Лань Ванцзи был прекрасным воплощением всего, что Вэй Ину, по мнению брата — и всего состава учителей — было никогда не достичь ни в этой жизни, ни в следующей.
Холодный, прекрасный, возвышенный, недостижимый, прилежный во всем до зубного скрежета, правильный и… совершенно занудный.
Вышколенный по семейным правилам, скромный на вид, но, по мнению Вэй Ина, тот еще позер и щегол. Расхаживает, весь такой правильный, и мантия на нем не мнется — ни единой складочки, и нет, это не потому, что Вэй Ин пялился, на, предположительно, задницу школьного старосты.
Не вина Вэй Ина, что это невероятное безобразие так и манит, чтобы его растормошили. Подергали, вывели на эмоции. Ярость на чистом лице — ни единого подросткового прыщика, совершенно несправедливо — была особенно будоражащим событием, после которого Вэй Ин мог еще пару дней ходить довольным собой, и сверкать, как начищенный котел. Брат скалился, бухтел, как старый трактирщик, но исправно помогал в очередном плане «Выведи Лань Чжаня из себя, он там засиделся».
Вот и сейчас, накладывая чары на порнушку, он вспоминал все нецензурные слова, что были в наличии, и поливал ими Вэй Ина.
— Почему, блять, опять это делаю Я?
— Ох, Цзян Чэн, мою палочку же отследят. А ты вроде как и не при чем.
— Ага. Как в тот раз, да?
— В тот раз я не виноват! Кто знал, что расписание поменяют, и на патруле будет Лань Чжань, а не павлин, а?!
— Ты геморрой на мою голову.
— Ах, глупый брат, геморрой не имеет к голове никакого отношения. — Вэй Ину пришлось уклоняться от летящего в него учебника трансфигурации, который им, по сути, не являлся.
План был безупречный. Осталось только подменить учебник несравненного школьного старосты. И непременно перед занятием, потому что, во-первых, пересекались они редко, во-вторых с Лань Чжаня станется повторять лекции утром, днем, ночью и перед каждым уроком. Это же Лань Чжань.
А план состоял в том, чтобы не просто смутить Светоча Добродетели, но и заставить его сесть на так удачно последнее свободное место к другому ученику, который может поделиться учебником. И это совершенно случайно окажется Вэй Ин, потому что Не Хуайсан — сосед Вэй Ина, совершенно случайно именно на уроке трансфигурации направился в лазарет, мучимый желудком. А сосед Лань Ванцзы второй день сращивает кости после последнего матча по Квиддичу. Вот это у Вэй Ина вышло действительно случайно, но грех не воспользоваться такой возможностью.
В коридорах школы ученики снуют, вертятся, галдят, как загнанные в коробку Пикси. Носятся между кабинетами, кутаются в мантии, роняют учебники, тренируют заклинания на однокурсниках. Эта какофония стала такой родной за шесть лет, что думать о том, что еще год — и все, не хочется совсем. Доучиться этот курс, затем седьмой — последний. И с большинством этих людей он уже не увидится.
Не будет толкучки у трибун поля для квиддича, полных уюта посиделок в общей гостиной, разбитых горшков в теплицах мадам Стебель, отработок у профессора Слизнорта, и холодного золотого взгляда старосты тоже не будет.
О последнем Вэй Ин даже думать боялся. Потому что стоит подумать, так тут же приходит осознание, как же сильно он будет скучать. А потом и неизменно понимание того, как же сильно он привязался к Лань Чжаню.
Обед проходит в радостном волнении и предвкушении пакости. Брат благоразумно держится подальше — тем более что у Хаплпаффа сейчас ЗОТИ, а у него смежная с Рейвенкло трансфигурация. Вэй Ин старается не привлекать к себе внимания, но этим, кажется, отпугивает от себя даже гриффиндорцев.
Впереди уже неспешно вышагивает высокая фигура в настолько идеально выглаженной мантии, что кажется, она из металла, а не из ткани. По спине смолой стекают волосы — и они сливались бы с черной мантией, если бы не блестели так, что хоть очки надевай, не то ослепнешь. Он на эти волосы что, масла вылил? С него, с Лань Чжаня, станется.
— Лань Чжань! Лань Чжань, постой, погоди же!
Староста на мгновение останавливается, прислушивается, но потом продолжает идти в сторону кабинета, будто и не слышал ничего. Злится. Снова.
— Лань Чжань, эй, поздоровайся со мной! — Вэй Ин подбегает к объекту шалости и хватает того за плечо, наконец останавливая.
— Отпусти. — не говорит, цедит слова, как будто каждая буква, обращенная к Вэй Ину, лично оскорбляет старосту.
Именно потому, что Лань Чжань старается смотреть куда угодно, только не на главную головную боль всего преподавательского состава, этой самой головной боли удается незаметно применить заклинание замещения, и вот в кармане у самого прилежного ученика уже не учебник трансфигурации, а замаскированная порнушка.
Прозвенел колокол, Лань Чжань вырвал плечо из чужой хватки и спешно направился в аудиторию — потому что он не бегает, ага — не замечая гаденько хихикающего Вэй Ина.
***
Шею заливает румянец, лицо холодеет еще больше, чем обычно, пальцы судорожно сжимают корешки книги, а затем со злостью захлопывают — Вэй Ин ловит жадно абсолютно каждую мелочь.
Вот золото-взгляд окидывает кабинет — Вэй Ину приходится быстро уткнуться в свою сумку и притвориться, что ищет перо, чернила, неважно, лишь бы не заподозрил.
Хотя какое там. Его уже спалили и гневный взгляд прошивает затылок так, что от копчика вверх бегут не мурашки — молнии.
Профессор Макгонагл удивленно спрашивает, где же учебник мистера Лань. На что тот честно отвечает, что без понятия, где теперь его учебник. Уйти на поиски и пропустить урок — это то, что Лань Чжань не может себе позволить. Поэтому он идет к единственному ученику, кто сидит сейчас без пары. К Вэй Ину — который нутром ощущает, как староста линчует его в своих фантазиях, упиваясь криками агонии. Романтика.
Староста опускается на соседний стул, его взгляд обещает все муки ада, но предъявить он ничего не может, потому что нет доказательств вины конкретно Вэй Ина.
А то, что он сидит, как кот, объевшийся сметаны, так это просто день хороший, морозный, и снег за окнами валит хлопьями, и обед вкусный, да. И самый красивый и невозможный староста сидит с ним за одной партой на уроке трансфигурации. Совершенно и абсолютно случайно.
Прекрасный день.
Вэй Ин сердобольно делится учебником. Жаль, бесконечно жаль, что сегодня не практическое занятие, но нельзя получить и Лань Чжаня на расстоянии руки и возможность покрасоваться и посоперничать с ним одновременно.
Урок идет совершенно обычно, мерный голос профессора объясняет, как превратить штору в дерево, при этом не превратив в бревно себя, на фоне перья скребут по пергаменту. Иногда слышны перешёптывания, шуршание мантий, стук крышек чернильниц, в воздухе витает запах пыли, книг, чернил и лично для Вэй Ина — легкий аромат сандаловых благовоний. (И, если кто-нибудь скажет ему, что видел, как Вэй Ин в одной из лавок Хогсмита перенюхал все склянки с маслами в поисках того самого запаха — он будет все отрицать и, вероятно, убьет свидетеля, а затем и себя.)
Староста в сторону Вэй Ина не смотрит. Сидит настороженно, напряженный, как сжатая пружина — скажи слово и выстрелит. Ждет.
Вэй Ин достает из кармана заранее сложенную бумажную лягушку. Она от легкого невербального заклинания оживает, спрыгивает бесшумно. Вэй Ин не смотрит в ее сторону, чтобы не привлекать внимания. Слева слышится шуршание мантии — Лань Чжань нагибается и снимает бумажную лягушку со своего ботинка, прячет в карман.
Вэй Ин невольно возвращается в первые несколько лет обучения и их знакомства. И да, он признает теперь, что некоторые его розыгрыши, жертвами которых становился этот невозможный человек были слишком жестокими. Лань Чжань реагировал, как и любой тихий и застенчивый ребенок — обижался и плакал, как ему рассказал Безголовый Ник на третьем курсе. Вэй Ин никому об этом не рассказал, но с тех пор он тщательно дозировал свои подначки, только для того, чтобы вывести на эмоции, но не довести до слёз этого очаровательного тихого мальчика.
Однако, совсем уж тихим и правильным Лань Чжаня назвать было бы ошибкой, ведь разбитому носу на четвёртом курсе Вэй Ин был обязан именно нынешнему старосте. В тот год они вообще частенько поколачивали друг друга.
На пятом курсе Вэй Ин отправил на Рождество Лань Чжаню подарок — коробку маггловских сладостей. Не подписал отправителя специально, но прокололся в другом — отправил подарок семейным филином Цзянов. Поэтому после праздников его, удивленного, поймал Лань Чжань и поблагодарил за подарок, отчетливо пряча что-то за спиной он выглядел взволнованным. Вэй Ин повел себя как настоящий придурок тогда и скосил под дурочка, мол, без понятия о чем ты, какой подарок я, и тебе?
Маленький шестнадцатилетний ублюдок, так бы Вэй Ин назвал себя, если бы спросили. Лань Чжань тогда выглядел растерянно и обиженно, это видно было невооруженным глазом. Когда Вэй Ин опомнился хотел было исправить положение, Лань Чжань с высоко поднятой головой уже вымерял своим шагом коридор в сторону астрономической башни.
— Идиот, — без жалости припечатал тогда стоявший неподалеку Не Хуайсан. И был чертовски прав.
Сейчас же все шалости сводились к личным, в отличие от того, что было раньше — напоказ. Сейчас о розыгрышах знает только непосредственная их жертва, или в крайнем случае пара соучастников. Не Хуайсан зовет это флиртом. Вэй Ин зовет это дружбой.
Урок продолжается, тема важная, об основных ошибках в превращениях, это будет на ЖАБА, но Вэй Ин слушает в пол уха и смотрит в пол глаза, а все потому, что совсем рядом с ним сидит первый ученик Хогвартса, школьный староста и старательно записывает все, что следует.
Просто Вэй Ин любит все красивое, а Лань Чжань определенно красивый, это факт, поэтому совершенно незазорно смотреть не на старуху с ее трансфигурацией, а на это красивое и сосредоточенное лицо. Потому что, ну, когда еще он с ним будет сидеть вот так — совсем рядом, только руку протяни. Но он не протягивает, потому что Лань Чжань ответственный и ему надо учиться.
Урок проходит мутно и смазано, Вэй Ин вылетает из аудитории, как пробка из бутылки, пытаясь спрятать ото всех свои пылающие щеки. Ему кажется, что все видят его на сквозь. Его и что он успел себе напредставлять, рассматривая эти точеные черты лица.
***
Уроки заканчиваются быстро, за окнами все так же валит снег. Еще немного и все окунется в подготовку к празднику и долгожданным каникулам. Как не пытается, Вэй Ин не может понять, почему Лань Чжань пропустил ужин.
Волнение уходит, не успев набрать обороты, когда в среду на совмещённом зельеварении школьный староста появляется как ни в чем не бывало. Только вот.
Только вот.
Он направляется к столу Вэй Ина, ставит свою сумку, достает учебник и все необходимое с холодным спокойствием монаха. Они не сидят вместе. Какого черта.
— Э, Лань Чжань? Ты перепутал столы? — Со своего места Вэй Ин видит, что Не Хуайсан, его партнер по практическим, с чистой совестью и спокойной душой устраивается там, где раньше сидел Лань Чжань. Какого черта.
Однако, понять, что собственно происходит, ему не дают, поскольку профессор Слизнорт с тошнотворным воодушевлением вещает о приготовлении амортензии.
Где-то между вещеваниями профессора и началом работы на его часть стола ложится аккуратный листок бумаги. Там знакомым невыносимо красивым почерком выведено «Если ты хотел сидеть со мной, то мог просто сказать». Вэй Ин давится воздухом и совершенно не краснеет.
Почему так жарко, еще и пахнет так… сандалом и дождем на всю аудиторию, сколько можно, профессор, что у вас там в котле, храм и грозы?
***
Словно сговорившись с Не Хуайсаном — а так и было, черт возьми — Лань Чжань на каждом совмещенном занятии Гриффиндора и Рейвенкло с упорством кентавра садится рядом с Вэй Ином.
А Вэй Ин не знает, куда себя деть.
Потому что близятся праздники, с ними экзамены, а собраться ему все не дают. Именно что не дают, потому что, что вообще может сильнее отвлекать, чем Лань Чжань, сидящий совсем рядом, на расстоянии одного вдоха и выдоха? Ничто, мать вашу.
Еще и сон этот со старостой в главной роли. Гори в аду любезный Не-сюн, показавший на днях порнушку, где были только мужчины.
Как так-то, а?
***
— Ты это не серьёзно.
— О нет, дорогой брат, я серьезен, как никогда.
Они стоят с Цзян Чэном у витрины одного из магазинчиков Хогсмида. Звякает дверной колокольчик и два юноши заходят в «Травы, благовония, амулеты и кожа соплохвоста»
Выходит из лавки Вэй Ин со свертком желтой бумаги за пазухой и ворчащим что-то о влюбленных идиотах братом, неприлично счастливый и довольный.
— Надо еще купить коробку! И ленту! Голубую, да!
***
Выторговать у Цзян Янли остаться на праздники в школе кажется поначалу непосильной задачей, но Вэй Ин мужественно прикрывается долгами по учебе, грядущими экзаменами, засохнущим без заботы Вэй Ина фикусом, да чем угодно, лишь бы остаться. Сестра вскользь спрашивает, а едет ли на каникулы второй молодой господин Лань. Откуда Вэй Ину знать, что нет, не едет, дядя с братом в Японии по каким-то там важным делам и бла-бла-бла, Вэй Ин не знает.
Сестра как-то странно улыбается и слишком быстро перестает его уговаривать, но оно и к лучшему, так он себя меньше чувствует виноватым.
У него и правда долги по учебе, поэтому профессор Слизнорт оставляет Вэй Ина на дополнительные занятия.
В главном зале уже украшенная стоит высокая, такая высокая ель, в первые два года она казалась особенно гигантской. И смотрел он на ель, на все украшения, на парящие свечи и гирлянды прямо как сейчас первогодки — разинув рты, запрокинув свои очаровательные умные головы, пока еще правда совсем пустые, из заклинаний только простое — полёта, да из растений — мандрагора.
Во всем этом мерцающем великолепии глаза находят отдалённую статную фигуру. Из неказистого, как и все, подростка, Лань Чжань за прошлое лето невообразимым образом стал юношей. Длинные тонкие пальцы переворачивали листы книги со всем чертовым благородством этого мира. Без мантии, пиджака или джемпера молочная рубашка, точно подогнанная по узкой талии, облегала прямую — ну точно швабру проглотил — спину. Нога на ногу, узкие брюки, начищенные туфли. И это порочное безобразие люди называют праведным волшебником, право слово, что за бред.
Вэй Ин набирается смелости — соскребает себя с пола, если точнее — и идет прямо к своему старому знакомому. Лань Чжань слишком часто говорил, что они не друзья. Возможно, теперь Вэй Ин, хоть и самую малость, готов признаться, что тоже хочет не совсем дружбы. Но только самую малость и только себе.
— Лань Чжань!
Его приветствуют легким кивком головы, так и не подняв взгляд от книги.
— Лань Чжань, придумал, кого позовёшь на бал, ммм?
Наконец невозможные золотые глаза поднимаются от запылённых старых страниц.
— А Вэй Ин?
— Ах, Лань Чжань, я так популярен, что и не знаю, с кем пойти.
Староста вновь находит книгу интереснее своего раздражающего знакомого.
— Поторопись.
— Э, зачем это? Возможно, я позову Мянь-Мянь! Не думаю, что она откажется, а, Лань Чжань! А тебе бы думать побыстрее, не то всех девчонок разберут и пойдешь ты один.
Пальцы аккуратно подцепляют край листа и переворачивают. Засмотревшись, Вэй Ин не сразу улавливает смысл сказанных слов.
— Она тебе откажет.
— А?! Почему это? Хочешь сказать, этот парень, — Вэй Ин указывает на себя и действительно не понимает, что происходит, — недостаточно хорош?
Ответ намертво приклеивает Вэй Ина к скамье.
— Потому что с Ло Цинъян иду я. — И этот невозможный человек уходит из зала, оставляя Вэй Ина вариться в странных, непонятных, сжигающих чувствах.
***
В итоге Вэй Ин и Цзян Чэн зовут на бал близняшек. Один, потому что в смятении не придумал ничего лучше, а второй, потому что отчаянно не умеет контактировать с девушками и теряется от одного их существования.
Зал украшен, подобно зимней сказке, при этом не теряя какого-то домашнего уюта и тепла. За шесть лет — это должно приесться, но нет, Вэй Ин все так же восторженно ловит ртом иллюзорные снежинки, словно ему тринадцать, задирает голову к зачарованному потолку и рассматривает пестрых учеников, пока взгляд не прикипает к одному конкретному. Лань Чжань в длинном белом фраке выглядит, как не из этого мира. На поясе у него в такт неспешным шагам покачивается шпага и весь вид его преисполнен благородством, от тонкой серебряной шпильки в волосах до начищенных высоких сапог. Где это видано, что бы кавалер был прекраснее своей спутницы.
Мянь-Мянь, ведомая под руку Лань Чжанем, сегодня вызывает странное раздражение и немного, чуть-чуть горькой ревности — не стоит хотя бы себе врать, Вэй Ин ревновал по-черному.
Бал проходит в судорожном напряжении. Вэй Ин почти не обращает внимания на свою спутницу и та, оскорблённая, уходит. Но вряд ли это замечает сам Вэй Ин, его взгляд следит за парой, что кружится в центре этого праздника жизни. Стоит ему встретиться взглядом с обжигающим золотом — что происходит крайне часто, Лань Чжань словно специально ищет его взгляд — Вэй Ина прошибает молниями.
Вытерпев еще два вальса, стоя в стороне, Вэй Ин выбирает момент получше и тихо скрывается в коридорах школы, сжираемый ревностью и неясной обидой.
В кармане в маленькой коробочке с голубой лентой подарок жжет кожу. Вэй Ин идет по пустым коридорам, не помня себя. На душе как-то грустно и обидно.
Ладно, возможно, ему нравится Лань Чжань. Совсем чуть-чуть. Ладно, возможно, только возможно, это длится уже не первый месяц, Боги, это длится уже даже не первый год.
Какого хрена он упустил тот момент своей жизни, когда влюбился в главного школьного зануду? Какого хрена.
Коридоры с окнами сменяются подземельями, когда его окликают.
— Вэй Ин.
Он не пил, и это точно не глюки. Повернуться и убедиться. В неясном свете факелов действительно стоит Лань Чжань. В своем этом белом фраке он выглядит, словно еще один призрак этого замка.
— Что ты здесь делаешь, Лань Чжань?
— Почему ты бродишь по подземельям? Башня Гриффиндора в другой стороне.
Вэй Ин подходит ближе, берет Лань Чжаня за рукав и ведет его наверх. Одни, в коридорах подземелья, вообще зачем Лань Чжань пошел за ним? Проследить, что он ничего не натворит? Так простите, настроения нет.
Они так и выходят молча к лестницам. Из окна льет лунный свет, он отражается от снега за стеклом и падает на белоснежный фрак старосты, выделяя того, как бельмо в темном коридоре. Вэй Ин же сливается с этой тьмой, во всем черном он как продолжение теней, что тянуться из углов.
Словно бы спохватившись, Вэй Ин останавливается. Сейчас. Вот сейчас.
— Лань Чжань. Слушай… в общем, вот, — Вэй Ин быстро ныряет в карман и достает подарок, — это тебе. Помнишь, тогда, это я тебе сладости отправил.
Лань Чжань смотрит на него и, не отводя своих невозможных золотых глаз, забирает подарок. Их пальцы касаются, как в какой-нибудь сопливой книжке, и Вэй Ин закончился бы на месте как личность, не будь запястья старосты скрыты тонкими белыми перчатками.
— Спасибо. Я знаю.
— М? Что ты знаешь?
— Что тот подарок был от Вэй Ина.
— Хах, Лань Чжань, чего ты тогда так сбежал, я бы сказал сам, ты…
— У меня тоже есть подарок для Вэй Ина.
— О.
Лань Чжань достает из внутреннего кармана плотный сверток темной ткани и протягивает Вэй Ину. Тот, варясь в догадках и смущении, забирает сверток, снова касаясь этих невозможных длинных пальцев, черт.
— Ты таскал подарок для меня весь вечер, скажи?
Когда, почему они стоят так близко? Вэй Ин что, подходил? Лунный свет продолжает бить в окно и выставлять наверняка пылающие щеки Вэй Ина на всеобщее обозрение.
Лань Чжань смотрит Вэй Ину прямо в душу, затем зачем-то поднимает голову, и Вэй Ин делает ту же ошибку.
Омела.
Там, над их головами цветёт, цепляясь за арку окна, чертова Омела. Вэй Ин сглатывает и смотрит снова на Лань Чжаня.
— Ошибка какая-то, разве на нас это…
— Никакой ошибки.
Они и так стояли слишком близко. Сейчас же Вэй Ин четко ощущает, как его хватают изящными, но сильными руками за пояс и притягивают еще ближе.
— Ох…
Прежде чем его губ касаются чужие. Горячие и сухие, мягкие. Разум теряется где-то на задворках, руки Вэй Ина, живя собственной жизнью обнимают Лань Чжаня за шею.
Стоит ему облизнуть пересохшие вмиг губы, как его язык тут же попадает в горячий плен, и пусть все летит к чертям. И виснет он на Лань Чжане только потому, что ноги не держат.
Поцелуй неожиданно для Вэй Ина становится глубже, мокрее, горячее. И вот его уже прижимают к ближайшей стене, вылизывая рот, а сильные руки сжимают талию, безжалостно сминая ткань красной рубашки, выправляя ее из брюк.
Воздуха не хватает и им приходится оторваться друг от друга.
— Ч… Черт, — и его снова втягивают в головокружительный, мокрый и громкий поцелуй.
Когда они прекращают целоваться, Лань Чжань, словно дорвался, какого черта, начинает выцеловывать челюсть, шею и ключицы. Все, до чего может дотянуться.
А Вэй Ин думает, какого черта, какого, блять, черта.
— Лань Чжань… Лань Чжань, стой, мне безумно нравится все, что ты делаешь, но мы, ах, в коридоре…
И Лань Чжань так и замирает, прижавшись к его шее губами и щёкотя тяжелым дыханием.
— Ты, что, выпил, Лань Чжань?
— Нет. — Он так и не соизволит оторваться, не то, чтобы Вэй Ин этого хотел, но что блять происходит. Ладони Лань Чжаня все еще жгут его бока даже через слои ткани рубашки и перчаток. — Нам надо поговорить. - говорит он прямо ему в шею, Боги.
— М, да. Ну, тогда, может, отпустишь меня?
— А ты этого хочешь?
— Нет, — и сам затягивает старосту в очередной поцелуй. Потом, все потом…
***
Не Хуайсан встречает Вэй Ина в гостиной, все остальные уже давно разошлись по комнатам, и его ничуть не удивляет растрепанный, смущенный и зацелованный вид друга.
Вэй Ин смог выпроводить Лань Чжаня к себе у самой гостиной Гриффиндора, и то его еще минут десять яростно вжимали в стену прямо у картины с полной дамой. Возбуждение и восторг клокотали в крови, заставляя глупо хихикать и ластиться к рукам старосты, Боги. Вэй Ин ни о чем не жалеет.
Время близится к двум ночи.
А у Вэй Ина еще целые зимние каникулы, полгода, а затем еще год, которые он проведет с Лань Чжанем и больше он его от себя не отпустит, не в этой жизни.