— А вдруг у нее аллергия на ромашки? Что я буду делать? У нас есть таблетки от аллергии? О господи, а вдруг…
Хантер издает протяжное «уууууугх» и закрывает лицо подушкой. Он бы с радостью спал вместо этого разговора, но прекрасно знает, что вряд ли сегодня вообще заснет: бессонница, снова настигшая его, не пройдет по щелчку пальцев.
— А если ей не понравится мой вид? У меня нет ничего другого, в чем меня пустят в ресторан!
Он выглядывает одним глазом из-под подушки. На Луз ее любимые джинсы с принтами созвездий и фиолетовая рубашка в клетку, впервые за много месяцев идеально выглаженная. Хантер готов поставить сотню баксов, что гладила эту рубашку не сама Луз. Возможно, Уиллоу или Ида, но последнее маловероятно, потому что никто не объявил в общежитии пожарную тревогу. Скорее всего, Уиллоу.
— Во-первых, это не ресторан, а обычное кафе. Во-вторых, ты выглядишь нормально. Прекрати кружить по комнате, у меня голова от тебя болит…
Луз останавливается и смотрит на Хантера с неподдельным ужасом в глазах.
— Нормально и обычное кафе! Для такой, как Эмити Блайт! Да она в жизни не согласится после такого на второе свидание!
Хантер переворачивается на живот и снова прячется под подушку, планируя к возвращению Луз завесить первый этаж кровати покрывалами, чтобы было темно и уютно. Как он раньше до этого не додумался?.. Почти год прошел с тех пор, как его по ошибке заселили вместе с Луз, и несмотря на все его жалобы не хотели выселять, а потом он привык и смирился, и даже перестал жаловаться. Они видятся только в комнате общежития по утрам и вечерам, научились друг друга терпеть и уважать чужое пространство, и Хантер даже начал больше расслабляться и больше спать, хотя до этого дергался от любого шороха и не спал днями.
— Она каким-то чудом согласилась на первое, так что ей явно плевать на то, где есть, и в чем ты. Раз тебе дали шанс, скорее всего она уже по уши в тебя влюблена. Либо она просто слепая. И глухая. И…
— Ох, заткнись, пожалуйста.
— После тебя. Разве тебе не надо выходить уже?
Луз смотрит на настенные часы, ругается на испанском, и, хватая со стола то, что она назвала «букетом» ромашек (Хантер уверен, что пострадала чья-то клумба), вылетает за дверь, крикнув «буду поздно». Хантер лежит лицом в матрас еще несколько минут, прежде чем поднимается, чтобы открыть окно и впустить в комнату свежий вечерний воздух.
Где-то в час ночи это окно впустит в комнату Луз, потому что двери общежития закрываются в полночь, и она, счастливая и воодушевленная, совершенно забывшая о том, что чуть не грохнулась с третьего этажа, будет тараторить о том, какая Эмити Блайт, кем бы она не была, клевая и классная, и что у них будет второе свидание в пятницу, и что у нее нет аллергии на ромашки, зато есть на рыбу, и Хантер, еще не успевший завесить кровать покрывалами, уснет под этот поток слов, а утром на столе его будет ждать нечто, что когда-то было кусочком торта, и записка «взяла тебе из кафе вчера!», и мысли о том, как она умудрилась втащить это на третий этаж будут волновать Хантера больше, чем вопрос «как Луз добилась второго свидания?». Непонятная масса в итоге окажется медовиком, и Хантер в принципе не будет против еще и вечернего потока слов: радостная болтовня оказалась для него отличным снотворным.