Саня

Квартира Дитриха встречает уже привычным негостеприимством. Дорогая мебель, роскошный интерьер, картины наверняка именитых современных художников, а уют стремится к минус бесконечности. Серьезно, почему здесь настолько паршиво? Заходя внутрь, ощущаешь себя игрушкой в кукольном домике. Все здесь приспособлено для того, чтобы на это смотрели, но не трогали. Спасибо, мебель хотя бы не в целлофане. Красивая клетка, направленная на демонстрацию холодной красоты, убивающей все живое.

Всю дорогу от университета до дома старосты мы храним гробовое молчание. Понятия не имею, о чем думает Дитрих, взирая в окно, а я, взирая на Дитриха, думаю лишь о том, какого хера я делаю? Как до утки на седьмые сутки — это точно про меня. Почему? Да потому что первые пару минут дороги в такси я искренне верю, что еду жрать пирог.

Жрать пирог, врубились?

А потом у меня начинают закрадываться смутные сомнения. Смутные, блядь.

Мы едем к Дитриху на ночь глядя в пустую квартиру.

В пустую квартиру, в которой не будет никого, кроме нас двоих.

Только мы и больше никого.

Вообще никого.

Подозрительно, не правда ли? На языке так и чувствуется легкий привкус наебки. Причем наебываю я себя сам. Без посторонней помощи.

И что же мы будем делать ночью одни в пустой квартире? Глянем кинцо? Выкурим по паре сигареток? Съедим пирог?

Саня, серьезно? Пирог?

Окей-окей, пообжимаемся слегонца. Поваляемся на диване до тех пор, пока губы не начнут саднить. Да. Точно. Пообжимаемся и ничего больше. Ну может вздрочнем. Легкий петтинг — это же не проблема?!

Первый наш поцелуй, правда, собой не ограничился, с легкой руки Дитриха, а скорее с его легких губ, перейдя в охуенный минет. А что бы произошло дальше, история умалчивает, так как нас прервали. Но интуиция мне подсказывает, что я бы, как минимум, кончил. Второй раз легким чмоком тоже не обошелся бы, если бы нас не прервали. Я после вспоминал пальцы Дитриха на моем члене и в своих руках нужда отпадала. Таких поллюций у меня даже в шестнадцать лет не бывало. В третий раз не хватало только плаката над головой, на котором бы значилось: «Поцелуй — это только начало». И фиг знает, что бы вышло, если бы нас не прервали и в третий гребаный раз. Но думается мне, выйди все иначе, и меня бы посвятили в чудеса анального секса далеко не в теоретическом формате. Ебучий случай — так я назову книгу с автобиографией.

И вот мы едем ночью в пустую квартиру Дитриха, где нас совершенно точно уже никто не прервет, жрать пирог?

Нет, ну всякое может быть…

Не исключаю возможности, что…

Да нихера подобного! Мы едем трахаться!

СУКА!

Я не готов!

В смысле… я даже не погуглил. А вдруг я что-то сделаю не так? Я ведь хотел посмотреть гейскую порнушку. ПОЧЕМУ Я НЕ ПОСМОТРЕЛ ГЕЙСКУЮ ПОРНУШКУ?! ГДЕ БЫЛА МОЯ ГОЛОВА?! Черт побери, в школьную программу обязаны ввести гейское порно, чтобы ни у одного пацана не возникло проблем, которые сейчас расцветают передо мной. Сука, да я в свой первый раз с девушкой так не нервничал. Там как-то все понятнее казалось… А тут блядская информационная дыра. Хоть таро раскидывай, чтобы подробнее узнать, что да как.

Стопэ-стопэ-стопэ, Саня, тормозни на повороте. Ты явно забегаешь вперед, не задав куда более актуальный вопрос, а именно: тебе вообще что-то сделать дадут?

И меня посещает озарение во всей своей блядской красе. Не будет «камня-ножницы-бумаги» или подбрасывания монетки в воздух. Не будет жарких споров или борьбы за главенство. Не обязательно входить в ряды гениев, чтобы понять одну простую истину: сверху мне быть только на унитазе. Не потому что я смазливый сладенький мальчик, ибо до такой характеристики мне далеко. И не потому что я слабее физически или морально, ведь это неправда. И дело даже не в гордыне Дитриха. Прочь стереотипы, факт в том, что я видел, каков староста, когда возбужден. Такому хер поперечишь. Он наверняка и сам этого не осознает. Но пускаясь во все тяжкие, староста превращается в человека, которому очень сложно отказать. К тому же он помешан на контроле, и я очень сомневаюсь, что секс окажется приятным исключением из правил. Скорее, наоборот. Перетащит всю инициативу на себя раньше, чем я успею сказать хоть слово против. А ведь я даже не скажу.

На самом деле это даже возбуждает. Неплохо на время отдать контроль кому-то другому, ни о чем не парясь. Я, конечно, и так парень не сильно запарный, но в последнее время загнался конкретно и расслабон мне не помешает. И все же… Маячащая на горизонте пассивная роль в постели меня слегка угнетает. Я не считаю свою задницу драгоценной, меня волнуют чисто физические наверняка неоднозначные ощущения. Еще больше выбивает из колеи абсолютная неопытность и неосведомленность в данном вопросе. Перед первым сексом с девушкой я хотя бы знал, как что делать, благодаря порнухе. НУ ПОЧЕМУ Я НЕ ПОСМОТРЕЛ ГЕЙ-ПОРНО. Я ЖЕ НИХЕРА В ЭТОМ НЕ СМЫСЛЮ. Хотя постойте. Немного инфы в моей голове имеется. В этом процессе обычно задействован член и задница. Твоя, сука, Саня, задница! Сам себя не подъебешь, никто не подъебет.

Так я и агонизирую всю дорогу до дома Дитриха, разрываемый десятками мыслей и сомнениями о том, а надо ли мне это вообще? Староста выглядит абсолютно спокойным. Ну да… Он же гей. И осознал это достаточно давно. Значит, парни у него были, верно? И он прекрасно знает, что делать. В отличие от меня. Блядь, не опозориться бы. А что, если в постели я окажусь бревном? И Дитрих, разочаровавшись, помашет мне ручкой? Что, если любовники до меня были куда опытнее? Что, если староста начнет сравнивать? И окажется, что я хуже?

Я жутко нервничаю, когда мы подходим к входной двери квартиры, а теперь, уже зайдя в коридор, меня и вовсе начинает потряхивать. Староста остается невозмутим. Вешает куртку в шкаф и, кинув мне фразу про пирог в холодильнике, направляется в свою комнату.

Постойте.

А что, если все мои размышления надуманы? Я тут уже на секс настроился (ну как настроился, попсиховал в себя), а староста-то на него не рассчитывает? Не выглядит он особенно груженным, хотя обычно дерганый и по идее, из-за развернувшихся перспектив должен психовать куда больше моего чисто из принципа! Но в коридоре он на меня не набрасывается. Не манит меня соблазнительно ручкой в сторону своей комнаты. Он вообще нихера не делает. Просто уходит, будто меня здесь и нет.

Мы что, правда пришли пирог есть?!

И я действительно чувствую настолько сильное разочарование по этому поводу?

Простой же я парень, как три гребаных рубля, раз за одну поездку в такси умудрился морально подготовиться к анальному сексу в позиции пасса и теперь готов кусать локти от обиды, потому что планы накрылись медным тазом.

Даже представить не могу, как люди ебут себе мозги всю жизнь. Я свои поебываю всего лишь второй месяц, а веревка и мыло уже не кажутся мне таким уж плохим выходом из положения.

«Окей, — думаю я, стоя как дурак посреди коридора и не зная, что предпринять. — Пойду проверю. Если пирог в холодосе реально есть, значит, я обосрался. Если пирога нет, то обосраться мне еще предстоит». С этими мыслями захожу на кухню и невольно оглядываюсь. Выглядит весьма лаконично. И очень дорого. Слишком дорого. Впечатление, что мне в лицо тыкают пачками денег. Невольно задаюсь вопросом, почему люди, у которых много шекелей в кошельках, всегда такие напряженные. Взять хотя бы родителей Дитриха. И сами бесятся, и сына изводят. Это деньги так меняют людей? Или необходимо быть вот такой вот бесконечно стрессующей залупой, чтобы заработать себе состояние? По мне, так покой и гармония с собой гораздо важнее материального. Хотя некоторые мои знакомые считают, что я так рассуждаю только потому, что нищеброд. Типа, таким образом я себя успокаиваю. А мне вот кажется, что это знакомые пытаются успокоить себя, говоря все это мне.

Дитрих не торопится возвращаться, так что я, пару раз пройдя туда-сюда перед холодильником, нерешительно протягиваю руку и смыкаю пальцы на холодной ручке. Я так до конца и не решил, чего боюсь больше: обнаружить пирог или все же его отсутствие.

И все-таки отсутствие. Четко это понимаю, открывая дверцу и натыкаясь взглядом на большую тарелку, покрытую прозрачной пластиковой крышкой.

Пирог.

Облом.

И хер ли ты тут делаешь, сраное кондитерское изделие?! Убирайся, блядь, с глаз моих! Видеть тебя не могу!

— Так и будешь на него пялиться, как на врага народа? — Дитрих, опершись спиной на дверной косяк, заставляет меня вздрогнуть. И когда он успел так тихо вернуться?

— О, ты снял очки, — выдаю я невпопад. — Теперь я могу делать все, что захочу, и ты этого не увидишь?

— Я в линзах, идиотина, — бросает в ответ староста.

— В линзах? — удивляюсь я.

Как до утки…

— Ты же говорил, что не любишь линзы.

На седьмые…

— Да еще и дома.

Сука, сутки…

И я с гордостью сообщаю, что это самый идиотский тупняк в моей жизни.

Александр

Это продуманная случайность. Я не планировал тащить Майского к себе домой до того самого момента, пока не увидел его сидящим на остановке. У меня даже мысли такой не было. Стратегия держаться особняком — все, что крутилось в моей голове. Стратегия, от которой нельзя отходить, чтобы не причинить себе боль. Чтобы не причинить боль ему. В конце концов, какая из нас пара? Майский так беззаботен. Мое наличие в его жизни эту беззаботность бы уничтожило. Оно уже уничтожает. Самым правильным решением кажется уберечь Майского от меня. Погорюет и забудет. Найдет человека, который будет способен дать ему то, чего никогда не дам я. Теплоту и покой, о которых я не имею понятия. Здоровые люди должны быть с себе подобными, верно? А я — сломанная марионетка своих родителей, ненавидящая ниточки, за которые ее дергают. Вот только… отрежь эти нити, и что останется? Кто останется? Никто.

Но вот я смотрю на ссутулившуюся спину. На всклокоченные ветром волосы. На силуэт, подсвеченный экраном телефона. И я не хочу быть никем. Хочу быть тем, кого во мне видит он. Того, с кем ему было бы хорошо. Сомневаюсь, что Майский рассчитывал на тот эффект, который на меня производит, но чувство, родившееся во мне в этот момент, сложно объяснить, а пережить — еще сложнее. К горлу подкатывает ком, а на душе становится невыносимо гадко. Вся эта картинка, застывшая перед глазами, становится воплощением единственного понятия: «одиночество». Вот только одинок почему-то не я, психованный мудак с миллионами заморочек, а влюбленный в меня красивый, добрый и искренний парень, симпатии которого я не заслужил. И чувства которого собираюсь так расточительно просрать, между ними и своими страхами и комплексами выбирая второе. Свое дерьмо роднее неизведанного счастья, не так ли? Я всегда рассматривал ситуацию ровно противоположную. Один должен остаться я. Один должен стойко прожить отведенный срок. И один умереть. Тогда как же вышло, что я стал не жертвой, а палачом?

Случайным оказывается кинутый в сторону остановки взгляд. И мысли, которые все это зародило, тоже.

Поступки же, последовавшие затем, исключительно продуманные. Поспешные, конечно. Совершённые под влиянием момента, но за мгновение построившие примерный план действий. Майский еще сохраняет вокруг себя флёр меланхолии, а я уже вызываю такси. Он лишь решается на легкий поцелуй, не представляя, на что пару минут назад решился я. Не представляя, каких усилий мне далось это решение. И в каком я ужасе от собственных действий.

И вот мы в машине. Я даже не сомневался, что Майский не откажется. Так и выходит. Соглашается без раздумий. Без сомнений. Без лишнего дерьма, которым моя башка набита, будто порохом бочка.

Мы едем ко мне домой и… влияние момента потихоньку отпускает. Желание не угасает, но к нему в компанию пробивается мой больной разум, а вместе с ним анализ ближайших перспектив и запоздалый более подробный разбор того, что я успел распланировать.

А план таков:

Пункт первый: Привести Майского к себе домой.

Пункт второй: Затащить Майского в свою постель.

Больше пунктов в плане нет… Как-то это на меня не похоже.

Ебаться-сраться-улыбаться, я тащу Майского к себе домой ради секса. Спонтанно. Не подготовившись. Ни презиков. Ни смазки. Ни вводного курса для Майского, как это вообще, сука, происходит. Усиленно пялюсь в окно, стараясь не демонстрировать паники. А руки дрожат. Блядь, руки дрожат так, что наверное трясет всю машину. Алкоголики со стажем признали бы во мне собрата. Саня же прекрасно понимает, нахера мы ко мне едем. Не может не понимать. Но его это как обычно не парит. Я пялюсь в окно, потому что мне стыдно смотреть ему в глаза. Он же пялится на меня в упор, падла. И не отворачивается. Будто готов начать прямо здесь в такси и начхать, что подумает водитель. Мне бы его самоуверенность, черт побери.

Успокойся, Дитрих.

Не нагнетай.

Не нагнетай, я тебе говорю!

Презервативы возьмешь у родителей. И смазку. Все у них это есть, и ты даже знаешь, где именно. Не знаешь ты только, нахера им все это, ведь они уже больше года спят в разных комнатах. Но это их проблемы, а твоя сидит рядом и лупит на тебя глаза, пока ты хочешь две вещи: Майского и провалиться сквозь землю.

Чем ближе дом, тем больше невроз.

И зубы у меня стучат явно не от холода, потому что в машине тепло.

Это финиш.

У меня никогда не было секса с парнем. Таня, конечно, расписывала, как я хорош в постели, но, по-моему, она просто старалась повысить мою самооценку. Не то чтобы у нее не выходило. Но сейчас вся моя самоуверенность пробивает дно и падает в адский котел. Я словно вернулся в свои шестнадцать лет. Да нет, состояние даже хуже. В мой первый раз меня волновало только то, как бы лишиться девственности с девушкой, чтобы прикрыть свою гейскую задницу. А сейчас меня волнуют вещи куда более важные. Если я сделаю что-то не так и Майскому не понравится, он может решить, что отношения с мужиком не для него. А если у него упадет, когда он увидит меня без одежды? Серьезно, вдруг даже не встанет?! Это же пиздец! И самое важное: я хочу доставить ему удовольствие, а не превратить наше постельное приключение в пыточную святой инквизиции.

Секс с взаимным получением удовольствия — это целая наука. Если бы все было просто, как в порно, люди были бы куда счастливее. Но, увы, без сложностей не обходится и здесь. Как всегда.

И тут же намечается вторая проблема. Я-то со своей позицией в постели давно определился. Но Майский может с ней не согласиться. Он не гей. У него был секс с девушками и, полагаю, снизу он себя никогда не видел. А я не вижу себя. Благодаря Тане видеть и не хочу. Но если он настоит… Не могу же я его заставить. Окей, я могу смириться с ролью пасса. На самом деле, это не принципиально. Главное, чтобы ему понравилось. Похуй, если не понравится мне. Я переживу. Вот только и играть в камеру пыток не очень мне улыбается, а Саня вряд ли обладает богатым опытом анального секса. Я тоже не обладаю, но прочувствовав его разок на своей шкуре, совершенно точно знаю, как делать не надо. А он, скорее всего, не знает. Это грозит не только физическими проблемами для меня, но и неудавшимся сексом в принципе.

Какая же говенная затея. Почему я, как идиот, поддался порыву. Надо было сперва все продумать, просчитать, подготовиться. И… нихуя, как обычно, не сделать. Нет уж. Шевелись, нерешительный кусок говна. Ты справишься. Ты не имеешь права на ошибку. Понял?

Ключи звенят у меня в руках. Может быть, притвориться, что я ничего подобного не имел в виду? Пирог-то реально есть. Пусть жрет и уматывает? Бред. Если сейчас пойду на попятную, второго шанса не будет. Этот момент можно считать переломным в моей жизни. Неправильный выбор, и можно сразу ложиться в гроб. Спокойно, Дитрих, спокойно. Я буду аккуратен и внимателен. Главное, чтобы крышу не сорвало. Надо держать себя в руках. Со всей силы держать. Импровизация — не моя сильная сторона, но сейчас придется поднатужиться и не напортачить, не имея за спиной плана действий из пятидесяти пунктов.

Скидываю верхнюю одежду и, отправив Майского на кухню, иду в свою комнату. Надеюсь, парень поймет мой намек на то, что мне нужно кое-что подготовить, и не увяжется следом. Не слышу шагов за спиной и вздыхаю с облегчением. Первое, что следует сделать — это сменить очки на линзы. Второй пункт: забрать из комнаты родителей, которая теперь, скорее, принадлежит матери, презервативы и смазку. И еще кое-что. Третий пункт: влажные салфетки. И мусорное ведро пододвинуть ближе к кровати. Что еще? Наверняка я что-то забыл. Думай, Дитрих, думай. Что ты упустил?

Черт с ним.

Майский не выказывает признаков своего присутствия. Непривычно тихий. И я понимаю, почему, найдя его на кухне.

Этот придурок!

Этот кусок идиотизма!

Этот непроходимый тупица!!! Копается в холодильнике.

Возможно, я сильно переоценил его интеллектуальные способности, и до него не дошло. Выходит, все это время я зря психовал, да?

Хотя почему зря?

Даже если он не понял, то я ему сейчас очень красноречиво намекну на то, зачем позвал к себе.

Не ради блядского пирога.

Нет, я все еще нервничаю из-за предстоящего. Я все еще в сомнениях. Я все еще не уверен в себе. Но я не поверну назад. И Майскому повернуть не позволю.

— Так и будешь на него пялиться, как на врага народа? — хмуро выдаю я, наблюдая за тем, с какой сосредоточенностью Саня сверлит пирог взглядом, и готовый в это мгновение выбросить чертову выпечку в окно. Какого хера пирог тебя интересует больше, чем я?

Погодите. Я ревную его к еде? Приехали-распишитесь…

— О, ты снял очки, — улыбается Майский, превращаясь в самое очаровательное создание на планете. Разве можно злиться на такого милого парня? С такой красивой улыбкой? Еще как, блядь, можно, если он тупой, как табуретка!

— Теперь я могу делать все, что захочу, и ты этого не увидишь? — завершает Майский мысль. Ага, не дождешься.

— Я в линзах, идиотина, — бросаю я беззлобно, стараясь не терять лица и не показывать, насколько я нервничаю. Я охуеть самоуверенный. И я прекрасно знаю, что делаю. Знаю же? Хуй там.

— В линзах? — почему его это так удивляет? — Ты же говорил, что не любишь линзы. — Ебаный пенёк. — Да еще и дома. Нахера?

Нахера, спрашиваешь? Да потому что я собираюсь прокатить тебя с ветерком на своем члене и планирую увидеть весь процесс. Абсолютно весь. Не упущу ни мгновения.