Через дорогу есть небольшое кафе с дурацким названием, его хорошо видно из окна моего кабинета. Я никогда не заходил туда. Пробираться через толпу студентов ради тридцати миллилитров эспрессо — то ещё удовольствие, к тому же у нас в участке всегда стояла старая машина, ещё способная сварить крепкий кофе. Джозеф часто ей пользовался, заодно делал порцию и для меня. Но как-то раз, когда я сидел, с головой закопавшись в бумаги, на мой стол шумно опустился маленький картонный стаканчик с пластиковой крышкой и смешным рисунком. Я поднял заинтересованный взгляд на напарника, и он, сняв запотевшие очки, чтобы протереть их, раздражённо пояснил: «Наша сломалась. Обещали починить к следующей неделе».

Это случилось во вторник, так что Джозеф ещё несколько дней таскал мне оттуда кофе с недовольным лицом. Будто я его заставлял…

Я бы не вспомнил об этом, если бы сегодня, покидая участок, не заметил, как проезжающий по тротуару велосипедист едва не врезался в выходящего из кафе студента. Парень испуганно отшатнулся, споткнулся о ступеньку и всё-таки упал, разлив свой кофе и потеряв слетевшие очки. Без них он совсем ничего не видел и беспомощно ощупывал каменную плитку рядом с собой. Я перешёл дорогу, подобрал очки и подал их мальчишке.

Джозеф тоже никогда не расставался со своими очками. И случай этим утром напомнил мне не только о стаканчиках эспрессо, но и о другом событии. О Маяке. В тот раз, обронив очки, Джозеф впервые признался мне, что без них он не чувствует себя собой. Честно говоря, я тоже никогда не представлял Джозефа без очков.

Бедолага-студент невнятно поблагодарил меня и убежал в сторону сквера. Я же решил зайти внутрь.

Удивительно, но народу в кафе было немного. Мне быстро сварили кофе, и я занял одноместный столик у окна. Здесь лежал выпуск сегодняшней газеты, но он меня не заинтересовал, потому что обо всех новостях я знал ещё вчера. Так что, отложив газету в сторону, я достал телефон и нашёл среди контактов номер Кидман. Палец замер над значком зелёной трубки. И что она мне скажет? Да и что я сам хотел от неё услышать? И хотел ли?

После Маяка, когда я своими глазами видел, как Кидман всадила в него пулю, меня три года пытались убедить, что мой напарник пропал без вести на этом задании, а я — выдумал себе и его смерть, и тот ужас, через который прошёл. Но вместо того, чтобы пытаться найти ответы, я снова знакомой дорогой пошёл в бар.

Может, Кидман права: сейчас я не должен винить себя. Выбравшись из STEM, я ещё долгое время не понимал, где на самом деле нахожусь и что происходит вокруг. Первый год меня «лечили» у мозгоправов и пичкали каким-то таблетками. Потом выставили на улицу. Я был совершенно один, не понимал, что всё-таки произошло в тот раз и что мне делать теперь. Но, несмотря на «лечение» и своё постоянно нетрезвое состояние, я очень хорошо помнил, как Кидман застрелила Джозефа.

Я никогда не винил её. Я заставлял себя помнить, что это была случайность. Что он сам бросился под пулю. Я заставлял себя это помнить.

Так что, когда мы встретились снова, точнее, когда она пришла вытащить меня из того бара, я не хотел затрагивать эту тему. А потом стало не до того: Лили, Майра, Юнион… Лишь однажды, связавшись с ней из STEM, я осмелился поговорить об этом. Я знал, что она не станет поддерживать разговор: нас постоянно прослушивали. Тем не менее в тот момент Кид сообщила мне, что Джозеф… не погиб.

Этой информации нужно было дать время, чтобы уложиться в моей голове. Я дал. Позже, когда всё закончилось, мы снова заговорили об этом, и Джули с сожалением призналась, что знает не больше моего. Джозеф всё это время был у «MOBIUS». Моё желание сорваться на его поиски она остудила только одной фразой: «Теперь ты отвечаешь не только за себя». И опять была права. Я должен был смахнуть с себя пыль, взять себя в руки и устроить свою жизнь ради дочери.

Я сделал глоток горячего горького эспрессо и осмотрелся. В кафе, смеясь, зашли ещё двое студентов. На улице звонко залаяла маленькая собака на поводке. Проехала жёлтая машина такси. На столике лежала газета с новостями. Всё… устроилось?..

Сколько себя помню, я всегда чего-то ждал. Когда дело касалось лично меня, я боялся и медлил. Я ничего не делал. Промедлил и теперь. Если бы речь шла о моéй жизни, Джозеф бы ждать не стал.

Я разблокировал телефон и всё же коснулся зелёной иконки.

— Да?..

— Кид, это я. Есть разговор.