Даниил привык к обычным утрам. Легкая серость за окном, тихая кухня, немного тесная, но подходящая даже для двоих. Шум чайника, запах кофе, какой-нибудь незатейливый завтрак. Данковский, свежий, закутанный в халат после утреннего душа, сидел за высоким столом, покачивал ногой вдоль ножки барного стула, слегка помешивал кофе, чтобы тот превратился во что-то отличное от кипятка и хотя бы воображаемо подостыл. Оборвался дальше по коридорчику шум воды.
Артемий вышел из ванной сразу к Даниилу, блестящий капельками на плечах, с влажными волосами, с обернутым вокруг бедер полотенцем. Знал же, зараза, что Данковскому так нравилось, и даже усмешкой бравирующей ответил на довольный взгляд, огладивший его по телу. Даниил подпер щеку кулаком и меланхолично наблюдал за тем, как этот мужчина, поселившийся в его сердце, а после и в постели, наводил себе кофе. Мысль о том, у скольких он отбил Артемия, даже не пытавшись это делать, немного приукрасила серое утро.
Чертыхнувшись, Артемий убрал к мусору пустую бутылку из-под молока, полез по шкафчикам: у Данковского тут где-то сгущенка была, они вместе покупали. Даниил подсказал нужную полку и, помедлив, негромко добавил, что открывашки нет, ибо, кажется, Стаматин в последний визит-почти-не-пьянку унес с собой, черт его знает, как и для чего. Вернуть обещал, но что-то все не доходило. Бурах, найдя бело-голубую банку, только рукой махнул, стал рыться уже в другом ящике — с ножами.
Кажется, что-то смутное в голове у Даниила шевельнулось, когда Артемий достал короткий, крепкий нож, наверное, самый старый, затупленный уже — как только еще валялся среди остальных?.. Только вот заговорить Данковский не успел, поскольку сделал глоток кофе — а потом уже как-то и не потребовалось.
Резкий, но почему-то не страшный удар: Артемий сильной, твердой рукой вогнал нож вертикально у края крышки. Даниил сглотнул, глядя, как по очертившимся резче впадинкам и холмам мышц скатилось несколько блестящих капелек, пока Артемий налег на нож, чтобы отогнуть крышку. Чуть хриплый, довольный выдох, уверенная усмешка на губах, упавшая на лоб влажная прядка волос… Даниил наблюдал, чувствуя, что вот настолько эротично перед ним еще банку никогда не открывали.
По телу мурашки, и захотелось вдруг свести колени, потому что нож Артемий донес до рта и, черт возьми, слизнул с него сгущенку, и Даниил был готов клясться, что Артемий его соблазнял — а он откровенно дилетант даже во флирте, не то что… Кончик языка мягко обошел затупленное острие, скользнул вдоль лезвия, не ранясь.
Даниил ощущал где-то за жаром и ускорившимся сердцебиением, отдававшим в кончики пальцев — и не только, — что он определенно сегодня хотел остаться дома.
Хорошо, что Артемий успел залить сгущенку в кофе и отложить нож до того, как Даниил соскользнул со стула гибким, четким движением, змеей бросаясь навстречу и тут же утягивая в жаркий, глубокий поцелуй. Он, кажется, хотел что-то сказать, но когда Данковский опустил его ладонь на пояс халата и недвусмысленно сам полез под влажное полотенце, Артемий тут же откликнулся уже молча, но очень рьяно, рывком оттесняя Даниила к столу и усаживая на него без видимого напряжения. Он всегда знал, когда нужно промолчать — и это Даниил в нем тоже, пожалуй, очень любил, с готовностью обнимая ногами за пояс и нагло кусая за губу. Во рту остался сладкий привкус клятой сгущенки.
Кофе, кстати, в итоге остыл у обоих. Зато они сошлись на мысли о том, что сегодня точно никуда не пойдут. А еще, пожалуй, по утрам в будни Даниил собирался вообще запретить Бураху вскрывать банки.