Примечание
***
— Чим, мы уже вылетели… и наш… наш самолёт падает, — подрагивающим голосом, еле сдерживая слезы, говорит Тэхен, — солнце, знай, что я очень сильно люблю тебя, прости меня за всё, прости за то, что делал тебя больно и сейчас делаю, но я хочу, чтобы ты жил дальше, прошу тебя… — уже не сдерживая вырывающиеся наружу всхлипы, проговаривает Ким, — я люблю, очень сильно люблю…— последнее, что успевает сказать брюнет, после чего, связь обрывается.
***
Чимин выкуривает уже третью сигарету, смотря в запотевшее от холода окно. Блондин сидит на подоконнике, в полностью промокшей от дождя одежде, даже не обращая внимание на холод и собственные подрагивающие конечности. Он снова и снова подносит к потрескавшимся губам фильтр сигареты, вдыхая едкий дым, заполняя им легкие. Собственноручно убивая свой организм, наплевав на здоровье. Паку всё равно, лишь бы получить хоть каплю облегчения, чтобы вся боль свалившаяся на его плечи огромным булыжником, наконец перестала давить настолько сильно, всё больше и больше погружая его под землю. Собственные мысли не давали ему покоя, как только светловолосому казалась, что он наконец-то может расслабится, в его голове начинали возникать мысли, обратно вводящие его в то состояние, от которого он пытается избавится. Море алкоголя, в котором он пытается забыться — уже не помогает, даря облегчения лишь на первые минут двадцать, чего крайне не достаточно. Бутылка за бутылкой, без передышки от предыдущий, чтобы потом отключится и проснуться под утро, ведь это был единственный способ заставить себя заснуть, не мучаясь с бессонницей, которая преследует его уже довольно длительное время. Чимин докуривает сигарету почти до фильтра, вспоминая былые времена, когда все было не так, когда первые лучи солнца встречались радостью, а не ненавистью и плотно закрытыми шторами, не впускающими любой свет в помещение, пропахнувшее запахом дешевых сигарет и алкоголя. Когда-то эта квартира впускала в себя друзей, которые были поддержкой, опорой. Друзей, что всегда обещали быть рядом, но бросили при первой же трудности, в тот момент, когда владелец этой комнатушки больше всего нуждался в поддержке. В момент, когда жизнь Пак Чимина потеряла смысл. Солнце не вызывало радости, а вводило в тоску, заставляя снова проживать те счастливые моменты, которые делают больно, острым лезвием проходясь по израненой душе и сердцу, что уже не испытывает радости, а лишь сжимается от боли разрастающийся в груди, с каждым днём всё сильнее. Не давая и шанса на спасение, израненная душа показывает, что её уже не излечить, что Пак уже не сможет испытать, хоть каплю былой радости. Его жизнь уже никогда не сможет вернутся в прежнее русло, от того весёлого паренька ничего не осталось, даже внешность, на его губах больше нет привычной тёплой улыбки, глаза не превращаются в маленькие щелочки, когда он широко улыбается. Этого больше нет. Пак Чимин закончился, как человек, как личность, от него осталось лишь оболочка, которая тоже не похожа на себя. Безжизненные, ничего не выражающие глаза, тёмные круги под ними и без того худое тело, походило на ходячий скелет, нездорово бледная кожа — новый Пак Чимин, от которого отвернулись все, потому что им: «Больно смотреть, как он убивает себя» Возможно, с ним бы не случилось этого, если все те, кто называли себя друзьями, помогли ему, когда он умолял их о помощи, тогда, когда он наивно верил, что ему сможет помочь хоть кто-то, что у светловолосого есть люди, которым не наплевать. Но как же было больно понять, что все это была сладкая ложь, в которую он сам заставил себя поверить.