Самолет трясет еще несколько раз, но Эмити убеждает себя, что все это сон, и глубже прячет нос в воротник Луз. В самолете прохладно, ей хочется попросить плед, но для этого нужно проснуться, а просыпаться не хочется совершенно, ровно как и смотреть на часы: в Лондоне на восемь часов вперед, и вылетев из Лос-Анджелиса ночью, в Лондоне они будут уже после обеда.

      Эмити сонно ворочается, понимая, что начинает просыпаться, но глаза не открывает, пытаясь продлить приятную дрему еще ненадолго. Луз рядом спит крепко, все еще сжимая ее руку в своей. Эмити осторожно, чтобы не разбудить, проводит большим пальцем по тыльной стороне ладони Луз: по сравнению с Луз, у нее и правда маленькие и нежные руки. Руки человека, никогда в жизни не работающего, в то время как Луз наверняка стирала ладони за рисованием, чтобы накопить на очередной перелет.

      Страх перед новой жизнью в одиночестве снова накрывает Эмити с головой, топя в вязком океане бесконечных сомнений и предрассудков. Найдет ли она работу? Примут ли ее в другой стране? Где жить? Хватит ли денег на первое время? На эти вопросы нет никаких ответов, и Эмити ловит себя на мысли, что порадовалась бы, полети Эмира или Эдрик с ней. Они никогда не были особо близки, но близнецы всегда помогали ей, и могли бы помочь сейчас, но остались, подсобив только со сбором вещей и деньгами на перелет и жилье, и уже за это Эмити безумно им благодарна.

      Нужно быть взрослой, говорит она себе, пытаясь прогнать глупые мысли, пора решать свои проблемы в одиночку. Никто не обязан помогать тебе с твоими проблемами.

      Пробормотав что-то во сне, Луз ерзает, пытаясь найти еще более удобное положение, и трется щекой о макушку Эмити, чуть перемещая на нее вес.

      Возможно, Луз могла бы помочь.

      Мысли сонно путаются, и исходящее от Луз тепло мешает в них разобраться, но Эмити пытается разложить все внутри себя по полочкам, хотя полочки эти трясутся и раз за разом сбрасывают все, и приходится начинать все сначала.

      С Луз хорошо и тепло, и они будто знакомы уже тысячу лет, хотя и не знают дни рождения или любимые цвета друг друга, это все можно легко наверстать, но нужно ли? Нужно ли прыгать под этот поезд чувств, или стоит подождать, пока он остановится, а затем поедет дальше без нее? Как вообще работают чувства у нормальных людей?

      Эмити думает, что, если полет продлится еще на пять часов дольше, она не будет возражать. Только вот мерзкий внутренний голос, отголосок воспитания Блайтов, не дает рвануть вперед, не дает в чувствах утонуть, твердит на ухо слишком разумные вещи, от которых зубами скрипеть хочется и кулаки о стенку разбивать.

      Ты же Блайт, Блайты не влюбляются так просто.

      Ты же Блайт, как можно доверять первому встречному

      Ты же Блайт, в первую очередь ищи в человеке выгоду, не важно, хороший он или плохой.

      И знакомство с Луз и правда выгодно, у нее могут быть друзья или родственники в Лондоне, и они смогут в чем-то подсобить, и она не будет совершенно одна в незнакомом городе, и разойтись с Луз в аэропорту, не взяв номер телефона хотя бы, будет очень глупо, они же не в сопливом кино, когда персонажам хочется крикнуть «хватит тупить, кретины».

      Что, если все это желание болтать до рассвета и гулять по Лондонским мостам, что, если это все — ее притворство, которому ее научили, чтобы понравиться, чтобы втереться в доверие, чтобы расположить к себе?

      Что, если внутри нее растет и греет не чувство, а… Просто жажда выгоды?

      Эмити зажмуривается.

      Не для того я села в самолет, что летит десять часов на другой континент, чтобы говорить себе, что я Блайт.

      Не для того я защищала свои интересы, чтобы в конце концов признать, что родители были правы.

      Луз размеренно и спокойно сопит, не подозревая, что совсем рядом с ней в чужом сердце разразилась целая буря эмоций.

      ***

      Они окончательно просыпаются через два часа, когда предлагают легкий перекус; Эмити просит кофе без молока и выпивает его чуть ли не залпом, обжигая кончик языка, и этот кофе на вкус куда лучше, чем тот, что она брала в аэропорту. Луз выливает в свой стаканчик пять маленьких пакетиков сливок и бросает туда три кубика сахара, заставляя Эмити непроизвольно скривиться.

      — Ты бы подружилась с моим братом, — хмыкает Эмити, аккуратно собирая все обертки от «ланча» в одну коробочку. — Он извращается над кофе, как может. То с чаем смешает, то с энергетиком, то целую палку корицы туда засунет, то еще что…

      — Потому что кофе должен приносить удовольствие, а не заставлять твое лицо сворачиваться в спираль… — Луз пожимает плечами и дует на уже остывший стаканчик. — Твой брат просто понимает эту жизнь лучше, чем кто-либо.

      — Он придурок. Иногда.

      Эмити внезапно очень хочется проверить телефон на новые сообщения от близнецов, но знает, что это бесполезно: связи-то все равно нет. Но мимолетные воспоминания о брате и идиотских штуках, которые он творил, заставляют ее расплыться в улыбке.

      Ох черт, она еще не долетела, а уже скучает.

      — Однажды родители застукали его в час ночи на кухне, завернутого в радужный флаг, со стаканом кофе, в котором кофе было меньше, чем виски. И знаешь, что он заявил? Что настолько ненавидит все эти парады, что пошел и набил кому-то морду, а затем отобрал флаг и притащил в качестве трофея, чтобы утром сжечь. И реально сжег его во дворе. Родителей аж распирала гордость, хотя, конечно, его отругали за «драку» и настоятельно рекомендовали ему просто держаться от таких людей подальше…

      Эмити хихикает себе под нос, прежде чем понимает, что, возможно, сболтнула лишнего, но с другой стороны… Не то, чтобы Луз когда-нибудь встретится с Эдриком, верно?

      Луз удивленно вскидывает брови, чуть наклоняя голову и напоминая Эмити любопытного совенка.

      — Так он реально с кем-то подрался, или?..

      Эмити прыскает.

      — Нет, он просто перебрал и забыл, что в доме действует табу на подобную символику. Но вывернулся красиво.

      — Оуч… — Луз втягивает воздух, чуть шипя и делая гримасу недовольства. — Ваши родители — гомофобы, а он все еще «в шкафу»?..

      — Можно и так сказать, но на деле… Ситуация куда сложнее. Наши родители никогда не смогут принять факт, что все их дети скорее посетят прайд-парад, чем лекцию по ведению бизнеса.

      — Все?..

      — Сестра играет на оба лагеря, но, насколько я помню, последние полгода она бегает за девчонкой из зоомагазина, что рядом с ее универом. У нее были парни в школьные годы, но ни один не прошел проверку родителей. Так что в этот раз она действует скрытно, и пока что безуспешно.

      Луз чуть хмурится, пытаясь переварить информацию. Шестеренки в ее голове поворачиваются медленно и со скрипом.

      — И она тоже… «в шкафу»?

      — Там все, кроме меня, — выпаливает Эмити, прикусывая губу и сжимая в пальцах кончик своей рубашки. — Брат с сестрой слишком привыкли жить и не париться ни о чем, и потерять деньги родителей, ровно, как и все привилегии, для них будет невыносимо. Так что они скрываются, как могут, и поверь, они прекрасные притворщики. Сколько бы проверок родители не организовывали, они никогда ничего не находили против них. Не знаю, как у них получается. А я… Даже и не пыталась. И поэтому я сейчас здесь, а не в своей уютной кровати.

      — В смысле ты…

      — В смысле, когда я сказала, что не интересуюсь парнями, мне сказали, что, либо я беру свои слова обратно, либо могу не возвращаться, и угадай, что я выбрала.

      Воцаряется тишина, если можно назвать таковой звуки летящего над океаном самолета. Луз смотрит во все глаза, и правда напоминая Эмити совенка с широко-распахнутыми яркими глазами. Эмити надеется только, что Луз не накинется на нее, как на мышь, за рассказанные подобные вещи.

      Они ведь только что спали почти в обнимку и за руки держались, да?..

      — Хах, — только и выдает Луз, потирая затылок. — Твои родители, конечно… Те еще засранцы. Меня мама всегда только поддерживала и ходила на парады со мной.

      Видя полную ошарашенность Эмити, Луз спешит добавить:

      — Я тоже играю на оба лагеря.

      Будто бы в доказательство этому, она выворачивает карман рубашки наизнанку, и Эмити видит небольшой трехцветный значок, приколотый внутри.

      Ох.

      Оооох.