Отчаяние — это страх без всякой надежды.

Р. Декарт

Страх сковал меня своими тонкими, словно прутья, кривыми пальцами, заставив моё сердце сначала ухнуть вниз к пяткам и замереть, а затем бешено колотиться, будто каждый удар мог стать последним. Я и подумать не могла, что настанет тот самый день, когда Ифань решит лечить меня при помощи шоковой терапии. Или калечить...

— Положите ее на кушетку и привяжите, — эхом раздался где-то сбоку голос Тессы.

В тот же момент двое рослых медбрата поволокли меня к местами потрепанной кушетке. Ноги мои стали ватными и совершенно не хотели слушаться, а посему я буквально повисла на локтях двух мучителей. Все мое тело забила крупная дрожь, подобная судорогам.

— Вы не имеете права делать это без моего согласия! — будто чужим, неродным голосом промолвила я, испугавшись собственной интонации. — Я точно знаю... Не имеете...

— Твоя мать давно дала свое согласие на любое лечение, которое мы сочтем нужным, и подписала все бумаги, — ледяным тоном произнесла старшая сестра, лично пристегивая ремнями мои запястья, и, наклонившись ко мне, тихо добавила: — Иногда, пациентка Кан Лори, психотерапия не дает положительного результата, становится пустой тратой времени, как в Вашем случае, и тогда электроконвульсивная терапия становится единственно верным... лечением, — она кинула на меня полный презрения взгляд и специально затянула один из ремней так туго, что я вскрикнула от жгучей боли, пронзившей мое запястье.

— Но я не хочу... — дрожащим голосом выдавила я, чувствуя, как образовавшийся в горле ком не дает мне свободно дышать, а слезы плотной пеленой заволокли глаза, лишая меня возможности наблюдать за происходящим.

И тут я ощутила на своих висках что-то мягкое и немного шершавое. Когда до меня дошло, что это такое, паника и отчаяние накрыли меня с головой, и я задергалась из последних сил, пытаясь вырваться и крича что-то несвязное. Мне не вкалывали никакой анестезии, хотя по всем правилам должны были, и я знала, что боль от этого будет невыносимой, возможно, даже смертельной...

— Прошу, не надо... — в полнейшем отчаянии выдавила я, переходя на хрип.

Вдруг я услышала протяжный скрип входной двери, но вот спасительным ли он был...

— Сестра Тесса, подождите, — раздался гулкий голос Ифаня. Он вошел в кабинет, не отводя взгляда от бумаг, что держал в руках. — Я принес с собой результаты анализов пациентки Кан Лори. Похоже, ЭКТ* придется отложить до лучших времен, — спокойно добавил он.

— Что не так с ее анализами? — раздраженно выплюнула ведьма, но катоды от моих висков все же убрала, и я облегченно вздохнула. — Я несколько раз их просмотрела. Нет никаких причин для отсрочки!

— Просмотрели несколько раз и не заметили, что она беременна? — так же невозмутимо возразил доктор У. — Срок — шесть недель. ЭКТ, конечно, не противопоказана при беременности, но мы же не звери, — он взглянул на меня и слегка улыбнулся, вот только это не выглядело дружелюбно и мило, скорее, наоборот. — Уведите ее обратно в палату, сестра Тесса, а я подумаю и решу, что нам с этим делать. Разумеется, эта информация не должна выйти за пределы кабинета. Нам ни к чему проблемы, — уже строже сказал Ифань и покинул помещение, крепко сжимая в ладони мою медкарту.

— Конечно, доктор У, — сквозь зубы процедила Тесса в спину уходящему врачу, а потом медленно повернулась ко мне и с полным ненависти взглядом прошипела: — Допрыгалась? Где вас только, таких потаскух, откапывают...

~*~

Мой мир рухнул в том ужасном кабинете, стены которого насквозь пропитались болью и отчаянием сотен пациентов. Осознание того, что я ношу под сердцем ребенка Чонина, выжгло в моей измученной душе очередную дыру, заставив меня метаться в мучениях и изнывать от собственной обреченности. И дыра эта уже никогда не затянется... Я не смогу простить себя, если выношу и рожу ребенка от больного садиста и убийцы, но и буду навечно проклята, если избавлюсь от него... Что ж, Чонин испоганил мою жизнь, как только мог, поставив перед выбором, каждый вариант которого не принесет мне ничего, кроме страданий.

Я третий час к ряду стояла и пристально смотрела в зарешеченное окно своей палаты. В итоге, теперь я знаю, что в парке, который расположился вдоль восточного крыла Лост Хилла, растет ровно пятьдесят три клёна и шесть вишневых деревьев, еще там семь скамеек, две из которых уже скоро рассыпятся от старости. Я делала все, чтобы не впустить в свою голову мысли о произошедшем, которые пожирали мое сердце и отравляли его, но вид увядающего парка навевал мне воспоминания: как мы с Луханом гуляли там вместе и кормили голубей, радовались теплым лучам солнца, которое почти не видим, сидя в больнице... Ничто уже не станет прежним. Представив лицо Лухана с искренней улыбкой на устах, такой милой и родной, я не смогла сдержать горьких слез... Как я смогу смотреть ему в глаза после такого предательства? Раньше я не понимала этого, а может, просто не хотела понимать, не воспринимала это так остро, но теперь поняла, что все это время я раз за разом предавала Лухана... И неважно, что меня заставляли делать это насильно. Факт остается фактом: я беременна от другого... Это стало моим личным апогеем предательства, и это теперь не исправить. Неосознанно мне на ум пришла одна аналогия... С матерью Лухана ведь произошло то же самое. История повторяется... Иногда мне кажется, что сам Лост Хилл — это живое существо со своей особой душой. Стены действительно все помнят. Быть может, больница проклята, и все люди, что живут здесь, обречены... Обречены повторять судьбу тех, кто жил здесь до них. Это многое бы объяснило. Стоял лишь один вопрос: как выбраться из этого замкнутого круга?

~*~

Темно-сиреневые облака проносились над Лост Хиллом с немыслимой скоростью, не давая солнечным лучам возможности хотя бы на секунду пробиться сквозь их плотное полотно. Я очень редко видела солнце. Казалось, будто небесное светило специально обходило территорию больницы стороной, словно избегало ее, как здоровый ограждает себя от прокаженного.

Этот противный скрип двери, из-за которого мое тело уже рефлекторно била дрожь, отвлек меня от пристального разглядывания вида из окна и заставил обернуться: на пороге палаты стоял Ифань. Он был мрачнее тучи и явно пребывал не в лучшем расположении духа. Его густые брови были сведены к переносице, из-за чего на идеальном лбу доктора У имели наглость появиться две глубокие морщины. Он был чем-то недоволен и, видимо, я как обычно стала тому причиной. Не желая более созерцать лицо человека, который вызывал у меня приступы гнева, я отвернулась от Ифаня, ничего не сказав, и продолжила разглядывать вечернее небо. Он же медленно подошел и встал рядом со мной, засунув руки в карманы своего белоснежного халата. По его протяжному вздоху я поняла, что нас обоих ждет трудный и крайне неприятный разговор, но начинать его первой у меня не было желания.

— Глупо сейчас отрицать очевидное, Лори, — непривычно тихо, почти шепотом произнес Ифань, — поэтому я скажу тебе прямо — Чонин запретил мне прерывать твою беременность. Я пришел, чтобы узнать, чего хочешь ты сама.

Меня словно током прошибло от такой новости... Уж этого я ожидала меньше всего на свете. Даже тут за меня уже все решили. Ярость, которую я все это время пыталась сдержать и запереть подальше в сердце, уже начинала закипать во мне, грозясь выжечь все, что окружало меня.

— С каких пор Вас стало интересовать мнение психопатки? — злобно процедила я сквозь зубы. — Когда я Вам прямым текстом говорила, что этот подонок насилует меня, Вы не слушали и внушали мне, что я спятила. Что же заставило Вас мнение изменить? Совесть проснулась, быть может? — я и сама не заметила, как перешла на истерический крик, но все мои переживания и обиды просто не могут копиться вечно... Вот и настал тот критический момент, когда они вырвались наружу.

— Лори, прошу тебя, успокойся, — Ифань положил ладони мне на плечи и слегка встряхнул, смотря мне прямо в глаза, но я не увидела сочувствия или сожаления в его собственных почти черных глазах, лишь холод был там, от которого меня передернуло. — Мне жаль, что с тобой такое случилось, но я могу помочь...

— Вам ни капли не жаль! — я резким движением скинула с себя его руки. — И как Вы сможете мне помочь? А?! Так же, как помогли Чонину, когда выпустили это чудовище из подвала? — я слишком поздно поняла, что ляпнула лишнее, не подумав о последствиях, и лишь резко замолкла, прикусив нижнюю губу и с замиранием сердца наблюдая за реакцией Ифаня.

На секунду его глаза округлились, но он тут же взял себя в руки. Что ж, в самообладании этому человеку нет равных. Тем не менее, он схватил меня за локоть, и стальной взгляд его глаз заставил меня встать на месте, не шевелясь и даже не дыша.

— Понятия не имею, как ты узнала, но тебе никто не поверит, даже не надейся, так что настоятельно советую тебе молчать, — чеканя каждое свое слово, произнес Ифань. — Ничего уже не изменишь. Наверное, придется тебе смириться со своей беременностью. Думаю, ты без проблем выносишь ребенка, и в больнице есть все необходимое, чтобы наблюдать тебя и принять роды. А если станут спрашивать, ответишь, что забеременела от одного из пациентов. Ты поняла? — крепче сжав мою руку, выдал врач, все так же прожигая меня взглядом.

Слёзы обиды из-за такой несправедливости душили меня, но я смогла вымолвить лишь тихое: «Поняла». Мне в очередной раз доказали, что я — безвольное ничтожество, не способное ничего решать самостоятельно и отстаивать свои собственные желания...

— Л-Лори?

Этот неуверенный, тихий зов вырвал меня из оцепенения. Мы с Ифанем одновременно обернулись. В дверях стоял Лухан и беспокойно сжимал низ своей футболки. Доктор У тут же отпрянул от меня и поспешил на выход, одарив напоследок меня сердитым взглядом. Пройдя мимо Лу, он лишь бросил рассеянно: «Скоро вечерний обход, так что не задерживайся здесь, Лухан».

Этого момента я, наверное, боялась больше всего... Момента встречи с Луханом. Я выжидающе смотрела на него, а он, как ни в чем не бывало, подошел ко мне вплотную и тепло улыбнулся, когда шаги Ифаня стихли за дверью. Его глаза цвета карамели сияли, и я не могла, просто не имела сил оторвать от него взгляда. Лухан медленно поднял руку и коснулся моих волос, и уже через секунду легко поцеловал меня в щеку. В это мгновение я забыла обо всем на свете: о проблемах и обидах, они отошли на второй план, и лишь его улыбка существовала тогда для меня. Вдруг Лу рассмеялся и порывисто обнял меня, крепко сжимая мою талию.

— Лу, что такое? — непонимающе спросила я.

— Почему ты не сказала мне? — ответил он вопросом на вопрос.

— О чем, оленёнок? — часто моргая, настороженно выдала я.

— О том, что беременна, Лори! — с непонятным мне воодушевлением воскликнул Лу. — Я так рад! Ты не представляешь! — и он снова заключил меня в объятия, а я окончательно смутилась, абсолютно не ожидая такого поворота событий. — А когда он появится? — резко отпрянув от меня, спросил Лухан.

— Кто? — пребывая в прострации, промямлила я.

— Ну, ребенок, Лори! Ты чего?

Если Лухан случайно услышал наш разговор с Ифанем, то мне были совершенно непонятны причины его безмерной радости. Тем не менее, парень просто светился от счастья...

— Подожди... — отойдя от него на шаг, выпалила я. — Ты... Здесь нечему радоваться, Лу. Совершенно нечему!

Он стоял, мило нахмурившись, и, кажется, отказывался понимать очевидное.

— Лори! Почему нечему? — вскинув брови, он снова приблизился ко мне. — Дона говорила, что дети — это плоды любви и что сам Бог посылает их родителям. Я тебя очень сильно люблю, и поэтому у тебя в животе сейчас малыш растет, правда же? — с глазами, полными радости, произнес Лу.

Я просто застыла с открытым ртом... Удивление, восторг и одновременно разочарование смешались воедино в моей душе. Тут я уже была просто не в силах сдержать слёз. Мой оленёнок действительно был самым невинным существом на свете. Разве возможно такое? Я крепко обняла его, уткнувшись носом ему в шею.

— Боже... Ты же не понял ничего... — шептала я, чувствуя, как горячие слезы скатываются по моим щекам. — И никогда не поймешь моего отчаяния, оленёнок.