Каким бы Мобэй-цзюнь ни казался равнодушным, а наблюдательностью обладал отменной, поэтому и подмечал множество деталей, связанных с Шан Цинхуа. В особенности его кислую физиономию, когда из-за поручений Ло Бинхэ им приходилось разлучаться. Периодически лорд заводил осторожные беседы на тему: «А не отправляться ли мне на пик Аньдин, пока мой Король в отъезде?», на что и получал незамедлительное: нет, не отправляться. И немудрено: в пределах Северных Рубежей за Шан Цинхуа неустанно присматривали сотни глаз, по королевско-демоническому приказу оберегали со всех сторон, а что на Аньдин? Не уследят, погубят! Так что отказано, риски слишком велики.
Впрочем, обвинять Мобэй-цзюня в толстокожести тоже не стоило, ибо к возникшей проблеме он отнёсся с беспокойством и даже снизошёл до того, чтобы отринуть гордость и спросить у Цзюнь-шана совета, мол, объясни мне, что не так.
Ло Бинхэ постановка вопроса, конечно же, чутка обескуражила, главным образом потому, что плевать он хотел на сердечную печаль Шан Цинхуа с высокой колокольни — вдобавок такие вопросы отвлекали от развратных дум об учителе, — но Мобэй-цзюнь упорствовал, и пришлось держать ответ:
— Может, Шан Цинхуа скучно во дворце одному? Ни родни, ни друзей… — бросил первое пришедшее на ум.
— Скучно? — Синие очи короля ошеломлённо округлились, он и представить себе подобного не мог. — И что же мне делать?
— Ну не знаю, — Ло Бинхэ раздражённо почесал затылок, — заведите питомца, там, или ещё что для веселья. Отстань, не до тебя!
— Питомца? Но кого? — будто и не слышал господских негодований Мобэй-цзюнь.
Ло Бинхэ лишь цыкнул — не его, так сказать, проблемы! — и поспешно ретировался, оставив северного Короля рефлексировать в одиночестве.
К слову, заводить питомцев у демонов было как-то не принято, да и демоническое зверьё к тому не располагало совершенно, оттого, скрестив руки на груди, Мобэй-цзюнь глубоко призадумался: кого же подарить Шан Цинхуа?
К сожалению, в фауне своего края он ориентировался слабо, а домашних животных человечьего мира прискорбно в расчёт не брал по нескольким причинам. Во-первых, собаки да кошки чуяли его демоническую ауру за версту и во весь опор «тiкали з городу» — король их банально ни разу в жизни не видывал, — а во-вторых, домашний скот, с которым он порой всё же пересекался, вызывал в его королевском Величестве острое чувство неприязни: полнейшее отсутствие разума у них во взгляде раздражало. Поэтому, промучившись неделю, Мобэй-цзюнь вынужден-таки был искать помощи извне, то бишь у ненароком повстречавшейся в недрах дворца служанки. Та от неожиданного внимания монарха перепугалась до смерти и на заданный вопрос автоматом выпалила:
— Ц-цзиле, может?..
На что Мобэй-цзюнь удивлённо вскинул брови и снова погрузился в размышления.
«Хм, цзиле… Вариант отнюдь не плохой…»
Цзиле — нелетающий птицеподобный демон чёрно-белого окраса — обитал в районе Ледовитого моря и действительно являлся кандидатурой вполне достойной: в меру разумный, с приятной наружностью, по нраву не буйный, а, скорее, пугливый — чем не идеальный друг для Шан Цинхуа? Так-то подходил по всем параметрам!
В общем, на том и порешили: недолго думая, Мобэй-цзюнь отправился к морю, дабы собственноручно изловить самый симпатичный и дружелюбный экземпляр.
***
Ветер проникал в уши заунывной песней, белизна льдин слепила глаза, вопреки всем ожиданиям поимка цзиле оказалась задачей непростой: завидев непрошеного гостя, практически вся колония монохромных пухляшей юркнула в воду. Мобэй-цзюнь ощерился и мысленно забранился, ибо догонялки баттерфляем в его планы на сегодня не входили, благо горевал он рано — спустя мгновение заприметил особо упитанную особь, которая не обладала достаточной проворностью и до морской пучины ещё не добежала. Как говорится, экземпляр не самый симпатичный, но что есть.
Король немедля разогнал по жилам мощь и сотворил небольшую ледяную клетку, переливающуюся на солнце бриллиантом, далее устремился к торопливо семенящему ногами питомцу в перспективе. Грезилось, что это станет весьма лёгкой победой, ан нет: в почуявшем опасность цзиле взыграли инстинкт самосохранения и воинственность — он внезапно подпрыгнул на внушительную высоту и крылышком-ластой залепил Мобэй-цзюню смачно-звонкую пощёчину, проявившуюся позже багровым следом на скуле. На этом вся его воинственность, естественно, себя исчерпала, и отчаянный храбрец предпринял попытку оперативно смыться, но тщетно: бедолага цзиле даже плюхнуться обратно на снег не успел, как прямо в полёте на его горле сомкнулись безжалостные пальцы. Мобэй-цзюнь угрожающе рыкнул, цзиле испуганно крякнул, через миг решётчатая дверь клетки была захлопнута.
***
— Мой Король, куда мы так быстро идём? — то и дело спрашивал Шан Цинхуа, еле поспевая за демоном.
— Узнаешь, — напускал интриги тот, ещё крепче сжимая лордскую ладонь и ускоряя темп.
На самом деле Мобэй-цзюнь прямо-таки сгорал-леденел от нетерпения — настолько ему хотелось узреть реакцию Шан Цинхуа на свой подарок. Возможно, получить похвалу. Так волнительно-желанно, чёрт возьми! Поэтому вскоре они и оказались в тронном зале, где на расстоянии в пять чжан от них стоял огромный короб, обёрнутый в льняную ткань. Поверх него из лоскута красного шёлка виднелся бант, конец которого тянулся аж к ногам лорда.
— Что это? — изумился Шан Цинхуа.
— Подарок, — коротко и ясно, от чего горячее заклинательское сердечко сделало болезненно-влюблённый «ту-дум».
— Подарок? М-мне? — непроизвольно вырвалось у Шан Цинхуа, словно он до сих пор находился в сомнениях.
Мобэй-цзюнь недовольно повёл плечами. Что за глупые вопросы? А кому ещё?
— За ленту потяни, — отрезал он. Ждать было уже невмоготу.
Шан Цинхуа по привычке безропотно подчинился и потянул за конец перевязи — ткань тут же слетела с короба, подобно распустившемуся цветку лотоса, и явила взору…
— Э? — Лорд оторопел и лишь спустя мгновение потрясённо пролепетал: — Фугас мне в глаз, так это же пингвин…
Мобэй-цзюнь нахмурился и непонимающе посмотрел на Шан Цинхуа. Какой пингвин? Какой фугас? Где восторги? Что за реакция вообще?
— Это цзиле, — с досадой в голосе отозвался король. — Характер скверный, так что подходить к клетке близко и открывать её запрещено, зато с ним можно разговаривать и иногда тыкать палкой, — со всей ответственностью проинструктировал он.
— Т-тыкать палкой? — озадачился Шан Цинхуа.
— Ну да, если станет совсем скучно. Палку я тоже принёс. — «Похвали хотя бы за это…»
Однако лорд, точно назло, не хвалил, а всё время огорошенно таращился на питомца — Мобэй-цзюню ничего более не оставалось, как тяжко вздохнуть и пойти за тыкательным агрегатом. Он безбоязненно подошёл к клетке, рядом с которой на полу и оставлял брусок высококачественного эбонита, но, к вящему удивлению, его там не обнаружил. Замешкался, обогнул клетку, грозно осмотрел пространство зала и сразу же подметил укатившуюся палку-беглянку около трона. Тьфу! Король фыркнул и величественной походкой зашагал в сторону находки.
Шан Цинхуа тем временем заинтересованно глядел на демонического пингвина и, право слово, не знал, плакать или смеяться. По чести говоря, хотелось и то, и другое одновременно, но, увы, не получилось, потому что через миг произошло нечто очень странное: уловив человеческий запах, цзиле встрепенулся, ощетинился, а его вертикальные зрачки, завращавшись дьявольской спиралью, начали гипнотизировать. Взгляд лорда враз осоловел, потух, а разум и воля исчезли — заклинатель неторопливо-зачарованно двинулся к клетке. Дошёл, присел перед ней на колени, пропустил сквозь прутья свою ци, дабы те растаяли, и достал новоиспечённого питомца из заточения. Зря. Как только коварный цзиле оказался в непосредственной близости от жертвы, его клюв деформировался и широко разинулся, обнажая бесчисленные ряды острых зубов. Лорд же и мускулом не дрогнул — так и продолжал смиренно сидеть в ожидании своей участи…
Мобэй-цзюнь к тому моменту уже подобрал эбонитовую палочку и направлялся аккурат к лорду, когда узрел шокирующую картину: безвольный Шан Цинхуа и уродливо преобразившийся цзиле. Буквально секунда — и беды не миновать! Умел бы король материться, он бы непременно выругался, а так даже подумать не успел: в два счёта переместился к Шан Цинхуа и прикрыл его собой — в результате вместо нежнейшей шейки цзиле отведал на вкус жилистую королевскую руку. Холодная кровь неистовым потоком хлынула в глотку, что незадачливого хищника сразу же отрезвило. Его зрачки прекратили бешеное вращение, и к глазам тотчас вернулась осмысленность. Цзиле отчётливо вздрогнул и медленно-боязливо проследовал взором по укушенной руке наверх, прямиком к люто злому лику Мобэй-цзюня.
— К-кряк… — задохнулся он от страха. Его за оплеуху-то в клетку посадили — что же будет за укус?!
Очень аккуратно цзиле высвободил монаршее предплечье из плена зубов и виновато забил крыльями, дескать, прошу простить, и сам не понял, что произошло, стресс-нервы, могу подуть на вавочку, если надобно. Однако Мобэй-цзюнь извиняющихся порывов не оценил, поднял карающую длань, чтобы прибить гадёныша на месте, и… Тут очнулся сердобольный Шан Цинхуа. Пару мгновений он безуспешно пытался осознать случившееся, но, завидев кровожадные намерения короля, позабыл про всё на свете и по инерции воскликнул:
— Мой Король, нет! Это же ваш подарок! Птичку жалко!
***
— Аха-ха-ха, он притащил тебе пингвина, поверить не могу! — загибался от смеха Шэнь Цинцю.
— Не пингвина, а цзиле. Опасный, между прочим, зверь, — возразил Шан Цинхуа, отправляя в рот тыквенную семечку.
— Да уж, опаснее и не придумаешь, — утирая слёзы, продолжал Шэнь Цинцю. — Он, верно, милотой убивает? — Затем глянул на бедное существо в руках собрата и добавил: — Зачем над животинкой издеваетесь? Хулиганы, зрения лишаете?
— Ох, ну и дурак же ты, Огурец, — пробубнил Шан Цинхуа, борясь с непреодолимым желанием снять с ясноокого цзиле повязку и продемонстрировать другу всю прелесть гипносеанса. Но нельзя, иначе не миновать ему главно-геройского гнева.
Цзиле же — которого, к слову, назвали Гусь¹ — разнеженно сидел на коленях хозяина и тихо-мирно щёлкал с его рук орешки. Его глаза предусмотрительно закрыли тёмной материей, дабы пресечь хищные инстинкты, но Гуся таковое совсем не напрягало. Признаться честно, его вообще всё устраивало: кормили вкусно, пузико чесали усердно, от большого страшного демона защищали стабильно. Даже огроменный бассейн с ледяной водицей организовали. Не жизнь, а сказка — сказка, а не жизнь.
— Кряк!
Примечание
¹ 企鹅 — «пингвин» (кит.) — если брать значение иероглифов по отдельности, то получится «Деловой гусь».