Александр

Мне всего тринадцать, когда я четко и ясно осознаю, что я гей. В тот злополучный летний день старший брат с лучшим другом, пользуясь отъездом наших родителей, заваливаются к нам домой, притащив с собой игровую приставку и пиво. Я на тот момент круглыми сутками торчу в своей комнате. С фанатизмом одолеваю опусы русских классиков, которые значатся в списке литературы на лето. Если вы хотели увидеть того самого нездорового ребенка, что тратит каникулы на домашнее задание, вот он я, любуйтесь.

Но в тот вечер меня отрывают от учебы.

— Эй, — зовет меня Сергей, — расслабься уже, наконец! Родаков нет. Пошли лучше с нами посидишь.

Если подумать, брат всегда старался быть ко мне ближе. А я стремился ровно к противоположному. Но от приглашения не отказываюсь. Игровая приставка — это же недосягаемая мечта. Родители всегда относились к таким вещам негативно, полагая, что игры, развлекательные книги и фильмы, музыка и любое хобби — бесполезное времяпрепровождение. Ты либо совершенствуешься, либо… совершенствуешься. А отдых для слабаков и мертвецов. Они почему-то не упоминали лишь об одном нюансе: смерть бывает разной. Иной раз ты дышишь, ходишь, говоришь, даже смеешься, а внутри мертвец мертвецом. Паршивое состояние. Особенно для ребенка, впереди у которого, казалось бы, целая жизнь.

Брат с другом режутся в какую-то стрелялку, а я слежу за ходом игры, испытывая при этом невероятный восторг. Это что же, кто-то может играть в такие вещи постоянно? И даже при родителях? И их не ругают? На них не давят? Из них не пытаются лепить нечто под стать себе, позволяют развиваться самостоятельно и формировать свою собственную личность? И мнение свое они могут высказывать, когда захотят? Вслух? Да нет, сказки все это.

Никогда я еще не испытывал такую эйфорию, которая накрывает меня в этот момент. И мне кажется, что ничего лучше уже не будет.

Но я ошибаюсь.

Взрослые парни, изрядно подвыпив, решают, что в квартире слишком жарко, и без стеснения стягивают с себя футболки. Мой брат спортсмен. Его гость — тоже. Полуголый Сергей у меня по понятным причинам никаких эмоций не вызывает. Но вот его друг…

…И интерес к игре мгновенно теряется.

Я все меньше смотрю на экран, где парни расстреливают зомби. И все больше — на обнаженный торс друга Сергея. Расслабленный парень то и дело потягивает пиво, не обращая на мой изучающий взгляд никакого внимания. Я же не могу оторваться от лицезрения подкачанного пресса, от капельки пота, ползущей по шее к ключице, от груди, плеч, сильных запястий. И мозг внезапно подкидывает мне такую фантазию, от которой я вспыхиваю подобно факелу.

К тому времени у меня уже бывали эрекции, но ни разу на живого человека. Серега так и не понял, с чего это я вдруг подорвался и заперся в своей комнате. И слава яйцам. Мне потребовалось время, чтобы осознать, кто виновник моего возбуждения и почему именно он. Эта информация никак не желала укладываться в моей голове. Да быть такого не может? Почему я? Почему именно я?

Реву всю ночь. У меня натуральная истерика. Я в таком ужасе, что даже закрадываются дурацкие мысли о выходе из окна. Но, благо, с ними я кое-как справляюсь.

Мой отец — жуткий гомофоб, и мать, честно говоря, не многим лучше. Каждый раз, когда в разговоре всплывает тема, связанная с нетрадиционной ориентацией, ничего хорошего я не слышу.

«Выродки».

«Таких топить надо».

«Позор для родителей».

«Моральные уроды».

«Им не место среди нормальных людей».

«Мерзость».

«Отвратительно».

«Столкнись я с таким, и на своих двоих он бы не ушел».

И эти слова принадлежат не какому-то неадекватному пьянице или склочной торгашке. Они вылетают из уст двух докторов наук, верящих в свою безукоризненную правоту.

Будучи меньше и еще не осознав своих предпочтений, я слушаю все это и думаю не о том, что геи — это гадко, а лишь о том, что быть таким страшно и стыдно. И как хорошо, что я не из их числа. Как мне повезло.

Ага, как же.

Повезло, как утопленнику.

Одна лишь мысль о том, что родители узнают о моих, с их точки зрения, специфических вкусах, ввергает меня в ужас. Потому я решаю во что бы то ни стало «вылечиться», потому что на тот момент свою ориентацию иначе как болезнь, я не воспринимаю. Вот только оказывается, что в наши развитые времена «лекарства» от такого заболевания все еще не придумали. Вот же незадача.

К пятнадцати я неожиданно для себя понимаю, что достаточно популярен у девушек. И то, что до этого я воспринимал, как дружеские беседы, является откровенным флиртом. Мои поклонницы полагают, что я не реагирую на их намеки, потому что слишком наивен и неопытен, и их это раззадоривает больше прежнего. В то время как этот самый наивный парень ночами дрочит, представляя соседа по парте. Не могу я рассматривать девушек в качестве сексуальных объектов, зато втихомолку пялюсь на одноклассников в раздевалке и затем подолгу торчу в туалете. Не самый простой период в моей жизни. Вы когда-нибудь пробовали дрочить, рыдая? Потому что примерно это со мной каждый раз и происходит. Звучит идиотски, а ситуация дерьмовая. Тело требует физической разрядки, но сам процесс и то, а точнее те, кто меня к этому состоянию приводят, меня ужасают и вызывают острое отвращение к себе.

«Возможно, секс с девушкой меня изменит», — надеюсь я и на шестнадцатом году своей жизни позволяю одной ушлой девчонке из старшего класса затащить меня к себе домой. У меня не встает. Благо, она не воспринимает это как личное оскорбление, решая, что я перенервничал. И я действительно нервничаю, но по другой причине. А что, если она кому-то расскажет? А что, если кто-то заподозрит? А что, если…

Через неделю, накануне до боли в яйцах насмотревшись гей-порно, я вновь тащусь к этой девчонке и даю жару, насколько это может зеленый девственник. Даю жару, к слову, с закрытыми глазами, на месте своей партнерши представляя парнишку из параллели. Выходит вроде бы даже неплохо. И долго. Не потому что я вынослив в свои-то шестнадцать лет, а потому что женские стоны жутко отвлекают и мешают мне фантазировать. И все же для первого раза сойдет. Для гея. С девчонкой.

Правда повторного приглашения от девушки я так и не получаю.

А затем к нам в класс переводят Таню. Худая, высокая, абсолютно плоская и с пацанскими замашками. Красивой ее назвал бы далеко не каждый, но харизмой она может сбить с ног любого. Смотрю на нее и думаю, что она была бы неплохим вариантом. Полюбить я ее не полюблю, но… С ней было бы проще сосуществовать, ведь к тому времени я уже начинаю четко осознавать, что по истечении определенного периода жизни от меня потребуют жениться и заделать ребенка. Следует подготовиться к этому заранее. Как ни странно, но Таня — одна из немногих девушек, интерес у которой ко мне стремится к абсолютному нулю, так что мне приходится здорово постараться, чтобы привлечь к себе ее внимание. А затем несколько десятков свиданий, прогулок, держась за ручку, первый скованный поцелуй и… постель.

В тот вечер родители Тани уезжают к родственникам с ночёвкой. А мы после секса сидим на балконе. Таня в одном лишь нижнем белье располагается на стуле, упершись спиной в стену, а обнаженные длинные ноги сложив на перила. Я сижу в дверях, потому что выходить на балкон побаиваюсь. Мы храним гробовое молчание, будто бы оба только что не трахались, а провожали кого-то в мир иной.

— Ну и как скоро ты собирался мне об этом сообщить? — внезапно разрывает тишину Таня, вытягивая из пачки сигарету и закуривая.

— Что именно? — напрягаюсь я, мгновенно перебирая в голове тысячи возможных косяков с моей стороны. Но к ответу девушки я не готов.

— Что ты гей.

Меня будто окатывают ледяной водой. Все тело сводит судорогой, а к горлу подкатывает комок.

— Я… не… — начинаю я еле-еле выдавливать из себя.

— Да расслабься ты, — лишь отмахивается она. — Я тоже.

— Чего? — начинаю я нервно поправлять очки, демонстрируя свою панику. В покер бы играть я с такой привычкой однозначно не рискнул.

— Лесбиянка, — выдыхает она сигаретный дым.

Усиленно перевариваю новую информацию, пытаясь придумать, что мне в такой ситуации следует сказать. Продолжить вяло отнекиваться или…

— Тогда зачем? — киваю я на смятую постель.

— А ты зачем? — усмехается она, затягиваясь, а затем протягивая сигарету мне. До этого я никогда не курил, но сейчас мне это кажется уместным. От единственной затяжки глаза начинает щипать, а легкие разрываются от жутких ощущений. Кашляю минут пять под аккомпанемент звонкого смеха со стороны Тани.

— Хреново в нашей стране быть из меньшинств, — чуть погодя, заговаривает она вновь. — Думала, найду себе классного пацана и, быть может, что-то во мне перещёлкнет. Но, извини, не вышло, — пожимает она костлявыми плечами. — Зато, если мне теперь кто-то скажет, что у меня Просто мужика хорошего не было, я могу с уверенностью заявить, что был! — ликует она.

— Ага, как же… Хорош мужик. Педик, — мямлю я, не зная, что теперь делать и как дальше жить. Эта девчонка одной лишь фразой выбивает меня из колеи. Никто не знает о моей ориентации, тогда как же поняла она? Выходит, я палюсь? Заметила она, значит, могут заметить и остальные.

— Нет, серьезно, — продолжает она. — Это мой первый секс с парнем, и, честно говоря, я думала, что будет куда хуже. Но ты справился на твердую четверочку. Не то чтобы тебе в этом не помог человек, которого я на твоем месте представляла, но тем не менее. Если ты так трахаешься с девчонкой, которая тебя не возбуждает, даже не представляю, что будет с пацаном, который ощутит на своей шкуре всю мощь твоей страсти, — театрально восклицает она.

— Не будет никакого пацана, — цежу я сквозь зубы. — Я женюсь, и у меня будет ребенок. Или два, — зачем-то выдаю я, в этот момент напоминая себе робота, запрограммированного на одну-единственную функцию.

— О, как? — удивляется Таня. — Что-то сомневаюсь, что это я, такая великолепная, внезапно тебя перекроила, — вздыхает она, вытягивая новую сигарету.

— Нет… не перекроила, — морщусь я. Тяжело произносить правду, которая причиняет тебе боль.

— Но ты уже все решил? — голос Тани будто тускнеет.

— Да.

— Как-то это грустно. А вдруг влюбишься? — переводит девушка на меня внимательный взгляд.

— Не влюблюсь. Буду держаться подальше от тех, кто мне нравится, — уверенно заявляю я, считая себя богом стратегии.

— Прямо крест на себе ставишь, — хмурится Таня. — Нельзя так, — мои слова ее явно расстраивают.

— А быть геем, значит, можно? — парирую я.

— Ну… пока в конституции вселенной не прописано, что нельзя, то можно, полагаю.

— Говоришь так, будто своей ориентации не боишься. Тем временем, еще совсем недавно ты кувыркалась в постели с мужиком, — напоминаю я, начиная злиться. Какого черта она делает? Зачем лезет туда, куда не просят?

— Ой, мужик нашелся, — смеется Таня. — Мальчик шестнадцати лет, — искренне веселится она. — Конечно, боюсь, — ее выражение лица резко меняется. — Кто не боится-то? Как представлю, что рассказываю родителям правду, так сердце в пятки уходит. Потому и решила попробовать. Что ж… Опыт не удался, я все еще люблю девчонок. Главное не горячиться и не палиться. Узнай кто в школе о наших предпочтениях, и нам обоим пиздец. Так что надо держаться вместе. А уже в универе можно призадуматься о будущем. Сейчас у нас нет ничего, чем бы мы могли бравировать. Никакой подстраховки. И ни единого шанса на спасение.

Оказывается, Таня однажды спалила, как у меня встал, пока я смотрел на одноклассника, так что с этого момента я веду себя куда осторожнее. И мы с ней становимся официальной парой. Даже знакомимся с родителями друг друга для пущей убедительности. Таня из хорошей семьи, так что мои отец и мать удовлетворены моим выбором. Родители девушки так же дают нам разрешение на «детские» встречи. Так мы и прикрываем спины друг друга целых два года вплоть до выпуска. Но я совру, если скажу, что за все это время мы храним жесткий целибат. Отношение Тани к сексу весьма простое, и она достаточно быстро убеждает меня, что придавать этому процессу большое значение бессмысленно. А вот помочь друг другу поднабраться опыта — лучшие дополнительные занятия, которые можно придумать.

Самым смешным я считаю наши беседы после очередного постельного рандеву:

— Кого представляла на этот раз? — интересуюсь я, потягивая уже вторую сигарету.

— Катьку Буравцову из десятого «Б».

— Чего? — округляю я глаза. — Она же… ну… — запинаюсь я. — Необъятная.

— А ну-ка забрал свои слова обратно! — требует Таня. — Она не необъятная, она ахуенно аппетитная. Такая мягонькая. Такая миленькая. Так и хочется пылинки с ее плечика сдуть, провести по волосам, отвести на свидание, а затем жестко оттрахать на шелковых простынях! — вдохновенно делится со мной подруга своими фантазиями.

— Интересно, как у тебя получается фантазировать, будто бы ты сверху, когда на самом деле всегда снизу? — смеюсь я.

— Ой, Дитрих, иди в задницу, — морщится она. — Ясно же как день, сперва я ее… А потом в эту небесную нимфу вселяется сам Сатана, она заламывает мне руку за спину и мстит! Долго мстит! МНОГО! — играет она бровями. — А ты кого представлял? Только, умоляю, не говори, что снова Степана. Он до сих пор читает по слогам, я не могу представить, что ты мог найти в таком пеньке.

Я молчу, чувствуя, как к щекам начинает приливать кровь.

— Давай колись, я же тебе рассказала, — настаивает Таня.

— Серого из одиннадцатого «В», — еле слышно признаюсь я.

Танька давится сигаретным дымом.

— Ты больной что ли? — выпаливает она в сердцах. — Он на голову отбитый.

— Да, наверное.

— Дитрих, ты ебобо? Он же скин. Каждый раз, когда ты проходишь мимо, он кидает тебе зигу и называет исключительно Немчурой. Словарный запас, как у Эллочки-Людоедки из «Двенадцати стульев», а единственная цель в жизни — пивасик по вечерам, — дает Таня точную оценку моей симпатии. — Да еще и стриженный под ноль. Господи, куда ты смотришь?! — продолжает негодовать подруга. — Или погоди… — она наклоняется ко мне ближе, — быть может, я о нем не знаю чего-то, что знаешь ты? — хихикает она, выразительно поглядывая на мою ширинку.

— Да иди ты, — отмахиваюсь я, начиная смеяться. — Понятия не имею, какой у него член.

— А надо бы!

— Ничего мне не надо.

— Я знаю уже четырех парней, которым бы ты самозабвенно вставил. И начинаю прослеживать закономерность, — рассуждает Таня с умным видом. — Тебя возбуждают парни, которые абсолютно тебе не подходят. Один тупой, второй отбитый, третий летящий, четвертый — музыкант-алкоголик, — загибает она пальцы. — То есть из всех возможных кандидатур, ты выбираешь самый треш. По ста пунктам из десяти! Такое впечатление, что с их помощью ты пытаешься что-то компенсировать. Не понимаю только, что?

Очаровательное наплевательское отношение к чужому мнению. Самоуверенность. Дух свободы, которым они пропитаны до костей.

— Ничего подобного, — морщусь я. — Просто они… в моем вкусе.

— Хуевый же у вас вкус, батенька.

Смотрю на Таню и очень жалею, что я гей, а она лесбиянка. Из нас бы вышла отличная пара в какой-нибудь параллельной вселенной. В этой, конечно, вариант не хуже — мы лучшие друзья. И все же…

Наши взаимоотношения походят на цирк с конями, в котором мы друг для друга и в роли циркачей, и в роли коней.

— Как насчет анала? — как-то спрашивает меня Таня прямо в лоб. — Тебе же надо узнать все фишки! — заявляет она, заставляя меня ненароком схватиться за сердце. Ее прямолинейность раз за разом ввергает меня в шок.

Я долго и выразительно на нее смотрю, пытаясь сообразить, в чем подвох.

— А ты не против? — спрашиваю я осторожно.

— Ради друга и задницы не жалко, — бодро подмигивает она мне.

…А через неделю притаскивает на нашу очередную встречу страпон. Вот он, подвох. Заберите, распишитесь.

— НЕТ! — ору я.

— РАЗВЕ МОЖНО ЖАЛЕТЬ ЗАД ДЛЯ ДРУГА?! Я ВЕДЬ НЕ ПОЖАЛЕЛА! ТЕПЕРЬ ТВОЯ ОЧЕРЕДЬ! БУДЬ ЧЕЛОВЕКОМ! МНЕ ЖЕ ТОЖЕ НАДО УЧИТЬСЯ! — воинственно кричит она, потрясая в руках секс-игрушкой. — ДЭДПУЛ СМОГ, И ТЫ СМОЖЕШЬ!

— Я нихера не пассив! — отпираюсь я уже с меньшим энтузиазмом. Что не говори, а за мной перед девушкой числится должок.

— Не узнаешь, пока не проверишь! — спорит подруга.

Что ж…

Узнал.

Все-таки не пассив.

Еще три дня потом хожу, хромая и костеря весь мир почем зря, а Таня тщетно пытается замолить свои грехи, подкладывая мне в рюкзак шоколадки.

— В задницу себе их засунь, — шиплю я.

— Без проблем, — пожимает она плечами. — Потом и тебе присунуть могу, хошь? — подмигивает вдогонку.

— БОЛЬШЕ НИКОГДА!

Благо, Таня милосердна и больше этой темы не поднимает. Но поднимает другие. Много тем. И то, что сперва кажется мне диким и безумным, с течением времени становится в порядке вещей. Но что важнее, незаметно для себя я начинаю совершенно спокойно осознавать себя геем. Трахаясь с девушкой, да. Дикость полная. Но именно Таня раскрепощает меня в плане секса и вселяет уверенность в себе. Именно благодаря ей я начинаю понимать, что вообще-то не урод, не мерзость и не тот человек, который заслужил расстрела. И мои предпочтения никого не должны касаться.

Единственное, за что я продолжаю держаться, так это за уверенность в том, что c парнем я своей жизни никогда не свяжу.

Провстречавшись два года, мы с Таней решаем, что в роли пары можем преспокойно уехать учиться в другой город. Выбираем разные специальности, но в одном университете. План кажется нам идеальным. Не учитываем мы лишь одну неизвестную переменную: мое нестабильное психологическое состояние. Если первый экзамен я сдаю одним из лучших во всей школе, на втором меня накрывает. Перенервничав, я половину отведенного на выполнение тестовых заданий времени борюсь с единственным желанием: сбежать, забиться в угол и отрешиться от всего вокруг. Взяв себя в руки, я справляюсь со значительной частью вопросов и вытягиваю на пятерку, но баллов получаю не так много, как хотелось бы. Перед третьим экзаменом я допускаю другую ошибку. Боясь нового приступа, напиваюсь успокоительного. В результате мозг отключается. Результат: четверка.

Таня проходит в запланированный университет и уезжает. Я остаюсь. Поступаю в нашем городе, где проходной балл не такой высокий. Первое время мне кажется, что я свихнусь или наложу на себя руки, настолько мне одиноко и тошно. Слишком я привык к тому, что мой лучший друг, а по совместительству и партнер в постели, всегда рядом. Всегда поддержит и подбодрит, а когда надо, раздаст пиздюлей. Но я стараюсь не думать об этом. Надо собраться. И двигаться дальше. К тому же мы ведь переписываемся! Нечасто, но все же.

В первый учебный день в университете я решаю, что пора менять свою жизнь. Да, хватит наматывать сопли на кулак. Вернусь к учебе и сконцентрирую все внимание на ней! И ничто меня не отвле…

И тут перед глазами вырастает Майский. Дебильная футболка. Дебильная шевелюра. Дебильное выражение лица. Человеческое воплощение геморроя.

И все.

Я опять попал.

«Главное держаться от него подальше, — думаю я. — И тогда проблем не будет, — конечно-конечно. — Общаться только по учебе. А еще лучше, вести себя так, чтобы он меня еще и избегал!»

И черт, мне ведь казалось, что я делаю все верно. Так какого хера, Майский? Какого хера ты подошел ко мне первый? Какого хера, помог добраться до дома? Пел? Помог во второй раз? Поддержал? И пригласил на эту чертову вписку?! Какого, я тебя спрашиваю, хера?! Зачем ты меня мучаешь?!

Одно дело симпатизировать человеку из-за его внешности, совсем другое, когда узнаешь его поближе и оказывается, что он, блядина, еще и человек охуенный. Нет, все его минусы, которые я старательно выискивал и раздувал для себя до размеров вселенной в течение прошлого года, все еще при нем, но… они становятся незначительны. Посмотри, он отзывчивый добрый парень. Посмотри, он помогает тебе, не прося ничего взамен. Посмотри.

И вот стою. Смотрю. На дебила, курящего травку и разглагольствующего о том, что мне стоит расслабиться и просто сделать что-то, чего я давно желаю. Вот так просто.

— …Сделай, и хуй с ними, с последствиями. И не парься ты о том, кто и что подумает!

В крови слишком много алкоголя, да и пара затяжек сомнительной курительной смеси дают о себе знать.

— Так чего ты хочешь?

Меня вообще кто-нибудь и когда-нибудь спрашивал об этом? Всем, кроме Тани, было наплевать на мои желания.

Так почему не наплевать тебе?

— Я… — спотыкаюсь, осознавая, что, кажется, сейчас скажу лишнего, но контролировать себя не в силах. — Я хочу тебя.

И будь что будет.