянула колени к груди. Бертольд пробормотал что-то во сне, но не пошевелился.
Пару минут она сидела, замерев и будто прислушиваясь к чему-то. Что же все-таки ее разбудило? Анни стала вглядываться во тьму. Не приснился же ей этот блик или огонек. Ей вроде бы снился Марсель и титан, который схватил его… А огонек выдернул ее из сна. Она огляделась — и вдруг увидела: метрах в десяти от их стоянки блестело что-то яркое, словно крошечное солнце или упавшая с неба звезда. Огонек висел над травой и будто бы плыл медленно-медленно, покачиваясь и подрагивая. Он выглядел живым. Анни подумала, что он похож на мышонка: маленький, юркий, будто бы испуганный, застигнутый хозяйкой в кладовой врасплох. Она откинула одеяло и поднялась на ноги. Райнер, услышав ее движение, заворочался под своим одеялом.
— Ты чего не спишь? — сонно спросил он.
Анни не ответила. Она стояла к нему боком и смотрела на огонек. Вернее, на два огонька. Она упустила момент, когда появился второй. Теперь они кружились в странном танце, будто дразня и заигрывая с ней.
— Эй, Анни, — позвал Райнер. — Ты чего не спишь? Нам полдня завтра идти еще. Ложись спать. До рассвета далеко.
После гибели Марселя Райнер решил, что он теперь главный в их группе. Ни Анни, ни Бертольд не считали его таковым, и он, наверное, это понимал, но все равно вел себя так, будто он тут старше всех и умнее. Он решал, когда пора отдохнуть, где устраиваться на ночлег, где делать костер. Волей или неволей, они молчаливо соглашались с его решениями, а если и начинали спорить, то, скорее, из чувства противоречия, чем из каких-то серьезных соображений. Снова он пытался командовать, и Анни раздраженно бросила через плечо:
— А ты не видишь?
Райнер поднялся и посмотрел туда, куда смотрела она. При виде огоньков — уже трех — он удивленно охнул.
— Это болотные огни! — выдохнул он почти по-детски радостно и вместе с тем испуганно. — Они заманивают путников в трясину. За ними нельзя ходить.
Анни посмотрела на него. Глаза к темноте уже привыкли, и она сумела разглядеть выражение его лица: чуть изогнутые брови, смесь детской радости и животного страха.
— Малыш Райнер верит в сказки, — вяло огрызнулась она.
— Это не сказки! — запротестовал он. — Это правда. Бабушка…
Он осекся и умолк, видя, что его не слушают. Анни сделала несколько шагов в сторону огоньков. Их стало еще больше. Они танцевали. Ужасно хотелось посмотреть на них. Райнер попытался удержать ее, но она отвела его руку и пообещала ее сломать. Она хотела посмотреть на огоньки поближе. Сделав с десяток шагов, она увидела себя посреди ночного поля в окружении плавающих в воздухе огоньков. Это было похоже на картинку из какой-то старой книги, которую в детстве читал ей отец.
— Анни! Анни! — позвал вдруг голос Бертольда.
Она обернулась, но увидела только скопление огней во тьме. Откуда-то далеко доносился уютный звук: потрескивали дрова в костре; но ни пламени, ни мальчиков она не увидела.
— Анни! — снова крикнул Бертольд.
Ей показалось, что крик доносится справа, и она быстро повернула в ту сторону. Огоньки вились перед ней, будто указывая дорогу. Она прошла несколько метров. Ей чудилось, что она видит высокую, долговязую фигуру Бертольда, и кинулась к нему; но это оказалось сухое дерево.
Ладно. Нельзя паниковать. Их учили ориентироваться без карт, и она попыталась сообразить, в какой стороне осталась их стоянка. Или хотя бы — в какой стороне Стена, до которой они планировали дойти завтра к полудню. Всего полдня перехода. Их главная цель так близко, а теперь им придется тратить время на поиски друг друга. Анни проклинала себя за глупое любопытство. Надо было послушать Райнера.
Она повернула, как думала, обратно и пошла к стоянке. Уже через несколько минут стало ясно, что направление не то. Анни сложила ладони рупором и крикнула в ночную тьму:
— Бертольд! Райнер! Ау!
С полминуты она стояла, замерев и прислушиваясь. Ответа не было. В ночи кричала какая-то птица, будто насмехаясь над заблудившейся девчонкой. Анни снова позвала мальчиков и снова не получила ответа. Она напряженно вглядывалась в ночь и старалась идти, как ей казалось, обратно. Под подошвами что-то неприятно хлюпало, ноги в тяжелых ботинках проваливались в мягкую влажную траву почти по щиколотку.
Прошло около часа. Она брела по болоту. Болото! Когда они остановились на ночлег, осмотрели местность и обнаружили небольшое болотце. Но это болото было огромным. То и дело ей попадались длинные тонкие деревья, уродливые и неживые, с серыми стволами. Она видела их очертания в темноте. Иногда ей казалось, что это не деревья, а руки, тянущиеся к ней. Понизу плыл белесый туман, впереди маячили злосчастные огоньки.
Анни не боялась ни животных, ни людей, ни титанов, но сейчас ей было так страшно, что зубы стучали. Она шла и шла, уже не заботясь о направлении. В худшем случае она выйдет к морю, доберется до дебаркадера, к которому причаливали суда Марли, дождется там корабля и объяснит, что с ней случилось. Стыдно провалить миссию. Может, ее даже… Ее титана решат раньше срока отдать другому. Но лучше это, чем тьма вокруг, хлюпающая влага, неприятно хрюкающая при каждом шаге, золотые огоньки, сковывающий холодом страх, белесый туман под ногами. Время от времени она останавливалась, кричала в темноту. Отвечали ей только ночные птицы.
Она устала, хотела пить и плакала, даже не замечая бегущих по щекам слез. Ноги путались, каждый шаг давался все труднее. По ее подсчетам, она блуждала уже несколько часов. Однако небосвод над головой совсем не изменился. Месяц висел там же, где и был, когда она проснулась. Или так только кажется? Анни быстро считала: сейчас лето, светает рано, часа в три или четыре, а проснулась она, наверное, около полуночи, значит, сейчас должен быть уже рассвет, почему же все еще так темно, почему?
***
Райнер несколько раз позвал Анни, но та даже не обернулась, будто не слышала. Он на мгновение отвернулся, услышав, как шевельнулся во сне Бертольд, а когда снова посмотрел туда, где блестели болотные огни, ничего не было. Анни исчезла вместе с ними.
Он быстро растолкал Бертольда.
— Чего тебе? — бормотал тот, неохотно садясь.
— Анни… Анни ушла и…
— Может, ей надо было… — Бертольд зевнул. — Который час? Чего не спишь?
Райнер посмотрел на небо.
— Не знаю, — сказал он, — полночь, наверное. Может, час. Какая разница? Надо Анни найти!
Бертольд тряхнул головой и встал на ноги. Он еще не совсем проснулся и соображал плохо.
— Может, она по нужде ушла? — неуверенно сказал он. — Неудобно получится, если…
— Нет!
Райнер потер лоб и быстро рассказал про болотные огоньки.
— Она сказала, что хочет посмотреть. Я отвернулся на секунду, а когда опять туда посмотрел…
Бертольд сказал, что надо снова развести костер: если Анни заблудилась, она может выйти на огонь. Потом он сложил ладони рупором и несколько раз позвал ее по имени. В ответ раздалось только уханье ночной птицы. Бертольд снова позвал Анни. Несколько минут они стояли, напряженно прислушиваясь. Ответа не было.
Райнер разжег костер. Его пламя немного успокаивало. Анни — умница, она сообразит, что надо идти на огонь, и вернется. Не могла она уйти далеко. Не могла заблудиться. Даже ночью. А может, Бертольд прав? Мало ли, зачем девушка может уединиться, пусть и ночью. А ориентируется она хорошо. На ночных тренировках в лесу всегда показывала отличный результат. Райнеру до нее как до Луны в этом. Он как-то заблудился, потому что думал, будто стрелка компаса всегда указывает на юг, а не на север. Если бы Марсель тогда не нашел его… Ох, как над ним смеялись потом. Даже марлийские офицеры прятали ухмылку за сигаретами.
Гибель Марселя лежала на сердце Райнера тяжелым грузом. Он считал себя виноватым, <i>виновным</i>, и его спутники тоже так думали. Ни Бертольд, ни Анни не говорили ему об этом, но обвинение висело в воздухе, проникало в легкие и под кожу, в кровь. Это он, глупый и слабый Райнер, должен был сгинуть в пасти титана, а не Марсель, умный, сильный, талантливый и заботливый Марсель. А теперь и Анни… Он должен был удержать ее. Крепко схватить за руку. Остановить. Она бы ударила его, конечно, но лучше ходить с расквашенным носом и заплывшим глазом, даже со сломанной рукой, чем потерять товарку. Он думал не о том, что с ее исчезновением миссия провалена — было страшно от мысли, что с ней случится что-то плохое.
Несколько минут они с Бертольдом сидели у костра и молчали. Анни не возвращалась. Вокруг — только ночь и тишина. Бертольд смотрел на огонь, отблески пламени ложились на его щеки и делали его похожим на Колоссального. Говорят, внешний вид титана всегда связан с внешностью шифтера. Но тогда Пик Фингер — самая уродливая женщина в мире, а это точно не так.
Бертольд вдруг поднял голову и произнес:
— Это что за чертовщина?
Райнер проследил его взгляд. Болотные огни вернулись. Их было пять. Они крутились, будто танцуя, вырисовывая замысловатый узор.
— Это болотные огни, — тихо сказал Райнер. — Анни…
— Так это они увели ее?.. — спросил Бертольд и поднялся.
Высокий, долговязый, с вытянутым лицом и красивыми коровьими глазами, он и правда очень походил на своего титана, словно был рожден, чтобы стать его носителем. Райнер некстати подумал, что в нем-то никто никогда не увидит сходства с Бронированным.
— Не ходи за ними, — сказал Райнер, тоже поднимаясь.
— Почему? Они приведут нас к Анни. Она же за ними ушла. Ты сам сказал.
— Да, но…
— Вот и заткнись.
Обычно вежливый, Бертольд Гувер не позволял себе подобных слов. «Помолчи, пожалуйста», — говорил он обычно. Наверное, он очень волновался за Анни и забыл о своей обычной манере говорить, вот его и занесло. Кое-кто в казармах болтал, что Бертольд влюблен в Анни. Чушь. Кто будет влюбляться, зная, что впереди только тринадцать лет жизни? Что вам не разрешат пожениться и завести детей? Да военное начальство рассмеется, узнав про решившую пожениться парочку шифтеров, а потом еще прикажет всыпать плетей или чего похуже. Так что в эти слухи Райнер не верил. Не надо быть влюбленным, чтобы волноваться за члена экспедиции.
— Бертольд, — сказал Райнер. — Это болотные огни. Они заманивают людей в трясину. Некоторые верят, что можно найти клад, если пойти за ними, но это неправда. Человек идет за ними и пропадает. Не в болоте, так в яме или в речке… в лапах дикого зверя… Мы должны…
Бертольд резко повернулся к нему. Чтобы смотреть Райнеру в глаза, он согнулся чуть не пополам. Его красивые глаза сверкали, отражая пламя костра.
— Что мы должны, Райнер?! — зло выдохнул он. — «Мы» уже ничего не должны! Ты предлагаешь сидеть тут до утра?! Или отправляться за Прародителем вдвоем? Из-за тебя уже погиб Марсель, теперь пропала Анни. Если мы ей не поможем, кто поможет?! И не надо мне рассказывать сказки! Пугать меня! Мы пойдем туда, куда шла она, и найдем ее.
— Бер…
Договорить Райнер не успел. Кулак Бертольда проехался по его лицу, из носа потекла кровь. Кости под кожей пронзило болью. На мгновение Райнер задохнулся. Едва оправившись, он вернул удар. Они покатились по земле. Между ударами слышалось: «Надо придумать другой план!» — «Надо идти за огнями!»
Когда оба выдохлись и сидели на земле, чтобы отдышаться, они вдруг услышали, как кто-то кричит. В крике можно было разобрать их имена. Бертольд вскочил и закрутил головой. Закричал в ответ. Снова послышался женский голос:
— Бертольд! Райнер! Ау!
— Ау! Анни!
— Ау! Бертольд! Райнер! Ау!
Голос доносился издалека, и трудно было понять, где находится Анни. Бертольд, не слушая возражения Райнера, пошел на голос. Райнеру же казалось, что он слышится с другой стороны. Он снова попытался удержать Бертольда, но тот только отмахнулся от него.
— Стой! Там болото! — крикнул Райнер с отчаянием в голосе. — Мы же осматривали окрестности вчера! Бертольд! Там болото! Хоть фонарь возьми!
Его не слушали. Бертольд шел к танцующим болотным огням и не видел и не слышал ничего вокруг. Райнер побежал за товарищем, схватил его за плечо и тут же согнулся от сильного удара под дых. Перед глазами запрыгали звездочки. Он жадно хватал ртом воздух. От боли он на мгновение перестал понимать, где находится.
Бабушка, которая рассказывала маленькому Райнеру сказки о болотных огоньках, часто повторяла, что людей эти самые огоньки гипнотизируют и заставляют идти вперед, уводя, заманивая в самые опасные места. Тогда Райнер не верил ей. Это же просто комочки света, как они могут гипнотизировать? Да и сказки это все. Однако теперь, когда обычно разумные Бертольд и Анни ушли за огнями, он думал, что это правда: огни заманивают путников. Райнер кое-как оправился от удара и поднял голову. Он увидел перед собой долговязую фигуру Бертольда, удаляющуюся от него; вокруг уходящего вились огоньки, будто мухи над тазом с вареньем. Их было так много, что Бертольд будто бы растворялся в их сиянии.
Райнер позвал его снова, но это было бесполезно.
***
Анни сидела на полусгнившем бревне и плакала. Она никогда не была плаксой, даже в раннем детстве, но страх, холод и усталость доконали ее. Она шла так долго, так бесконечно долго. Целую вечность. Она думала обратиться и титаньим зрением осмотреться, но кольца с шипом ни на пальце, ни в карманах не обнаружилось. Оно пропало. Почва под ногами становилась все более мокрой, вода уже лилась в ботинки. От этого на ногах тут же появились мозоли, и идти становилось все труднее. Она обессиленно упала на бревно и заплакала. Ей хотелось согреться. Поесть. Завернуться в одеяло и смотреть на огонь костра. И почему она не послушала Райнера? Он же пытался ее остановить.
— Дура, — сказала она самой себе.
Конечно, дура. И что будет с отцом, если она сгинет здесь? Мальчики наверняка ищут ее, но найдут ли? Этот остров оказался таким огромным, они этого не ожидали. И что ей делать утром, когда проснутся титаны? Ночью безмозглые титаны почти не двигаются. В случае чего от них можно будет просто убежать. Но днем, под солнечными лучами, они становятся сильными и опасными. Без кольца она не сможет превратиться и защитить себя. Она пробовала прокусить палец, но ее только затошнило от боли. Кровь не выступила. Она не сообразила взять со стоянки фонарь и нож, хоть что-то из вещей. Анни думала, что отойдет в сторону буквально на минуту. Теперь она сидела и не знала, что ей делать.
Ночная тьма полнилась самыми разными звуками. Если раньше Анни слышала только ночную птицу, теперь она знала, что птица не одна, слышала скрип деревьев, шум ветра, хлюпанье болота. Слышался стрекот насекомых, шуршали в траве мелкие грызуны. Еще ей мерещился будто бы шепот. Словно ее звал кто-то. Она не знала, правда ли она слышит это, или ей так кажется. Своим она больше не кричала: голос охрип, горло саднило, и крик выходил еле слышным. Впервые в жизни она чувствовала себя такой маленькой, потерянной, одинокой.
Порыв ветра растрепал ее челку, и Анни поднялась на ноги. Надо идти дальше. Нельзя сидеть на месте. Все ее вымуштрованные за годы тренировок инстинкты кричали об опасности этого места. Ей необходимо вернуться к чему-то ясному, знакомому, однозначному. Дебаркадер на берегу, костер на стоянке, место, где они поставили наспех связанный крест в память о Марселе, стены, возведенные демонами Парадиза, — это были точки, существующие в пространстве, твердые, настоящие, а все вокруг сейчас казалось ей чем-то вроде картинок, которые можно увидеть, когда включают волшебный фонарь. Анни не верила в сказки даже в детстве. Когда ее отец читал или давал ей книгу с историями о феях или говорящих животных, она, конечно, внимала этим историям, но ей было скучно. Ну какие феи? Если они и существовали когда-то, то давно исчезли. Принцессы, запертые в башнях, вызывали у нее злость и глухое раздражение. Она бы не сидела у окна целыми днями, ожидая, что кто-нибудь ее спасет. Она бы так накостыляла этому дракону или злому колдуну, неделю бы зубы собирал. Если бы осталось чем. Но сейчас мир вокруг больше всего походил именно на сказку. И в счастливый финал Анни не верила.
Мысли и воспоминания о детстве, об отце немного привели ее в чувство. Анни попыталась оглядеться. Небо заволокло тучами. Стало совсем темно. Поднимался ветер. Где-то далеко прогремел гулкий раскат грома. На лицо Анни упали дождевые капли. Только этого не хватало.
Она шла, не разбирая дороги, ветер и дождь хлестали ее по лицу. Несколько раз она споткнулась и только чудом не упала. Сверкнула молния, разрезав черное небо, и Анни увидела перед собой высокую фигуру в лохмотьях. Фигура, скорее всего, была деревом, обросшим повиликой, но Анни так испугалась его силуэта, что отскочила в сторону, снова споткнулась, не сумела удержать равновесия — и тут же стала проваливаться куда-то вниз. Не сразу она поняла, что тонет. Не в воде. В грязи. Трясина.
Анни подняла голову, потянулась всем телом вверх, туда, где начало появляться сереющее перед рассветом небо. Ноги будто кто-то обхватывал сильными пальцами. Анни смогла поднять и вытащить из трясины правую руку, но левая даже не пошевелилась, придавленная водой и грязью.
Их учили, что, если попадешь в трясину, надо лечь на живот. Анни попыталась выполнить этот трюк, но стало только хуже. Порыв ветра кинул ей в лицо грязь, и та попала в рот и нос. Анни закашлялась. Трясина противно пахла. Запах был такой сильный, что у нее слезились глаза. Снова сверкнула молния, на мгновение стало светло как днем. Анни все-таки вытянулась вперед, будто собиралась плавать, ухватилась рукой за кочку. Попробовала подтянуться к ней. Но кочка оказалась мягкой и под весом руки провалилась. Анни ухватилась за соседнюю. Ей удалось «подплыть» чуть ближе, наверное, на пару миллиметров. Ее рука нащупала и вцепилась в торчащий из земли корень. Еще немного. Деревья не растут в трясине. Дерево — это спасение. Под ним твердая земля. Надо только сделать еще усилие. Совсем немного. Надо только…
Анни все еще чувствовала, что ее что-то держит за ноги. Она подрыгала ногами, с одной свалился ботинок, а вторая будто бы застряла где-то. Она чувствовала, как под штаны, под толстовку и даже под белье пробирается что-то липкое, вонючее. Она попробовала подтянуть себя ближе к берегу, но корень треснул в ее руке, осыпавшись гнилой трухой. Трясина заливала ее по подбородок.
— Папа, папа… — прохрипела она прежде, чем трясина поглотила ее.
Она еще раз бросила взгляд на берег и увидела веселые болотные огни.
***
Бертольд шел за огнями. Они такие красивые. Неудивительно, что Анни они понравились. Какой бы суровой и холодной она ни казалась, все-таки любила разные красивые вещи, приятные мелочи. Как-то на тренировке в лесу она набрала букет голубых цветов. На взгляд Бертольда, цветы были невзрачные, скучные, но Анни их нюхала и прижимала к груди. Ей они нравились. В другой раз он видел, как она гладит бездомного котенка. А потом он узнал, что Анни тайно носит ему котлеты. Элдийских воинов кормили сытно, но невкусно и однообразно. Рыбные котлеты Анни ненавидела. Она прятала их, завернув в салфетку, в рукавах толстовки и относила котенку. Бертольд не знал, куда потом котенок делся, но точно делся: Анни перестала прятать котлеты и пару дней выглядела более мрачной, чем обычно.
Он шел быстрым шагом, чуть согнувшись и глядя под ноги. Огни вились вокруг его головы, будто светящиеся мошки. Бертольд то и дело останавливался, всматривался в землю под ногами. Ему казалось, что он видит следы от ее тяжелых ботинок. Он шел по этим следам и думал, что вот-вот нагонит пропавшую товарку. Зря, конечно, он поругался с Райнером. Анни может быть ранена, без сознания. Вдвоем было бы легче ей помочь. Бертольд и один ее унесет, но лучше иметь в таком деле под рукой второго человека. Если она еще жива. Только бы она была жива. Только бы…
Бертольд остановился. Перед ним, насколько хватало глаз, простиралось болото. Луна светила ярко, и можно было разглядеть сухие деревья с серыми стволами, зеленую ряску. На картах, которые им выдали перед отъездом, болото было обозначено только одно — совсем небольшое, нетопкое (их в этом уверяли). Возле него они и остановились на ночлег, чтобы утром обойти его и вдинутья к стенами напрямик. Вечером они даже ходили посмотреть на него, сверить местность с картами. Бертольд точно помнил, что болотце, по их подсчетам, было всего несколько десятков метров в длину. А это болото было огромным. Конечно, Парадиз не так хорошо изучен, да и они могли быть невнимательны, но не заметить такого размера болото!
Он понял, что нужно идти обратно. Однако когда он повернулся, увидел, что земли, по которой он шел, не было. Вокруг простиралось болото. Бертольд стоял, глупо крутя головой, будто щенок, впервые увидевший человеческое жилье. Он мог бы превратиться. Колоссальный пройдет по любому водоему. Даже по дну морскому. Но Анни? Куда она могла уйти? Где ее искать? В форме титана он может случайно попросту наступить на нее, не заметив в темноте. И что, если огни увели ее в другое место? Возможно, она тоже стоит на островке твердой земли и пытается выбраться. Бертольд сложил руки рупором и закричал:
— Анни! Ау! Где ты?
Его голос прокатился над болотом и затих. Где-то наверху хлопнула крыльями птица. Бертольд перевел дыхание и снова позвал Анни. В этот раз до него донеслись слова:
— Бертольд! Помоги!
Голос был совсем тихим, в нем слышались слезы и отчаяние. Бертольд заозирался, гадая, как ему идти. Луна скрылась за тучами, и видел он уже не так хорошо. Все-таки, нечеловечески напрягая зрение, он разглядел чернеющие кочки, по которым и двинулся на голос. Он шел медленно, опасаясь упасть. Минут пять ему потребовалось, чтобы дойти до места, где под ногами ощущалась твердая почва. Странное дело, пейзаж вокруг как будто бы менялся, подстраиваясь под путника. Так не бывает. Просто темно, а темнота искажает восприятие. Вот и все. Бертольд споткнулся о корягу и упал, больно ушиб колено. Поднявшись, все еще потирая, как маленький ребенок, коленку, он увидел сидящую на поваленном дереве девушку с длинными светлыми волосами. Вокруг ее головы вились болотные огоньки. Она расчесывала волосы и тихо пела. Слова Бертольд разобрать не мог. Язык был вроде бы знакомый, но какой-то другой, словно кто-то поменял местами буквы в знакомых с детства словах. Голос у девушки был приятный, он будто обволакивал, убаюкивал. Бертольд кашлянул. Девушка не обернулась. Однако она замерла, гребень блеснул драгоценными камнями в лунном свете.
— Простите, — выдавил Бертольд. — Я… Моя подруга, она…
Девушка вдруг повернулась к нему лицом. Рот у нее был ярко-красный, будто измазанный в крови. Глаз и носа у нее не было вовсе. В свете летающих вокруг ее головы огоньков выглядело жутко. Бертольд попятился. Девушка рассмеялась. Она хохотала так, что ее смех громом прокатился над болотом. Тут же хлынул дождь, сверкнули молнии, загремел гром. Девушка поднялась с дерева и — мимо Бертольда пролетела сова, задев его по лицу крылом. От неожиданности он отскочил в сторону и соскользнул одной ногой в болото. Ботинок тут же наполнился водой и грязью, стал тяжелым. Бертольд поторопился схватиться за дерево, росшее на берегу, в свете молний он его отчетливо видел, но пальцы схватили пустоту.
Ему казалось, что он падал ужасно долго. Час. Не меньше. А то и все два. Ветер обдавал лицо, прорезал кожу на скулах. Ноги и руки будто бы больше не принадлежали Бертольду: они свободно болтались в воздухе. Однажды они с Райнером сидели на краю крыши и от нечего делать кинули вниз случайно найденную тряпичную куклу. Она смешно колыхала конечностями, но упала так быстро, что они толком даже не разглядели ее полет. Теперь Бертольд был тряпичной куклой. Он падал и нелепо колыхал конечностями.
«Это все? — пронеслось у него в голове. — Это смерть? Вот так просто? Даже не в бою?»
На самом деле, конечно, он падал не так долго. Одно мгновение. Когда болотная вода залила рот и нос, он попробовал откашляться, сумел поднять голову над водой, но что-то тянуло его вниз, крепко держа за ноги и плечи. Он услышал, как над ним в небе разнеслось уханье ночной птицы. Дождь бил его по запрокинутому лицу. Было больно, когда тяжелые капли попадали по векам. Запоздало Бертольд подумал, что надо бы достать нож и превратиться. Нож лежал в кармане, но сковавшая его сила не давала туда залезть. Бертольд пошарил ладонью по бедру, надеясь нащупать лезвие. Глупо. Никто не будет совать нож без ножен в карман. Он попытался дернуться, вырваться из хватки неизвестной силы, но только увяз в болоте еще сильнее. Он все больше погружался в трясину, дышать было уже нечем. Вдруг ему показалось, что он увидел Анни. Она была совсем близко. В ее глазах стояли слезы. Лицо было заляпано черной грязью. Губы беззвучно шептали что-то. Бертольд не мог на это смотреть и прикрыл глаза. Самой последней была мысль об отце.
***
Райнер не был уверен, что поступает разумно, но сидеть на месте не мог. Он быстро подхватил самое необходимое: фонарь, флягу с водой, отломил от дерева толстую ветку, чтобы опираться на нее при ходьбе. Он хотел предложить Бертольду спокойно, по возможности не обращая внимания на огоньки, пойти по следам Анни. Но Бертольд не захотел его слушать. Они никогда не воспринимали его всерьез. Он слабый, он глупый. Если бы он был таким же, как покойный Марсель! Райнер, однако, не был уверен, что сумел бы спасти товарищей, если бы они послушали его, но теперь уже не проверишь, не узнаешь. Насколько он мог судить, времени с исчезновения Анни прошло не так много. Может, полчаса. Не больше.
Он поджег жгут в фонаре и медленно пошел, вглядываясь в следы на земле. Видно было плохо, но он все-таки разглядел маленький след Анни и огромный — Бертольда. Поначалу Райнер решил, что задача не такая сложная, как он думал. Но вот он дошел до места, где цепочки следов раздваивались: следы Анни вели направо, следы Бертольда — налево. Справа клубился белесый туман. Слева простиралось огромное болото. Райнер помотал головой. Это невозможно. Они обходили эти места вечером, и ничего подобного тут не было. Темнота часто обманывает, но тут явно что-то другое. Райнер никогда не задумывался, верит ли он в какие-то потусторонние силы. Многие военные суеверны, но ему не доводилось среди них видеть истинной религиозности или интереса к предсказаниями по линиям на руке. Да и разговаривать о таких вещах было не принято. Так что Райнер понятия не имел, что делать при столкновении с нечистой силой.
Пока он размышлял об этом и о том, по чьим следам идти, пошел дождь. Райнер двинулся вправо. Белесый туман неприятно холодил ноги, дождь и ветер хлестали по лицу, фонарь погас. Вспыхивали молнии, и в их свете Райнер кое-как разбирал дорогу.
Вдруг из темноты, громко ухая, вылетела сова и врезалась в Райнера. От неожиданности он вскрикнул, отскочил в сторону и свалился в яму с водой. Палку из рук он не выпустил и выбрался, опираясь на нее. Тут же его окутало холодом. Он быстро стянул рубашку и штаны, выжал их, насколько было возможно под дождем, и надел. Действие не имело смысла, но он не думал об этом. Ощупывая дорогу впереди палкой, он медленно шел по тропе. Что-то неприятно булькало и хлюпало в воде время от времени, и Райнер каждый раз вздрагивал и крепче сжимал палку.
Он не знал, сколько шел так. По тому, как ныло тело, гудели ноги — не меньше двух или трех часов. Но если так, должно уже светать, а небо черное, как чернила. Райнер подумал, что, если он сгинет здесь, мама останется одна. Про отца он даже не вспомнил. Остановившись, чтобы отдышаться, он крикнул в темноту:
— Анни! Бертольд! Ау!
Ветер подхватил его крик, но никто не ответил. Будто смеясь над ним, прокричала что-то неизвестная птица. Райнер вытер мокрый лоб и двинулся дальше. Чтобы не потеряться во времени и сосредоточиться на чем-то, кроме дождя и ветра, он начал считать про себя: раз, два, три, четыре… Пятьдесят девять, минута. Снова: раз, два, пять, десять, сорок, пятьдесят. Две минуты. Это не помогало. Ноги промокли, идти стало тяжело. От палки на ладонях остались занозы.
Он шел и шел. Время от времени он останавливался и кричал в темноту, но никто не откликался. Ему казалось, что он один во всем мире. Ветер утих, дождь едва накрапывал. Потихоньку начинались предрассветные сумерки. Райнер вышел на поляну, окруженную стеной деревьев. Трава была мягкая и так и манила прилечь и забыть обо всем. Райнер обессиленно сел, прислонившись спиной к дереву. Ноги ныли и гудели. Он стянул ботинки, размотал портянки и ощупал свои ступни. Мозоли. Он нащупал пальцами слезшую кожу, почувствовал пузырь с жидкостью внутри. Никто не мог его услышать, и Райнер от души выругался теми словами, которые слышал только от марлийских офицеров.
Кто-то рассмеялся. Райер огляделся. На поляне, шагах в десяти от него, сидела девушка. Она расчесывала длинные светлые, почти белые волосы и смеялась неприятным, неестественно громким смехом. Райнер замер. Он знал, что на Парадизе за пределами стен людей быть не может. Кто это такая? Он обулся, встал и сжал в руках палку. Райнер замер, гадая, что теперь делать. Эта девушка не человек, он точно знал это. Но… Кто она? Как попала сюда? Жителей Парадиза называли демонами, но едва ли кто-то <i>действительно</i> так считал. Та, кого он видел сейчас, похоже, была таковой.
Пока он размышлял, девушка встала и обернулась. В предрассветных сумерках Райнер увидел ее лицо: кроваво-красный рот и — больше ничего.
Тогда Райнер сделал единственное, что мог. Он достал нож и полоснул ладонь. Обратившись, он побежал вперед, не разбирая дороги. Под тяжелой ступней что-то хрустнуло. Он побежал дальше. В форме титана кричать он не мог, но надеялся, что Бертольд и Анни увидят его издали. Если они еще живы. Только бы они были живы.
Он бежал вперед, не думая ни о чем, не выбирая направления. Когда солнце уже поднялось над горизонтом, силы начали иссякать. Оставаться в форме титана становилось все тяжелее. Он вылез из-под брони. Тело ныло и горело, будто после тяжелой тренировки. Райнер огляделся по сторонам и понял, что вернулся на стоянку. Кострище было еще теплым, тлели угольки, будто ночью не шел дождь. Три одеяла и рюкзаки лежали там, где их оставили. Райнер обошел стоянку, сложил аккуратно вещи. Потом он развел костер. Его трясло от усталости и всего пережитого. Выпив чаю и съев пару галет, он обошел болотце, которое они уже осматривали накануне. Оно выглядело самым обычным. Уже возвращаясь к стоянке, он вдруг заметил что-то в высокой траве. Райнер сразу понял, что увидит, если подойдет поближе, но надо было убедиться.
Они лежали рядом, взявшись за руки, будто потерявшиеся брат и сестра из детской сказки про злую ведьму, которая жила в доме из леденцов. Их лица покрывала грязь, а волосы еще были мокрыми. Они смотрели в небо широко раскрытыми от ужаса глазами.
Он нарвал лапника в лесу и укрыл тела товарищей. Надо было бы их похоронить, но он так устал за эту безумную ночь, что у него не хватало сил копать яму. Он долго потом сидел около них и плакал. Он остался один, совсем один во всем огромном мире. Маленький, глупый Райнер Браун, слабак и неумеха, он был совсем один.