"Разве ты никогда не думал о бесчисленно клубничных астрах, засеянных на дорогах, словно они должны быть где-то не здесь — где-то в другом месте?" Прекрасные лепестки, что расплескались по бетонной кладке; прекрасный стебель, что оказался белоснежно-холодной искрой среди грязных дождинок и надвигающегося урагана безжалостных чувств онемения. Ты же говорил, что единственное невозможное, что может случится, будет не конец искрящей ненависти вселенной, а конец биения стуков твоего сердца. Ведь только одной вещи из твоих многочисленных обещаний я мог верить — ты навсегда останешься вместе со мной, чтобы не произошло.

Думал: столько раз во снах являлся окровавленным приведением, пугающим своим необъяснимым поведением, столько раз я лгал, что это ложь. Видел смерть в твоём обличье, но в реальное лицо говорил глупые отговорки, чтобы просто забыться от алых кошмаров. И ты знал это; ты обещал то, что не смог исполнить вновь и погрузился в клубничные тона.

"Разве ты не знал, что счастье не бесконечно; не знал, что у пустоты нет возможности кричать?". Утопающему в разбушевавшемся дожде бессмысленно кричать чьё-то имя — звук унесет ветром ломающихся надежд, последних слов. Не успел, опоздал, совершил ошибку, не смог предостеречь, спасти, обезопасить, поймать шанс и использовать. И ничего уже не изменить: разбитую грудную клетку не восстановишь никакими пластырями, обезболивающими. Если сердце насквозь проткнули — его не зашить, не склеить по оставшимся кусочкам.

Знал, но все равно надеялся на чудо — которую зовёшь последней надеждой. Но ты мёртв — труп не оживёт и не станет приведением. И никто больше не сможет сказать воодушевляющих красочных речей. Мир станет черно-белым без примесей нейтрально-серых оттенков мнений. Кто ещё сможет изменить правила это вселенной?

Если не ты, то мир загниёт. Станет беспощадно кровавым месивом бессмысленности.

Хочется остаться - только уводят. Кричат напускные глупости. Пытаются образумить.

Бессмысленно.