Саня

Обожаю октябрь. Жара уже ушла, а морозы еще не нагрянули. Можно ходить как в пальто, так и в толстовке или ветровке, и будешь одинаково гармонично смотреться как минимум с третью окружения. Еще октябрь хорош тем, что уже привыкаешь к парам и не изнываешь на них, как в сентябре после каникул, но и не бегаешь с глазами бешеной селедки из-за грядущей сессии, как в ноябре. Идеальный месяц. Лучший. Хотя будь сейчас сентябрь, ноябрь, да хоть февраль, я бы оставался одинаково доволен происходящим. Извлечение плюсов из любой ситуации — мой неоспоримый талант.

— Майский, черт тебя побери, — доносится до меня сдавленное рычание, и я понимаю, что чутка преувеличил. Есть один процент ситуаций, из которых плюсов не извлечь, насколько бы талантлив ты ни был. Но ничего. Не все ж нам ложкой варенье черпать, иногда следует и половником поработать, хлебая говно. Для контраста вкусов.

Окликает меня, естественно, Дитрих. Поц прямо-таки ко мне неравнодушен. Придирается к любой мелочи. Помню, как-то поделился этим наблюдением с одним из однокурсников, на что тот со смехом отметил, что дело, скорее всего, в нашей непохожести друг на друга. «Полные противоположности» — вот как он нас окрестил.

Дитрих направляется в мою сторону, всем своим видом демонстрируя вселенское недовольство. Выглядит так, будто бы только что сошел с обложки журнала. Журнала для начинающих трейдеров, гарантирую. Рубашка, как всегда, белая. Тщательно выглаженная. Первые три месяца обучения я свято верил, что у него единственная рубашка, которую он каждый вечер стирает до изнеможения. Но спустя целый год я просек фишку: рубашек было много. Просто почти все белые. Одна с белыми пуговицами, две с черными, одна с зелеными — такую надевал по праздникам. Одна с красными — на экзамены. Помимо белых позже обнаружились еще пара серых и тройка черных. И целая одна синяя. Но в ней я Дитриха увидел случайно на улице. Не на учебе. И всё рубашки. Одни чертовы рубашки. Что за жутковатый фетиш? В девятнадцать-то лет? Синдром старого пердуна, не иначе. Обратись к врачу, поц, это же не шутки.

Дитрих неотвратимо приближается ко мне, поправляя очки. Плохой знак. Если он так делает, это может означать только две вещи: либо нервничает, либо раздражен. Первая эмоция присуща ему только на экзаменах. А вторая — всё остальное время.

— Чем я не угодил тебе на этот раз? — выразительно зеваю я. Тот, кто придумал ставить пары с восьми утра, — человек тяжело больной, и мне искренне его жаль.

— Все тем же, — Дитрих никогда не повышает голоса, но менее конфликтным от этого не кажется. Я все жду, когда же его терпелка закончится, и он продемонстрирует всем истинное лицо. Интересно, что произойдет? Он разрыдается? Или придет в университет с дробовиком, направит на меня дуло и нажмет на курок? Я буду рад любому исходу, только бы поц, наконец, разжал булки и начал относиться к жизни проще.

Дитрих кидает на парту передо мной листок с моей самостоятельной по матану. На ней значится выразительный трояк.

— Ого! Классно! — искренне радуюсь я. Трояк в кармане, а мне большего и не надо.

— Нифига это не классно! — Дитрих дрожит от злости. — Ты портишь рейтинг всей группе! — заявляет он, тыча пальцем в самостоятельную работу. Пальцы у него длиннющие. Да и вообще руки красивые. Такими бы руками деньги в банке считать, а не в самостоялку мою тыкать. Оканчивай универ экстерном и иди уже занимайся тем, ради чего рожден, братишка!

— Да не нервничай ты так, Саня. Смотри, как вены на руках вздулись. Ты ж не хочешь, чтобы тебя ебнул инсульт? Расслабься и…

— Никакой я тебе не Саня, — рычит Дитрих. — Александр, — произносит он четко сквозь плотно сжатые зубы. Сатанит не по-детски, но лица не теряет. Поразительная сдержанность. Вот только нахера так пыжиться, непонятно. Хочешь поорать? Поори. Я не из обидчивых, а тебе, может, наконец полегчает.

— Да че ты как неродной? — гну я свое.

— И уж тем более не родной, — беснуется староста больше прежнего. Год уже его троллю, и не надоедает.

Поц начинает мне читать очередную заунывную лекцию про то, как важно поддерживать рейтинг группы, что это впоследствии могут прописать в дипломе и что я херю усилия одногруппников. Я же размышляю о том, что эксперимент, который решили ввести в университете с этого года, та еще глупость. Серьезно, отслеживать балл каждого студента и на основании среднего балла группы выставлять ее в общий университетский список тот еще геморрой. И плагиатом попахивает. У нас что здесь, Хогвартс? Если такие умные, могли бы заодно и распределительную шляпу придумать. Тогда бы я стопудово попал бы в Пуффендуй и был бы этому счастлив до жопы. Жил бы себе, не напрягаясь. Точнее, я и так живу не напрягаясь, но обречен периодически выслушивать от Дитриха нудные тирады про рейтинги, оценки, подготовки к семинарам и тому подобную чушню. Староста наверняка бы попал в Когтевран и жил бы там припеваючи. Или в Слизерин. Сложно понять. Иногда в его взгляде я ловлю такую лютую озлобленность на весь наш бренный мир, что начинаю подозревать, не является ли он одним из крестражей Волан-Де-Морта. Тогда ему стоит найти поца со шрамом на лбу, а не приставать ко мне красивому. По поводу шляпы надо подать деканату идею. Будущее за шляпами, гарантия сотка.

— …потому нельзя так халатно относиться к учебе! — заканчивает Дитрих, грозно надо мной нависая. — Ты меня понял?

— Конечно! — киваю я бодро.

— Ты вообще меня слушал? — продолжает он напирать, кажется, поняв, что во время его «выступления» я нечаянно выпал из реальности на пару минут. Привычное для меня состояние. Не люблю впускать в себя негатив.

— Естественно, — широко улыбаюсь я.

— Повтори, что я сказал, — не отстает педант.

Крыша едет, дом стоит — это однозначно про него. В каждой аудитории он всегда садится за одни и те же парты на одни и те же стулья или лавочки. А потом начинается цирк с конями. Он раскладывает вещи по парте в одном и том же порядке на одни и те же места. Тетрадь перед собой. Ручки трех цветов над ней на одинаковом расстоянии. Ластик справа. Учебник слева. Под определенным наклоном, которого он добивается с помощью, сука, транспортира. ТРАНСПОРТИРА, ебаться-улыбаться. Из раза в раз, из раза в раз, из раза, мать его, в раз. Сперва все тихо охуевали. Потом пытались подшучивать, но в конце концов смирились с прибабахами Дитриха, потому что ну кто ж из нас тут без ебанцы? С ебанцой все и каждый. Но у Дитриха крыша подтекает конкретно, начиная от раскладки учебных принадлежностей по парте с помощью линейки, заканчивая семинарами. Тут ебанца размером с Млечный Путь. Какой идиот будет готовиться к каждой паре, да еще и по всем вопросам? У парня что, совсем нет личной жизни? Даже как-то грустно за него.

— Не, даже не надейся, — отказываюсь я, потому что нифига не слушал, а значит, и повторить ничего не смогу. Да и что это за учительские закидоны? Остынь, бро, оглянись по сторонам, жизнь так прекрасна, пока ты страдаешь хуйней.

Дитрих открывает рот, явно собираясь мне возразить. Но появление препода оповещает о начале пары, спасая меня от еще одной бесполезной лекции.

Александр

Не понимаю, как люди могут настолько беспечно растрачивать свою жизнь? Ни планов, ни амбиций, живут настоящим и совершенно не задумываются о будущем. А потом уже в преклонном возрасте разведут руками, утверждая, что в их невзгодах и отсутствии впечатляющих достижений виноват кто угодно, только не они. Когда я поступал в университет, надеялся, что, в отличие от школы, наконец, буду окружен целеустремленными людьми, работающими на результат. Но в первый же учебный день вспомнил поговорку «в семье не без урода». Как увидел этого убогого в идиотской футболке со страусом, так сразу и осознал: с этим индивидуумом проблем не оберешься. Так, собственно, и вышло. Я, как староста группы, из кожи вон лезу, только бы поднять всех на должный уровень. А эта никчемная пародия на человека портит всю статистику. И ладно бы был тупым. Вылетел бы с первого курса и поминай как звали. Но нет. По всем профильным предметам каким-то образом отвечает на высший балл. А по остальным откровенно филонит. Такое впечатление, что мозги у Майского включаются только в период сессии. Все же остальное время они находятся в спящем режиме. Ни усидчивости, ни пунктуальности, ни целеустремленности. Лишь тугодумное кредо: «Зачем напрягаться, когда можно не напрягаться?» Тысячу раз пытался вталдычить ему, что подобные взгляды на положение дел неверны, а ему хоть бы хны. Только и слышу от него, что «Сань, ну чего ты?» или «Бро, расслабься!». Никакой я тебе не Саня, сука, и уж тем более не бро. Что, блять, за «бро»?! Жертва нулевых.

Сижу на паре и пытаюсь сосредоточиться на лекции, но не могу утихомирить свой праведный гнев. Из какой помойки он только вылез? В каком лесу его воспитывали? Украдкой оборачиваюсь и вижу, как Майский, предсказуемо сидящий за последней партой, что-то корябает на рваном куске бумаги. В своем репертуаре. Если приносит тетрадь, нет учебника. Приносит учебник, нет ручки. Мало того, ручки он еще и грызет. Я ему как-то одолжил свою запасную. Вернуть он мне ее вернул, но изжёванную в мясо. Я выбросил ее и забыл как страшный сон. А надо было бы сжечь.

Если же есть и учебник, и ручка, то совершенно точно нет тетради. Как сегодня. Откуда только выкопал этот драный клочок? Из помойного ведра в туалете? И ладно бы при всем при этом он что-то записывал, так нет же! Сидит с таким сосредоточенным видом, будто пишет докторскую, а на деле наверняка рисует очередную психоделическую хуйню, на которую не взглянет ни один уважающий себя художник. Я как-то нечаянно кинул взгляд на его конспекты и порадовался, что не эпилептик, иначе припадка бы избежать не удалось. Оказалось, что текст заменяют разукрашенные квадратики, разрисованные полосками поля и уродливые рисунки вроде кривых ромашек и схематичных мужских детородных органов в платьях и костюмах. Парень, ты серьезно? Тебе девятнадцать лет. Пора бы браться за ум, а ты у нас — детский сад, восьмая группа. Не человек, а сплошная трагикомедия.

А его внешний вид — моя личная пытка. Что такое утюг, он, если и представляет, то очень смутно. Ходит принципиально в мятом. Футболки одна краше другой. Даже сейчас сидит в майке, на которой нарисована капибара, орущая «FU-U-U-UCK». Фэшн-катастрофа. Волосы каштановые в вечном беспорядке. Жутко густые. Торчат во все стороны. Я даже одно время хотел подарить ему расческу. И купон на поход в парикмахерскую. И утюг, которым было бы неплохо прижечь ему задницу. И еще не помешало бы, чтоб его черти драли, прикупить дебилу пару нормальных рубашек.

Но и все эти пункты ничто рядом с тем, что бесит меня больше всего.

Носки.

Сраные блядские-блядь-блядище носки не дают мне покоя.

Этот имбецил, видимо, не в курсе, что носки следует раскладывать по парам. Больше года приходится лицезреть это чудо в перьях. И ни разу. Ни разу, понимаете? НИ РАЗУ, ГОСПОДИ БОЖЕ, он не пришел в одинаковых носках. Я сперва решил, что он дальтоник. Но все это, извиняюсь, чистой воды хуйня. Фиг с ним, что сами по себе носки исключительно из детского мира. Но… Один носок синий с облаками в солнечных очках, другой красный с ножами. Один бордовый с бокалами вина, другой зеленый с желтым тираннозавром рексом. Один черный с могилами, другой, чтоб его, с котятами. Да еще и разной длины, пиздец настал, готовьте вазелин. Да, это можно было бы списать на попытку выделиться или быть оригинальным. Прокатило бы с кем угодно, но не с Майским. Он просто ленивое хуйло. Я так и вижу, как уже высохшие вещи он скатывает в один ком и запихивает в шкаф ногой. А утром выуживает первое, что попадается под руку, не глядя натягивает все это великолепие на себя и идет на пары, излучая беспричинное счастье.

В общем и целом, Майский — худшее, что могло со мной произойти. Остается сжать зубы и терпеть, потому что на путь истинный его уже не наставить. У него свои пути в воображении. Наверное, именно там он пребывает каждый раз, когда я пытаюсь рубить правду-матку. В какой-то момент его взгляд просто стекленеет, и я сразу понимаю: все, парень уехал в мир самосознания далеко и надолго. Хоть перед глазами пальцами щелкай.

Найти бы на уебка управу, да времени тратить не хочется. Придется игнорировать настолько, насколько это для меня возможно.

Сука.

Ебучие носки.