9:25 утра. Ни хрена.

Джисон смаргивает муть с глаз, втирая кулак в глазницу. Размытое зрение снова фокусируется на ослепляющих светодиодах его телефона и сразу же устремляется в правый верхний угол.

Брови недоверчиво нахмурены, глаз почти дергается при взгляде на безобидные 9:25.

Окей, что? Ни в коем случае это не может быть правдой. Ещё не может быть так рано — кажется, что он часами лежал в постели, орудуя подушечкой большого пальца в любом приложении, которое могло удержать его интерес дольше нескольких секунд. На чёрт знает каком раунде проверки всех социальных сетей, которые у него были, его мозг начал работать на автопилоте, обновляя одну сеть за другой, когда его разум отключился, и время перестало существовать.

Само по себе удивительно, что время движется так медленно. Максимум полдень, но 9 утра?

Его телефон сломался. В нём сбои? Он перегрелся от того, что Джисон так долго пялился в него, и просто не замечал?.. Честно говоря, он особо ни на что не надеялся, честно, но он был достаточно мелочным, чтобы охотно цепляться за то оправдание, которое его отрицание кормило мозг.

Пофигу. Сломан телефон или нет, Джисон не мог вынести мысли взглянуть на него ещё секунду. Джисон падает лицом вниз в сморщенные простыни и вздыхает. Теперь, когда он реально ничего не делает, лицом к лицу со своей голой, не совсем белой стеной и слишком хорошо понимает, что душное одеяло двойного размера перегревает его нижнюю половину тела.

Джисон опускает руки по бокам и принимает сидячее положение, позволяя простыням скатиться до середины. Он сразу же жалеет, что повернул голову: резкая-резкая судорога сковывала его сухожилия и посылала пульс боли по всей задней части шеи.

Он хлопает ладонью по ней, вздрагивая, позволяя бессмысленному смеху вырваться из носа. Уф. Это действительно была, вероятно, самая долгая судорога, за всю его сознательную карьеру.

Джисон чувствует сожжённые светлые волосы на затылке, где мягко растирает подушечками пальцев круги, облегченно вздыхая, когда кондиционер обдувает его кожу струями холодного воздуха. Он, наконец, достаточно привык к подобным судорогам, чтобы позволить себе лёгкие, медленные движения, отмечая поблагодарить себя из прошлого за то, что он никогда не открывает шторы. В любом случае, впустить солнечный свет со всем этим жаром было актом самоубийства.

Тем не менее, слабые оранжево-жёлтые лучи просачиваются внутрь, пронизывая комнату сияющей тишиной, которая не помогает Джисону отказаться от мысли, что он застрял в каком-то вневременном, бесполезном состоянии.

Это так... тихо. Слишком тихо. Ничего не движется, ничто не танцует, не смеётся или не разговаривает с ним, даже безмолвное присутствие другой души, спящей в постели рядом с его собственной, или успокаивающее осознание того, что кто-то тусуется на кухне, ожидая, чтобы поговорить с ним, если у него вдруг снова один из его стандартных приступов одиночества. Так чуждо быть в покое, и это совсем не успокаивает.

В самом тёмном углу его комнаты, куда не проникает свет, красная точка пробивается на периферию Джисона.

Время ярким оттенком красного отражается от маленьких цифровых часов Чонина, которые он случайно положил на тумбочку, и угол, под которым они находятся, почти идеально смотрит на Джисона.

9:25, естественно. Слишком много, чтобы отрицать.

Разочарование, горячо цветущее в груди, почти сразу же превращается в дыру вины, которая опускается вниз и холодеет в его желудке. Это должно быть хорошо — напоминание о том, что у него ещё есть всё утро, день и вечер, чтобы делать всё, что он хочет, было перспективой, за которую большинство айдолов, вероятно, убили бы. Джисон разделил такой настрой лишь однажды, 15 часов назад, когда его менеджер сообщил ему об этом, в самом начале целого дня, но Джисон никогда не мог предсказать, насколько быстро исчезнет очарование с его лица. Помимо бонуса, заключающегося в том, что он может ложиться спать так поздно, как хочет, и принимать самый горячий и самый долгий душ, который он принимал с тех пор, как был стажером, была неприятная проблема. Окей, что теперь? Тишина, сверлящая его череп, пока он бродил по пустому общежитию, обратно в свою столь же пустую комнату.

Именно тогда он понял, что ему не нравится просто работать, а просто терпеть не может быть непродуктивным. Беспокойство позволяло себе проникать, как будто владело им, и непрошенные мысли, от которых он обычно всячески отвлекался, теперь занимали всё его внимание. Мысли о вещах, о которых не следует думать, мысли о людях, о человеке…

Нет-нет-нет-нет-нет. Джисон качает головой, зажав нижнюю губу между зубами. Ему действительно нужно чем-то заняться. Чёрт, он даже брал эти 4 утра, производя кранчи с Чанбином и Чаном, все они собрались вокруг компьютера Чана, записывая поток слов в свой блокнот, в то время как двое других пытались разобраться с изгибами в своем потоке. Он оставил его с опухшими глазами и пульсирующей мигренью, но, по крайней мере, он мог сказать, что отвлекся.

Джисон чувствует, как его веки тяжелеют, когда он погружается в воспоминания, но вишнево-красное пятнышко в его видении снова заставляет его сосредоточиться. Он действительно презирает, как это утро даровало ему недавно обретенный талант осознавать, как чертовски медленно идет время.

Часы Чонина мерцают.

О, посмотрите. 9:26.

Джисон вытаскивает нижнюю часть тела из-под простыни и протягивает руку, чтобы ущипнуть свободную ткань носка между пальцами ног. Он срывает его, бросая с настолько преувеличенным раздражением, насколько это возможно, на часы. Носок жалко приземляется на пол где-то чёрт знает где от цели, и Джисон не может не думать, что вся эта ситуация, вероятно, выглядела бы чрезвычайно забавной, если бы здесь был кто-то, кроме него.

Приглушённый звон возле правой ноги пугает Джисона настолько, что он прижимает руку к сердцу, прежде чем распознает безошибочные ноты своего рингтона. Он роется в простынях и достает телефон, чувствуя, как тот вибрирует в руке.

Феликс

Видеозвонок по Facetime…

Вероятно, это был самый быстрый вызов, который Джисон когда-либо принимал в своей жизни. Какое-то время идёт соединение сети, и Джисон бросает взгляд вверх, чтобы поблагодарить Феликса за то, что он буквально ангел, посланный с небес.

Внезапно срабатывает оповещение Facetime, заполняя экран Джисона заикающейся смесью пикселей и искаженного движения. Предательский вай-фай, работай. Несмотря на то, что большинство деталей было трудно разобрать, ослепляющая улыбка, занимавшая большую часть экрана, сопровождаемая множеством веснушек, была ясной как день.

— Джисон! — Феликс сияет, его голос ясный и прерывистый. — Привет!

— Привет, — выдыхает Джисон, быстро смущённо взглянув в окошко со своим лицом в правом верхнем углу. Он расслабляется, падая обратно в подушки, пытаясь скрыть, насколько облегчённо он выглядит.

Когда он снова переводит своё внимание на Феликса, изображение становится более чётким, даже нуны-стилисты и персонал уже выглядят как люди, создавая толпу людей за сиденьем, в котором расположился Феликс. Точно. Менеджер упоминал, что сегодня будет что-то вроде продакшн-слэш-фотосессия-слэш. У Феликса за плечами достаточно опыта, чтобы просто воткнуть airpods'ы в уши и спрятаться от нарастающего фонового хаоса с непоколебимой улыбкой.

— Так как дела? Как проходит выходной? — спрашивает он. Его голос всё ещё слегка прерывается помехами связи, лишь на ступеньку громче, чем шум позади него.

— Это... — Джисон замолчал, лениво теребя кожу вокруг ногтей. Абсолютный беспросветный ад — была его первая реакция в его голове, но эта мысль угасала из-за Феликса и чего-то — кого-то — на что можно было бы сосредоточить свое внимание. Джисон не хотел лгать, но и не хотел, чтобы эти всплывающие мысли были правдой. Утро хорошее. Просто чилю. Наслаждаюсь тишиной и покоем.

— ...всё хорошо, — он вздохнул, подчеркнув своё самообладание полуулыбкой. — Думаю, просто скучно.

— Хм, ну... — начал Феликс, задумчиво подняв глаза. — Ты принял душ? — предложил он.

Джисон не может сдержать смех неверия, который вырывается из него.

— Ага.

Феликс с любопытством подносит руку к подбородку, проводя большим пальцем по сосредоточенной надутой нижней губе, отчаянно сдерживая ухмылку.

— Я понял. А ты ел?

Чел.

— Ликс, ты как будто не знаешь меня.

Феликс хихикает, пряча лицо в плече. То, что остается видимым от его улыбки, подчеркивается флуоресцентными лампами в косметическом зеркале студии, и, боже, Джисону это было нужно. Каждый взрыв смеха, который он вызывал у своих мемберов, сам по себе был золотой звездой подтверждения, напоминающей ему, что он был полезным, что он был продуктивным, что он что-то сделал для команды.

Джисон не мог не улыбнуться тоже. Сегодня утром он впервые чувствует себя Джисоном.

Феликс выпрямляется, лицо искажается смехом, а глаза превращаются в радостные полумесяцы. Он определенно был в одном из своих головокружительных настроений, в том, из которого все с трудом вытаскивали его, когда приходило время быть серьёзным. Джисон никогда этого не делал.

— Хорошо, хорошо, — снова начинает Феликс, его голос сочится юмором. — Ну, ммм, может, тебе заняться спортом? Поупражняться? — он задыхается, даже не веря себе.

— Поупра-... — начинает Джисон, переходя на игривую сторону. Легко. Он комично приподнимает брови, и голос выходит из него пронзительным хныканьем. Плечи Феликса уже снова дрожат в беззвучном смехе. — В выходной? За кого ты меня принимаешь? — он издает надменно издевательский смех. — Чанбина?

— Пффф, именно! — отвечает Феликс, приподняв брови. — Я весьма озадачен! Мол, как он это делает? Я не могу доверять никому, кто добровольно встает с постели раньше 7 утра. Чтобы тренироваться.

Джисон, должно быть, непреднамеренно подвергся каким-то павловским экспериментам, потому что в тот момент, когда он слышит упомянутое время, его глаза бросаются на красную размытую точку вне поля зрения. Весёлые бормотания Феликса сливаются с искажающими помехами, а затем полностью исчезают, оставляя Джисона одного в оглушающем туннеле, где всё прекратило своё существование, кроме 9:29.

9:29.

9:29.

9:29.

Он смотрит и ждёт, но забывает, чего ждёт. Может быть, того, чтобы это переросло в следующую минуту, но такое ощущение, что это должно было случиться целую вечность назад. Если он фокусируется достаточно сильно, он может представить это как стрелку аналоговых часов, щёлкающую по секундам, гипнотически маячащую с неопределенным тик, тик, тик, тик, тик так и не переходящим во что-то-

— сон?

Джисон?

9:30.

— ...Джисон?

Джисон медленно поворачивает голову к телефону и видит ошеломленного Феликса, который смотрит в ответ, внутренние уголки его бровей встревоженно приподняты. — Всё хорошо? — спрашивает он, ослабляя странное напряжение лёгким смешком.

Джисон отмечает, что его лицо стало пустым в правом верхнем углу, и чувствует, как стыд поднимается по его шее. Вероятно, он напугал Феликса нехарактерным падением настроения. — Да, я... — успокаивает Джисон, снова прикусывая нижнюю губу. Он знает, что может доверить Феликсу всё, что угодно — другу, который всегда выслушает любые твои заботы без малейшего осуждения или критики. Вот почему Джисон продолжает: — Думаю, я просто нервничаю, оставаясь один, и мне нечего делать. Слишком много здесь происходит, — он неопределенным жестом показывает на свою голову, морщась и смешно надувая губы.

— А, хорошо, я понял, — понимающе говорит Феликс, и на его лицо возвращается нежная улыбка. — Чонин буквально предсказал, что у тебя сегодня плохой день, как ни странно.

Чонин появляется по зову своего имени, шаркая позади Феликса, ровно настолько, что его торс частично виделся на экране.

— Я сделал что? — Джисон едва разглядывает человеческий белый шум на заднем плане.

Чонин понимает, что происходит, наклоняясь, чтобы увидеть, с кем сплетничает Феликс. Джисон смотрит в ответ с тошнотворно сладкой улыбкой и машет рукой. Лицо Чонина мгновенно опускается.

— Ой. Эм... ах-ах, мне пора! — говорит он, неловко почесывая затылок, убегая от камеры.

Феликс смотрит на него с улыбкой и глазами, которые кричат в чистом замешательстве: — О чём это он?

— Когда я услышал новости, что сегодня у меня выходной, моей первой мыслью было: "Ох, я болен, не могу дождаться, чтобы поспать", верно? — Джисон фыркает, закатывая глаза от собственного идиотизма. — Ну, я как бы забыл, что я единственный, кто имел такую привилегию. Представь себе маленький забавный сюрприз, который я получаю, когда в 6 утра звенит будильник Чонина.

Феликс заметно морщится, словно вновь переживает собственные воспоминания: —Ох... Мне жаль.

Джисон снисходительно махнул рукой.

— Всё в порядке. Вы бы видели выражение его лица. Напуган до безумия. Страх отбрасывает его на несколько лет назад, понимаешь? Трудно было снова не представить его в брекетах.

— Ой! Это было так мило, — воркует Феликс. — Хотя, должно быть, он не слишком испугался. Когда мы сегодня утром сели в фургон, он на самом деле упомянул, как странно было без тебя.

— Чт... правда? — Джисон возмутился.

— Ага. Я имею в виду, да. — Феликс усмехнулся, как будто это была единственная уместная реакция. Стилист в маске подошёл к нему и начал подготавливать косметику и инструменты, Джисон так и не смог вспомнить названия…

— ...осветляешь день.

Джисон снова смотрит на Феликса. Мигает один раз. Дважды. — Хм?

— Ты осветляешь наш день, — произнёс Феликс медленно и глубоко. Он засмеялся над застывшим взглядом Джисона. — Без приколов! Поездка была очень тихой. Ты правда не понимаешь, насколько необходим для морального духа группы. Все начинают расслабляться только после того, как ты растопишь лёд, понимаешь? Я почти уверен, что Чонин заснул во время утренней поездки.

Простыни под Джисоном внезапно стали слишком горячими.

— Прекрати, я покраснею.

Снова раздаётся смех Феликса, что слишком легко побудило Джисона произнести следующие слова.

— Эм... я скучаю по вам, ребята.

Он внутренне вздрогнул сразу после того, как сказал это. Вероятно, это прозвучало жалко — он буквально видел их всех не более дня назад. Феликс, казалось, был не согласен, хотя его восторженное бормотание было быстро прервано стилистом-нуной, атаковавшей его веко одной из тех крошечных пушистых кисточек.

— Скучаешь по этому? — язвительно заметил Феликс.

— Ха-ха. Конечно. Я скучаю по этому так сильно, — Джисон ответил невозмутимо, резко подчеркнув сарказм. Феликсу не нужно было знать, что он говорит правду.

В остальном разговор шёл именно так: типичные сплетни и подшучивания, в то время как Джисон наблюдал, как Феликса шаг за шагом прихорашивают. Он был так увлечён их разговором, что даже забыл о своем нынешнем затруднительном положении, что было превосходно. Разговор с Феликсом был буквально массажем мозга. Феликс вздохнул с облегчением, когда ему позволили снова открыть глаза и — ладно, Джисон, честно говоря, не пропустил этого. Стилист, казалось, нанесла последний мазок на губы, прежде чем собрать инвентарь и закончить с этим.

Наблюдать за чертовщиной на периферии, показалось Джисону счастливым подарком.

За Феликсом шёл человек, не более чем пиксельное пятно всего на 3 секунды экранного времени, но глаза Джисона уловили. Что-то в шоколадно-коричневых волосах и резком профиле должно было вызвать подсознательную реакцию пялиться, пока он не смог, совершенно ошеломленный, вернуться к реальности только когда фигура исчезла за кадром.

Это был Минхо?

— Хм? — ответил Феликс, закончив с макияжем. Он в замешательстве надул покрасневшие губы и огляделся.

Стойте, Джисон только что сказал это вслух?

— Ох! — сказал Феликс, глядя куда-то вправо. О нет. — Да, он здесь. Минхо! Привет, поздоровайся!

Блять, нет.

Когда Феликс вынимает один из своих эйрподсов, мозг золотой рыбки Джисона запоздало напоминает ему, что он подслушал, как их менеджер сгруппировал Минхо с Феликсом и другими для того, что они будут делать сегодня, и он сразу же хочет удариться лбом о стол. Конечно, он, вероятно, был слишком сосредоточен на новости о своём выходном, чтобы уделить много внимания чему-то ещё. Он стискивает зубы из-за такой оплошности.

Феликс нажимает что-то на экране, когда появляется загримированная рука, сжимающая спинку сиденья. Джисон молится, чтобы камера не уловила то, как он нервно сглотнул.

— Ты на громкой связи, Сони, — напевает Феликс, и наконец появляется лицо Минхо, невыразительное и незаконно прекрасное.

Какой ужасный день чтобы иметь глаза. Даже сквозь все пиксели и хреновую связь, Джисон может различить мягкие тени, затемняющие веки, изгиб его ресниц рядом с высокими скулами, когда он моргает, как кошка — его глаза тёмные и безжалостные, как будто он смотрит сквозь Джисона, читая каждую больную мысль, которая когда-либо проходила в его голове за те годы, что они знают друг друга.

Хорошо, он должен ответить.

— Привет, хён! — Джисон автоматически воркует, вытягивая гласные раздражающе милым тоном, как в любой другой день недели. По крайней мере, его поддразнивание было одной из его неизменных чёрт. — Джисони скучает по тебе!

Минхо отвечает преувеличенной улыбкой, сладким и грубо снисходительным тоном. — Да неужели? Я нет.

Он заканчивает это вежливым взмахом, прежде чем полностью сбросить свой напускной фасад и уйти, а совесть Джисона вздыхает с облегчением. Он не ожидал бы ничего меньшего от Минхо в их общении, хотя он не может не быть особенно благодарен тому за его быстрый уход.

Феликс поворачивает голову в сторону кого-то, кто кричит слова, которые Джисон не может разобрать, и удрученный взгляд, когда он снова поворачивается к камере, заставляет его уже предчувствовать что-то плохое.

— Джисон, мне пора. Пора начинать съёмки.

Разочарованное ох... — это всё, что удается Джисону. Он читает 9:44 в верхней части своего телефона, внезапно завидуя Джисону, который несколько минут назад забыл о существовании времени. Он ломает голову над планом игры, которая поможет ему пережить остаток дня, но его мозг продолжает рисовать пробелы и разочаровывающие, внутренние тупики.

Он не замечает, что Феликс смотрит на него, думая о том же.

— Возьми мой комп.

— Что?

Джисон смотрит на него, на мгновение замечая, что позади Феликса уже идет табун людей. Феликс идёт с ними, держа Джисона на связи.

— У меня там есть игры, — объясняет Феликс. — Это, вероятно, отвлечёт тебя лучше, чем просто просмотр чего-то. Я знаю, как расставание огорчает тебя.

Честно, это было... выше всяких размышлений.

— Всемогущий GameBok* позволяет простому смертному вроде меня использовать свой игровой компьютер? — он усмехается. Для Феликса было редкостью чувствовать себя комфортно с аудиторией, когда он пользовался своим компьютером, не говоря уже о том, чтобы позволить кому-то другому прикоснуться к нему самому.

Феликс усмехается в ответ, но его голос быстро возвращается: — При одном условии.

— О нет, — Джисон изображает беспокойство в голосе, широко распахивая глаза. — Каком?

— Ты должен поиграть со мной, когда я вернусь, — Феликс заявляет, и Джисон может сказать, что он вовремя ломается, потому что внимание Феликса начинает отвлекаться от разговора различными сотрудниками, будь то какие-то заметки или прикрепление микрофона к воротнику рубашки. — ...съёмки заканчиваются через несколько часов, — добавляет он в конце.

— Ликс, — невозмутимо отвечает Джисон. — Ты намного лучше меня. Я проигрываю каждый раз.

— Тогда тебе лучше начать тренироваться, — Феликс отвечает, прежде чем резко закончить разговор.

***

Джисон не мог не приоткрыть губы в лёгком зевке, когда лицом к лицу столкнулся с установкой Феликса. Он видел это раньше, когда Феликс позволял ему смотреть, но остаться с этим наедине — более того, ему можно коснуться — было лишь крохотной долей того, что пугало Джисона. Атрибутика так и кричала "Pro Gamer": огромный монитор, под ним механическая, приподнятая клавиатура, миниатюрная армия симпатичных фигурок из видеоигр, чёрт, даже коврик для мыши из пеноматериала с эффектом памяти, помогающий предотвратить продавление запястьем.

Влажный сон главной игровой лиги. И всё же, вероятно, это всё стоит не так дорого, как шкаф Хёнджина.

Сам блок ПК был чем-то совершенно другим. Этот гигант техники был настолько огромным, что едва помещался под столом, не говоря уже о том, чтобы стоять на нём с остальными безделушками и коллекционными штучками. Джисон был бы в растерянности, пытаясь найти кнопку питания, если бы не видел, как Феликс делал это раньше. Когда он нажимает на неё, вся система звучит так, словно вбирает в себя порыв воздуха, мурлыкая, как двигатель экзотического автомобиля. Цвета тоже похожи на экзотический автомобиль: множество неоновых светодиодов внутри блока и по краям клавиатуры. Даже буквы на самих клавишах меняются синим, пурпурным и розовым.

Конечно, Джисон видел всё это раньше, но теперь в глубине души он, наконец, мог признать совершенно показное излишество всего этого.

Он выкатывает стул Феликса и погружается в синтетическую кожу, отбрасывая осознание того, что это было удобнее, чем большинство кресел первого класса, на которых он когда-либо сидел. Джисон пододвигается, чтобы включить монитор и ввести пароль, который написал ему Феликс. Боже, внутренний ребёнок в его мозгу, вероятно, сейчас сходит с ума. Все светящиеся кнопки перед ним заставляют его чувствовать, что он пилотирует какой-то инопланетный космический корабль.

Прошёл час или два спустя, и, ладно, игра, которую рекомендовал Феликс, забавная. Типа, забавная забавная. Джисон тратит неизвестное количество времени, чтобы сосредоточиться на ней, и это замечательно. Он не хочет знать, что время существует.

После некоторых затупов новичка и нескольких упорных поисков в Google по технике игры Джисон бы сказал, что понял её на удивление быстро. Он списал это на большой теоретический вклад, когда ему довелось посмотреть, как играет Феликс, ещё учитывая, что Джисон, как правило, хреново следил за ходом большинства игр.

Тишина в общей комнате Чана, Феликса и Чанбина была разрушена агрессивными клац-клац-клац клавиатуры. Джисон, очевидно, тоже был крикуном, иногда, когда он терпел нечестные поражения или ему везло с чрезвычайно выгодными победами — что удивительно, в основном последнее.

У него был двойной-тройной-четверной результат на табло в одном конкретном раунде, когда он понял, что это было лучше, чем то лучшее, что он когда-либо видел у Феликса, потому что ха-ха? Ни за что. Точно нет.

Он все равно сделал скриншот. Не похоже, чтобы логика могла остановить его от хвастовства.

Джисон [11:23]

[Изображение добавлено]

эй

эй

посмотри

на этот полный показатель мастерства

и поклонись своему новому королю

Через несколько минут его телефон загорается уведомлением, чего и ожидал Джисон. Должно быть, сейчас у них в студии обеденный перерыв.

Феликс [11:31]

Джисон

Джисон [11:31]

Я знаю, что

это сложно осмыслить

не торопись

Феликс [11:31]

Но

Джисон

Джисон [11:31]

как ты думаешь, я смогу

починить корону?

знаешь

у меня маленькая голова

Феликс [11:32]

мой ДОРОГОЙ

ты всё ещё на ОБУЧЕНИИ

Джисон тупо смотрит на свой телефон.

Джисон [11:32]

что?

Феликс [11:32]

Чувак

Посмотри на верхний левый угол экрана

Там написано, что ты всё ещё в раунде для новичков

Ты должен перейти к следующему,

когда закончишь этот

Джисон поднимает глаза, убеждаясь в этом, и сразу же чувствует, как на его лице краснеет десять различных температур смущения. Его внезапная склонность к играм имеет гораздо больший смысл. Он не может поверить, что на самом деле думал, что его отчаянное стремление к сосредоточению каким-то образом добавило ему навыков и поставило его на один уровень с кем-то вроде Феликса. Он уже слышит, как хихикают австралийские придурки, подпрыгивая у него в голове.

Феликс [11:32]

Сколько раз ты переиграл тот раунд?

Джисон [11:33]

извини, ч то?

я н е поним аю те бя

каж ться свя зъ плоха я

Феликс [11:33]

Джисон

Мы буквально переписываемся

Джисон [11:33]

впрмтукв уацдопкуа o @-6?

пока.

Джисон не успевает выйти из приложения раньше, чем становится свидетелем атаки смеющихся смайликов, которыми Феликс бомбит в их чате. Смущение переходит в полную решимость: он счастлив, что ему есть чем занять время, и он надеется использовать его с толком, чтобы потом надрать задницу Феликсу.

Когда он начинает новый — более высокий уровень, спасибо — раунд, у него урчит в животе.

Верно. Был почти полдень, и последней едой, которую он успел сегодня съесть, была миска хлопьев в 7 часов утра, которую он ел слишком медленно, молясь на иллюзию, что время пролетит быстрее. Он подчиняется команде своего желудка и выключает компьютер с намерением продолжить тренировку после.

В ту секунду, когда он встает со стула, вся его задница болит от шока, только сейчас он догоняет, сколько часов он провел, сидя в одной и той же позе. Он пытается выйти, полагая, что это поможет расслабить и все остальные конечности. Деревянный пол коридора прохладен под босой ногой, резко контрастируя с его руками и торсом, скрытыми под его самой удобной толстовкой с капюшоном. Джисон потягивается и издает невозмутимый стон от облегчения в суставах.

Комната в общежитии Феликса, Чана и Чанбина на самом деле находится ближе всего к кухонно-жилой зоне, поэтому путь не займет много времени.

Хотя это всё ещё странно. Тихо. Несмотря на то, что у Джисона было всё утро, чтобы привыкнуть к этому, ему всё ещё трудно признать это, не чувствуя себя так, как будто он находится в какой-то апокалиптической альтернативной вселенной, где он проснулся и внезапно оказался последним человеком на Земле.

Джисон опускает руки над головой и обвивает их за шеей, замедляясь, когда достигает главной комнаты общежития. Если бы ему пришлось перечислить положительные моменты этого опыта, он, вероятно, упомянул бы возможность увидеть то, чего раньше никогда не замечал:

На рассвете стены стали бледно-белыми, а к полудню солнце сделало их мягко-желтыми.

Телевизор реально может быть выключенным.

Холодильник полный.

На диване какое-то тёмное существо.

— Блять! Боже… — Джисон вскрикивает прежде, чем успевает осознать это, его тело в панике отшатывается назад. Он ударяется о стену и чувствует, как выключатель света врезается в его кожу сквозь ткань толстовки, но он так и стоит, полностью парализованной страхом. Он должен был быть здесь один.

Что-то на диване не реагирует. К счастью, глаза Джисона привыкают прежде, чем он успевает задавать слишком много мысленных вопросов или воображать свою надвигающуюся кончину, и понимает, что это мега-зловещее "тёмное существо" было головой с шоколадно-каштановыми волосами.

Оно не отреагировало на Джисона ни малейшим намеком на удивление — даже не вздрогнуло.

Минхо.

Джисон отталкивает ту возбуждённую трепещущую чертовщину, что происходит у него в животе, и подходит к дивану сзади. Он осторожно взялся за спинку, позволив подушечкам поврежденных пальцев продавить искусственную кожу.

Минхо сидит слева, в удобной домашней одежде вместо той более стильной, которую он носил во время разговора по Facetime. Он хорошо выглядит. Он во всём хорошо выглядит. Он погружён в свой телефон, лежащий на его коленях, и попеременно пролистывает профили в соцсетях, что-то про кошек, и продвинутые танцевальные клипы на Youtube. В пространстве между подлокотником дивана и его бедром стоит буфет полный закусками и конфетами, к которым он периодически тянется, чтобы откусить.

Привет. Как поживаешь? Как прошла съёмка? Ты здесь, прямо сейчас: человек. Ты человек. Ты настоящий? Чертовски рад видеть тебя.

— Ты дома, — вместо этого на выдохе произносит Джисон. Его голос прерывистый и неловкий, в отличие от него самого.

— Мх, — Минхо просто промычал вокруг засахаренного кусочка попкорна.

— Я... думал, что никого нет.

— Очевидно, — усмехается Минхо, проглатывая угощение. Когда он продолжает, Джисон отмечает, что его голос был более спокойным и глубоким, чем обычно. — Все эти крики. Я даже не слышал собственных мыслей.

— О, эм... — теперь Джисон смущается, даже глядя на затылок Минхо. Он всё это слышал? Как долго он был дома? Он не приходил, чтобы сказать Джисону успокоиться, так что тот не должен извиняться. Минхо просто делал то, что делал обычно — проникал под кожу Джисона, играя друг с другом туда-сюда.

Ничего необычного, ничего не изменилось, соберись.

Джисон вздыхает, ему не терпится сохранить хоть какое-то подобие взаимодействия. Минхо продолжает рассеянно листать пальцем по экрану.

— Ну, эм... не возражаешь, если я посмотрю с тобой? — он пытается. Он не может поверить, что действительно нервничает из-за перспективы быть отвергнутым.

Ответ Минхо невербальный: он крутит запястье, тонкая цепочка его браслета отражает свет, проникающий через окна без занавесок. Телефон в его руке теперь повернут в сторону Джисона — приглашая.

Джисон, не колеблясь, схватился за спинку дивана и перепрыгнул в сторону Минхо. Он немного напрягается, пытаясь приземлиться как можно мягче, чтобы не толкнуть Минхо или его кучу угощений.

Его первая ошибка — позволить своему телу работать на автопилоте, потому что Джисон машинально двигается, чтобы прижаться к Минхо. Несмотря на то, что он сделал бы это в любой другой день, одиночество этого утра привело к тому, что его тактильный голод прошёл полную перезагрузку. Минхо, кажется, не отвечает, он всё ещё восхищается видео на своем телефоне, но Джисон, кажется, ощущает всё слишком чувствительно. Даже сквозь толстый хлопок своего худи он может чувствовать волны тепла от их точек соприкосновения, и его глаза устремляются туда, где их колени соприкасаются.

"Странно. Прекрати" — подсказывает мозг Джисону, когда он наконец догоняет. Он отрывает свой пристальный взгляд, чтобы посмотреть куда-нибудь, сразу же сожалея о своем следующем выборе.

Его вторая ошибка: посмотреть в лицо Минхо.

Увидев его сегодня утром, он никак не мог подготовиться к этому прямо сейчас. Глаза Джисона впитывают каждую деталь его профиля: выступающий хрящ его адамова яблока, переходящий вверх в острую челюсть. Это контрастирует с мягким изгибом плюшевых губ, выше выше выше до прямой переносицы, до взъерошенных волос. Полуденный свет, льющийся сзади, обрамляет его очертания золотым сиянием, которое не достигает совершенно чёрной пустоты его глаз, почти полностью скрытых завесой ресниц и закрытыми веками.

Последний клочок иммунитета, которым обладал Джисон, основывался на барьере, существовавшем между ними во время этого звонка. Теперь он был здесь, без пикселей, без макияжа и безудержного осознания того, что если он просто слегка наклонит голову вперёд и вдохнет, почти все пять чувств будут полны Минхо.

— Так странно, — комментирует Минхо, выводя Джисона из задумчивости. Он уменьшил громкость видео, взгляд упал на ноги Джисона, покоящиеся на краю журнального столика.

— Хм? — Джисон отвечает, переводя взгляд в том же направлении. Минхо даже более проницателен, чем он — Джи изо всех сил надеется, что его не поймали за тем, как он пялился, ухмыляясь.

Он смотрит на свои ступни, одна всё так же без носка.

— Ой! — восклицает Джисон, используя руку, которая не прижата к Минхо, чтобы хлопнуть ладонью по лбу. — Эм, короче говоря, часы Чонина могут идти нахуй.

Губы Минхо слегка надуты.

— Не об этом, — говорит он, возвращая внимание к своему телефону, чтобы включить новое видео. — О тебе.

Джисон тупит.

— Я?

— Когда ты начал просить разрешения пообщаться со мной? — упрекает Минхо.

Джисон бросает на него последний взгляд, прежде чем переводит его на колени. Поведение Минхо ничего не выдает, но в тоне, которым он задал вопрос, есть лёгкий намёк на развлечение.

Джисон, пошатываясь, пытается найти оправдания, захлестнувшие его мозг, и открывает рот, но ничего не выходит. По правде говоря, он сам не знает. Если Феликс может определить его глобальные перемены в поведении, то Минхо, вероятно, прочитает его как чёртову книгу. Одна только мысль об этом заставила Джисона сглотнуть.

Он встряхивает головой, прогоняя мысли, сосредотачивая взгляд на видео, чтобы как-то отвлечься. — Я... не знаю,— вздыхает он, потому что это правда. — Я чувствую себя странно с сегодняшнего утра. Думаю, у меня просто не задался выходной. Всё время в одиночестве ввело меня в помешательство, — дуется он.

— Верно, — ухмыльнулся Минхо, небрежно хлопнув Джисона по лбу. — Потому что бывают времена, когда ты не совсем чокнутый.

— Дурак! — скулит Джисон, несильно ударяя Минхо в грудь сжатым кулаком. — Ты не представляешь, как одиноко — провести всё утро без дела. Я чувствовал себя брошенным тамагочи. Я умирал, хён. Умирал.

— Ага, — уклончиво Минхо отвечает, обхватывая тонкими пальцами запястье Джисона, чтобы снова положить его сжатый кулак на свои колени.

Джисон раздражённо фыркает от его безразличия и укладывается виском на плечо Минхо. Его тело расслабляется, когда внимание возвращается к видео, практически провисая от облегчения. Он доказал свою способность вернуться в какую-то нормальную форму, что было чудом, учитывая, что его сердце всё ещё колотится от ощущения руки Минхо вокруг своего запястья.

Однако возвращение к «нормальному Джисону» не благословило его даром более длительной концентрации внимания. После нескольких раундов молчаливого просмотра видео он почувствовал, что начинает нервничать. Он хотел иметь возможность сесть удобнее и осознать, что теперь у него даже есть компания, но его мозг начинал хвататься за новые вещи, на которых можно было сосредоточиться.

Джисон вздохнул, его взгляд упал на руки Минхо. Его конечности казались как статуя неподвижными, что полностью противоречило постоянному ёрзанию Джисона. Запястья и пальцы Минхо не стали исключением, непреднамеренно моделируя его браслет и коллекцию колец, которые он забыл снять, когда вернулся домой. Джисон следит за тем, как тени играют на его костяшках и сухожилиях, когда тот сгибает их, пока тянется за одной из своих закусок.

Джисон полон глупых решений и ещё более — глупых желаний, поэтому, естественно, следит за движением пристальным благоговейным взглядом. Он повернул голову достаточно, чтобы почувствовать, как его щека прижимается к началу бицепса Минхо, и его ящериный мозг мечется туда-сюда, споря о том, на чём ему следует больше сосредоточиться. Рука Минхо побеждает, нежно прижимая конфету к розовым приоткрытым губам. Джисон наблюдает, как уголок его затенённой челюсти с усилием напрягается, пока он жует, и в конце концов глотает, отчего его адамово яблоко дёргается.

Джисон внезапно вспоминает что — во всех смыслах этого слова — он изголодался.

Скука и голод — подлое комбо. Гипотетически, он мог бы встать сейчас и пойти на кухню приготовить себе что-нибудь, как он изначально планировал, оставив Минхо делать всё, что ему хочется, в мире, наедине со своим собственным набором еды.

Но это только вылечит голод, и где в этом веселье?

Его влюблённые глаза вспыхивают озорным блеском, когда они останавливаются на заначке Минхо. Взгляд мелькает к телефону, а затем невинно возвращается на Минхо.

— Хей, — подталкивает Джисон, прижимаясь щекой к его руке. — Не мог бы ты немного увеличить звук?

— Мм, — достаточно легко соглашается Минхо, нажимая кнопку громкости на краю телефона на несколько ступенек выше. Джисон надеется, что это сделает звук копания шуршащих упаковок более приглушенным. Глаза Минхо остаются на экране, и тогда Джисон понимает, что может начать двигать рукой.

Он медленно, неуверенно обводит их колени. Джисон чувствует, как ворсинки свитера Минхо щекочут ладони, и беспокоится, что спалился, но один короткий взгляд на беззаботное лицо Минхо показывает, что тот ничего не заметил. Подушечки его пальцев в конце концов достигают крышки пластикового отверстия, вслепую тянутся за кусочком того, что находится ближе всего. К счастью, громкость видео заглушает шорох упаковки, и Джисон коротко хвалит себя за свою гениальную тактику.

Затем рука Минхо рванулась вперёд, хлопая Джисона по тыльной стороне ладони. Его пресыщенное выражение лица остается неизменным на экране, и Джисон чувствует лёгкое покалывание на своей коже, когда рука Минхо возвращается на прежнее место. Джисон отступает, драматично морщась.

— Думаешь, ты такой хитрый? — спрашивает Минхо. Он снова убавляет громкость, как будто знал сюжет события с той секунды, как его попросили увеличить громкость.

Джисон раздраженно усмехается. К черту этого умного придурка.

— Думаю, я голоден.

— Тогда иди сделай себе что-нибудь, воришка, — отчитывает Минхо без следа настоящего яда в голосе.

— Ой, — Джисон прижимается к нему боком, обнимает Минхо рукой и повышает голос на октаву. — Собирался, но зачем мне, если я могу донимать своего хёна из-за его закусок, хм?

Это прилипчиво, чрезмерно драматично, дразняще и полностью похоже поведение на Джисона, когда они в шутку дерутся. Такая фигня обычно заставляет Минхо съёжиться, сдаваясь, если у него в рукаве нет умного контраргумента. Джисон почти уверен, что сейчас он не в настроении развлекаться своими выходками, и его мозг уже готов к победе в их маленьком матче — он хочет эту конфету.

Но Минхо не напрягается и не уступает, как надеется Джисон. На самом деле наоборот.

Он поворачивает голову туда, где Джисон висит на его правом бицепсе, и впервые с тех пор, как они оба дома, физически смешиваясь в пространстве друг друга, он смотрит на него. Смотрит на него сверху вниз, как будто он наконец-то задумывается о Джисоне, ставя его в центр внимания. Его взгляд тёмный и проницательный, а угол, в котором они находятся, заставляет Джисона поражённо чувствовать себя ниже во всех смыслах этого слова.

Особенно садистски выглядит Минхо, когда поднимает бровь и его голос понижается на октаву.

— Не собираешься спросить разрешения?

Джисон удивленно моргает от паники, трепета и ряда других более мрачных чувств, которые он даже не пытается распознать. Он понимает, что матч не закончился, а только начался. Джисон с помощью силы воли подавляет жар, поднимающийся к его щекам. Минхо не нужно больше самодовольных побед, идущих ему в голову.

— Хён, — медленно начинает Джисон, следя за тем, чтобы каждое слово было пропитано сарказмом. — Могу я, пожалуйста, пожалуйста, взять одну? Пожалуйста-пожалуйста? Я соби-

— Ок, — отвечает Минхо.

Ох. Это было легко.

Подозрительно легко.

Минхо, наконец, отрывает взгляд от Джисона, рукой, которую Джисон не обнимал, доставая коробку засахаренного попкорна. Джисон освобождает правую руку Минхо и правильно садится, скручивая туловище вбок, когда он понимает, что тот на самом деле... серьезно настроен просто дать ему. Минхо пальцами зажал кусочек, и свободной правой рукой положил телефон на стол, после поворачиваясь корпусом к Джисону.

— Скажи а-а-а,— просит Минхо, поднимая руку между ними. Джисон смотрит на него странно, подозрительно, но всё равно наклоняется.

Когда веки Джисона рефлекторно закрываются, когда край угощения попадает в его рот. Он ещё больше приоткрывает губы, наклоняясь ещё немного, чтобы принять это, но ничего не происходит. Он наклоняется ещё, но все равно ничего. Вместо того, чтобы почувствовать угощение, короткие порывы воздуха ударили ему в лицо, и он в замешательстве открыл глаза.

Он комично наклонился вперёд, так что приходится опереться на руки. Теперь он опасно близок к Минхо, который смеётся через нос. Жуя.

— Говнюк! Это было моё! — Джисон скулит, хлопая грязного обманщика по коленке, когда тот сгибается пополам и смеётся громче. Он запоздало осознает, что их лица были достаточно близко, что он мог чувствовать дыхание Минхо, и скрывает смущённую панику в своих глазах с хорошо поставленным взглядом. — Ты злой. Чистое зло.

— Ох, — передразнивает Минхо с той же милой интонацией, которой произнёс Джисон ранее, после того, как отошёл от приступа смеха, глаза всё ещё щурятся от веселья. Когда он это делает, это звучит просто снисходительно. Минхо, должно быть, прочёл попытку Джисона скрыть, насколько он взволнован гневом, как раздражение, поэтому начинает ворковать с ним, как с ребенком. — Мой маленький Сони расстроен?

Это должно было раздражать Джисона. В любом случае, псевдо-раздражать, потому что они дурачатся. Он даже сам себе не может поверить, когда это приводит его в ещё большее волнение, заставляя смотреть буквально куда угодно.

Минхо понижает голос, но, к счастью, не улавливает.

— Хорошо, на этот раз я дам тебе одну, — говорит он, закатывая глаза, когда Джисон снова заметно оживляется.

Его туловище поворачивается, чтобы схватить ещё один кусочек, и глаза Джисона останавливаются на том, как его серьга болтается при движении. Так легко отвлечься на любую мелочь в нём, что чертовски странно, потому что Джисон думал, что преодолел это недавно, после того, как его социальная засуха была вылечена. Это даже кажется немного навязчивым: гиперфокусировка на мелких, несущественных вещах о человеке такая сильная, что само время, кажется, замедляется. Психика Джисона издает мрачно, иронично смеётся: время замедляется, и впервые он не противился этому — совсем не нет.

Джисон снова надевает маску, когда Минхо поворачивается, держа попкорн между большим и указательным пальцами.

Его глаза не отрываются от Джисона, когда он подносит его к своему рту.

— Хён, — стонет Джисон. — Я думал, ты сказал, что сейчас дашь мне.

Минхо игнорирует его, поднося кусочек к губам, но на этом всё заканчивается. Он кладет его между зубами, удерживая. Уголки его губ мягко смягчают верхнюю и нижнюю его часть, и Минхо слегка наклоняется вперёд, ожидая, прежде чем Джисон сможет понять большую часть того, что происходит.

Затем на Джисона накатывает ошеломляющая волна дежавю, и его память кричит.

Это была шутка. Это была шутка, и Джисон собирался переждать, какую бы умную ответку Минхо ни припрятал в рукаве, и хрен с этими "обмани меня один раз, обмани меня дважды". Он ждёт, ждёт, ждёт, недоверчиво. Минхо остаётся на удивление серьёзным, склонив голову набок в вызове, а Джисон слишком поздно понимает, что ответки не существует. Минхо просто Минхо. Даже будучи откровенным, он всё равно застал Джисона врасплох.

— Минхо, — начинает Джисон, так взволнованно, что даже не осознает, от чего отказался. Он отчаянно оглядывается через их плечи, будто кто-то может быть здесь, смотреть, слушать. — Это... это из-за "Two Kids Room"?

Эпизод "Two Kids Room". Это случилось совсем недавно, но чёткость воспоминаний Джисона заставляет его чувствовать, будто это было только вчера.

В тот день Джисон правда старался сохранить свой профессиональный вид перед всеми этими камерами, и он был в середине беззаботного разговора с Феликсом о чём-то — днях рождения, росте, что-то ещё в этом роде. Он не может вспомнить, вся потенциальная невинность в этом воспоминании растворилась на заднем плане в какой-то пьяной дымке, когда Минхо сделал то, что Минхо умеет лучше всего: так сильно застал Джисона врасплох, что он чуть не поскользнулся на премьере грёбаного Dispatch'а.

Он уже израсходовал большую часть своей концентрации, чтобы удерживать внимание на нужных местах. Поговорить с Феликсом, посмеяться, посмотреть в сторону Минхо, когда он говорит. По мере развития их карьеры он улучшился в навыке выглядеть бесстрастно в присутствии Минхо, и наличие нескольких фотоаппаратов было одним из главных стимулов. Джисон бы сказал, что в этот момент он был почти незамкнут, взгляды на его глаза и руки читались достаточно незаметно.

Но есть третья и главная ошибка Джисона: он думал, что с Минхо можно ходить вокруг да около. Ожидаемо.

Он поднёс попкорн ко рту из ниоткуда, без заминки, и глаза Джисона расширились до размера блюдца, когда Минхо посмотрел прямо на него. Он споткнулся, в мозгу произошло короткое замыкание, и он начал работать на автопилоте, пытаясь понять последствия.

Он увидел, как язык Минхо коснулся попкорна. Блять, блять, паника.

— Это грязно, — повторил Джисон, дрожаще смеясь, и Феликс присоединился к нему.

Немного позже Минхо снова предлагает, на этот раз из его рук. Это не намного лучше, и Джисон всё ещё чувствует, как его сердце колотится в горле, когда Минхо подносит пальцы к его губам, но отказ на этот раз будет выглядеть просто подозрительно.

— Так нечестно! — Минхо скулил.

— Почему?! — Джисон тихонько крикнул в ответ, стараясь оставаться как можно более похожим на персонажа и не сосредотачиваться на том факте, что Минхо ненадолго прикоснулся к его грёбаному рту.

— Ты укусил за пальцы! — Минхо запротестовал. Феликс улыбался, явно безразличный к этому миру, и даже сам уходит за закусками в середине спора Минсонов.

— Ты вообще только что пытался передать это изо рта в рот, — объясняет Джисон, его голос звучит мягче, чем он хотел. Блять блять блять. Его взгляд снова ненадолго падает на руки Минхо. Минхо абсолютно точно видел это.

— Изо рта в рот… — начал Минхо, и пауза, которую он делает, чтобы обдумать что-то, была настолько короткой, что Джисону стало интересно, представил ли он это. Его глаза возвращаются к Джисону. — ...эй, у нас на руках больше микробов. Разве я не прав? — бросил он вызов.

Ещё чуть-чуть. Это всё ничего не значило.

— Ну, это правда, — Джисон согласился.

И это было правдой. Джисон вернулся и сам посмотрел видео после того, как оно вышло в сеть, мысленно ударив себя за то, что придумал такое дерьмовое оправдание. Он попытался оправдать это, когда увидел, насколько по-другому выглядит эта сцена, издалека, с фиксированных в углах камер, через крошечный экран своего телефона. На самом деле это было совсем по-другому — быть там, в панике, в пространстве Минхо, вдыхая его воздух. Отговорка просто вырвалась, и теперь она была правдой для всех, кто это увидит.

Ну, может, кроме одного человека.

— Я думал, ты голоден, — Минхо справляется с куском, всё ещё зажатым в зубах — вылитый образ того, как он выглядел во время записи того видео. За исключением, что теперь нет камер и Джисону не на чем сосредоточиться, кроме неземного, нечитаемого взгляда ещё более неземного, нечитаемого демонического создания ада перед собой.

Джисон крепко цепляется за диван до белеющих костяшек во время затяжной паузы. Ни один из них не торопится прерывать зрительный контакт по разным причинам: Джисон, в каком-то граничащем безумном порыве отрицания, всё ещё ждет кульминации, которой не будет. И Минхо — Минхо ждёт этого оправдания.

Которого тоже не будет.

Итак, что делает Минхо? То, что у него получается лучше всего.

Он хватается чуть выше колена Джисона и сильно тянет, втягивая его в своё пространство, пока они не оказываются достаточно близко, чтобы Джисон был вынужден положить свою ногу поверх ноги Минхо. Джисон задыхается, теряя хватку, и он не знает, что делать со своими руками, не может выбрать место, потому что Минхо всё ещё смотрит на него.

Джисон чувствует себя парализованным на короткое время, точно так же, как когда он испугался раньше, и как иронично, что Минхо стал причиной обоих разов. Однако на этот раз всё по-другому. Это сделано умышленно, и Джисон не упускает из виду самодовольное выражение удовольствия, мягко меняющее черты лица Минхо.

Затем Минхо сжимает кожу там, где его тонкие пальцы все еще держат ногу Джисона, и тот снова задыхается. Он внутренне проклинает своё прошлое "Я" за то, что решил надеть шорты сегодня, потому что прямой контакт кожи к коже оставляет всюду, где касается Минхо, жгучие покалывания, которые идут сквозь всего Джисона — это, блять, неловко.

— Давай, Сони. Это просто еда, — Минхо бросает вызов, прикрыв глаза и поддразнивая.

Для тебя может и да. Джисон хочет возразить, но то, как Минхо смотрит на него, огромными чёрными зрачками и… и опускает взгляд на его губы, блять, мозг Джисона отключается.

— Ага, — это всё, что он может выдавить из себя, едва громче шепота, — д-да, хорошо.

Минхо снова поднимает взгляд чернильных глаз и, подняв руку, наклоняется, вытягивает средний и указательный пальцы в жесте иди сюда.

Стремление Джисона подчиниться команде становится до того трогательно очевидным, когда его туловище инстинктивно наклоняется вперёд, и он колеблется только тогда, когда оказывается достаточно близко, чтобы почувствовать запах геля для душа, впитавшегося в кожу Минхо. Минхо прерывисто выдыхает через нос, смеясь над его неуверенностью, и протягивает руку, чтобы залезть пальцами за затылок Джисона, притягивая его к себе.

Джисону трудно вспомнить, зачем они это делают, когда происходит так много всего одновременно. Он чувствует всё это слишком интенсивно, с трудом подавляя хныканье от холодных колец, прижимающихся к его шее, мягких плюшевых губ Минхо, касающихся его собственных, горячего дыхания, смешивающегося между их ртами. Он с трудом фиксирует свои зубы, мягко получая попкорн, мозг гудит и пьянеет.

Затем рука с шеи ускользает, как и рот Минхо, и всё кончилось прежде, чем Джисон успел осознать, как это началось. Это... это был поцелуй? Это считается? Джисон подушечкой большого пальца проводит по надутой нижней губе, которая всё ещё покалывает, но ощущает там попкорн. Он проталкивает его в рот, чувствуя лёгкую влажность с языка Минхо.

Джисон открывает глаза, которые даже не заметил, как мечтательно закрыл, и быстро фокусирует зрение. Он клянётся, что где-то в темноте между его морганий Минхо выглядел сосредоточенным, хищным, хотя его лицо абсолютно невозмутимо, когда Джисон приходит в себя.

На самом деле, судя по морщинке на его лбе и сжатой челюсти, он кажется... раздражён. Скептичен. Он внезапно поднимает руку, которой обнимал ногу Джисона, и наугад шлёпает по его коже, наполняя тишину громким хлопком.

— Ай! — Джисон визжит, левая щека надувается из-за попкорна, который он жевал. — Чего!? За что!? За что это было?

— Считай это своей карой, врун, — говорит Минхо скорее игривым, чем злым тоном.

— Кара? — Джисон морщится, проводя пальцами по нежной коже. — Бля, ты сильно лупанул.

Ухмылка грозит приподнять уголки губ Минхо, и вместо этого он решает высунуть кончик языка, смачивая их. Минхо наблюдает за тем, как глаза Джисона скользят вниз за этим действием, а затем быстро уходят, пока он неловко откашливается. Джисон чувствует обжигающий взгляд Минхо сбоку, понимая, что его сердце всё ещё не успокоилось из-за поце- из-за того, что только что произошло.

— Что случилось, Джисон? Изменения в сердечке? — загадочно спрашивает Минхо.

Джисон в замешательстве снова смотрит на Минхо. Тот опёрся локтем о спинку дивана, прижавшись щекой к сжатому кулаку. Взгляд, который он устремил на Джисона, был изучающим и пугающе тёмным, будто он молча допрашивал его, оценивая каждую его реакцию. Несмотря на то, что они почти одного роста, сейчас Джисон чувствует себя ужасно маленьким.

— Ч-что? — голос Джисона становится дрожащим и неуверенным, он падает на сиденье. Его мозг переживает серьёзную перезагрузку Windows. — Объясни.

— Я думал, что то, что мы только что сделали, не то, что бы ты хотел делать, — отвечает Минхо, лениво поднимая пальцы и изображая кавычки. — Слишком "грязно" помнишь?

— Слушай, — выдыхает Джисон, закрывая глаза, чтобы собраться с мыслями и последними ниточками своего рассудка. — Это то, что ты хотел, верно? Я позволил тебе сделать твою фигню "рот в рот".

— Ты позволил, — решительно говорит Минхо, слегка нахмурив брови.

Негатив на его лице вызывает непонятную печаль, зарождающуюся в глубине живота Джисона.

— Н-не должен был? — спрашивает Джисон, снова и снова прикусывая нижнюю губу. — Ты говоришь так, будто это плохо.

Минхо беспощаден. Его взгляд мечется между глазами Джисона, меняется выражение его лица, как будто он видит то, чего Джисон не может видеть, разбирая его на части, улавливая новую информацию с каждой секундой. Его челюсть сжата, крепко, и Джисон слишком напуган, чтобы даже начать задаваться вопросом, какой разговор с третьей стороной ведёт Минхо в своём собственном, личном внутреннем пузыре.

— Так почему ты не сделал этого раньше? — спрашивает он, игнорируя вопрос, чтобы задать свой собственный.

Джисон приоткрывает губы. Моргает. Завис.

Он хотел бы крикнуть на Минхо за то, что тот уклонился от вопроса, или даже позволить себе вообще отбросить назад вопросы, но он не может. Он знает, что не может, потому что всё это ведёт к тому, что у Минхо возникнет больше вопросов и подозрений, чтобы разобрать его на детали, пока Джисон не будет должным образом загнанным в угол, полностью обнажённым от стыда.

Эта мысль пугает Джисона, а мысль о том, что Минхо, возможно, читает это по его лицу, ещё больше.

Джисон ломает голову над картами, которые у него ещё остались в этой игре, и принимает как можно более непринуждённый вид. Он смотрит на Минхо и недоверчиво посмеивается, на что Минхо безучастно смотрит.

— Хён, все чувствуют себя странно, делая такие вещи на камеру, понимаешь? — верно, хорошо, это правда, — кроме тебя, очевидно. Но ты ещё типа супер странный. Плюс там был Феликс и...

— И? — Минхо слегка наклоняется, веки сужаются до щёлочек. Он с любопытством наклоняет голову, даже не пытаясь скрыть ухмылку.

И ты мне очень нравишься.

И я всё время думаю о тебе.

И-

Джисон смотрит на довольное лицо Минхо, когда его что-то озаряет. Какую часть этого разговора Минхо пытался допросить из Джисона? Сейчас он более любопытен, чем обычно, когда-либо с кем-либо по какому-либо вопросу, обычно будучи мембером, которому действительно наплевать на то, что происходит в межличностных отношениях. Он сделал бы это, только если бы играл, и он сделал бы это, только если бы уже знал ответ.

"Слишком "грязно", помнишь?"

"Считай это своей карой, врун."

Ох.

Он знал.

И ему нужно было последнее, чтобы подтвердить это: признание Джисона.

По какой-то причине — возможно, из-за угрозы надвигающейся истерики — Джисон крепко запирает и удваивает свою маску, чтобы как можно дольше стоять между правдой и Минхо. Минхо был умён, может быть, слишком проницателен, но больше он ничего не понимал. Джисон отказался передавать козыри, что остались от его колоды, в эти поразительные, самонадеянные руки.

— И я думаю, надо пойти поесть нормальной еды, так что, — Джисон кусается с таким тоном, который находится на грани между язвительным и сладким. Джисон почти слышит тихое хихиканье Хёнджина. Он бы гордился.

Он встаёт с места, чтобы снова встретиться ступнями с деревянными панелями пола. Он как раз на грани созерцания того, что осталось в их холодильнике, когда какая-то сила тянет его назад за подол толстовки, и его задница ударяется о подушку дивана. Он поворачивается и замечает, что хватка руки Минхо только ослабевает.

— Нее-а, — восклицает Минхо. Его свободная рука всё ещё сжата в кулаке под щекой. — Ты расскажешь мне, о чём думаешь.

Джисон фыркает.

— Я думаю, это первый раз, когда я вижу, как ты действительно просишь кого-то о чём-то. Это так очаровательно, — говорит Джисон, перегнувшись через живот Минхо, чтобы взять конфету в качестве оплаты за сверхурочное нахождение здесь.

— Ну, да, я милый, — соглашается Минхо.

— Ммм, меня может стошнить, — говорит Джисон, выразительно сморщивая нос.

— Ой? — Минхо издевается, хватая Джисона за предплечье, прежде чем он успеет съесть конфету, и отталкивает его назад. Он прижимает Джисона к дивану, крепко наваливается своим телом и начинает атаковать его бока щекоткой.

— О боже, нет, пожалуйста… — Джисон едва может выбраться. Вес Минхо и смех лишили его возможности дышать. Его тело скручивается и трясется, но нападающего, похоже, это совершенно не трогает. Он не прекращает, пока у Джисона не начинают болеть рёбра, и он трижды бьёт по коже.

— Бля, — Джисон задыхается, грудь заметно поднимается и опускается. Минхо обхватывает запястье Джисона большим и указательным пальцами, достаточно длинными, чтобы они перекрыли друг друга. — Я понял! Мы все поняли, что ты сильнее меня. Чёртов выпендрёжник.

Минхо просто мычит в ответ, обхватывая губами угощение между кончиками пальцев Джисона. У Джисона так кружит голову, что он был ограничен даже самыми базовыми мыслями.

— Нет, — скулит он. — Мне это было нужно, я голодный. Я собираюсь умереть от голода.

Минхо закатывает глаза в энный раз за час.

— Что за ребёнок.

— Это будет по твоей вине, — с притворным хрипом говорит Джисон.

— Замечательно, — Минхо возвращается.

— Убийство, первая степень, — прошипел Джисон.

— Забудь про ребёнка. Целый чёртов говнюк, — шутит Минхо, когда Джисон бьёт его по бедру. — Как Дуни, отвечаю.

Минхо тянется к пакетам с одной из своих закусок неонового цвета, когда Джисон, наконец, восстанавливает ёмкость легких. Он поднимает голову, пока подбородок не задевает грудину, наблюдая, как мерцающие кольца на пальцах Минхо возвращаются в поле зрения из-за его копания. В руке у него синяя обёртка размером с горошину, он выжидающе поднимает её к Джисону, который отшатывается.

— Держи, — твёрдо настаивает Минхо.

— Хён, — стонет Джисон, возвращаясь в полное сознание. Он приподнимается на локтях. — Ты действительно думаешь, что конфета-

Минхо раздраженно фыркает, и Джисону едва хватает секунды, чтобы осмыслить происходящее, как Минхо слегка врезается локтём в ребро и сжимает его лицо рукой. Его взгляд на удивление пуст, учитывая, что его пальцы впиваются в подбородок Джисона: указательный и средний с одной стороны, большой палец — с другой. Он чувствует, как его собственная плоть прижимается к кости его челюсти.

Глаза Джисона снова широко открыты.

— Хён?

— Ты умеешь себя вести нормально? — Минхо скрипит зубами, и его невозмутимый тон напоминает Джисону опытного родителя, имеющего дело с малышом.

Это чертовски натянуто для спонтанного поведения даже для Минхо. Он никогда так себя не вёл, Джисон никогда не чувствовал себя так. Что происходит? Если бы он не был в таких тесных тисках, он мог бы покачать головой, чтобы прояснить свои мысли.

— Открой, — приказывает Минхо, слегка потянув за челюсть. В силе не было необходимости, когда уже сама команда заставила челюсть Джисона отвиснуть, а мозг стать полностью податливым, как будто щёлкнул переключатель. Его глаза остаются круглыми и неподвижными, он совершенно сбитый с толку случайностью всего происходящего, когда Минхо кладёт конфету на язык.

Он даже не закрывает рот. Не шевелит языком. Резкий вкус и кислота покрывают его вкусовые рецепторы, окрашивая слюну, которая собирается под конфетой, в неоново-синий. Он чувствует жжение в каждом нерве, но не может заставить себя заговорить при виде открывшегося перед собой зрелища.

Хватка Минхо ослабла, вместо этого он просто прислоняется к дивану, прикрыв глаза и наблюдая. Любопытный намек в его голосе кажется спланированным и продуманным.

— Вкусная?

— Голубая малина, — признаёт Джисон. Похоже на то, что он в детстве соскребал зубами с языка синими волнами. Он проводит им по нёбу, чувствуя, как сгусток затекает в горло. Прошло достаточно времени, конфета полностью растворилась, и он настороженно смотрит на Минхо. Кивает.

Сахар всё ещё обволакивает его дёсна, когда Минхо рассеянно ёрзает, и какая-то часть его тела задевает пах Джисона. Джисон не может побороть прерывистый вздох, сорвавшийся с его губ, и глаза Минхо мгновенно скользят по нему в явно развратном интересе.

Его глаза задорно мерцают, когда он на пробу сжимает бедро Джисона и получает в ответ прерывистый вздох, который Джисон недостаточно быстро подавляет. Он продолжает двигать руки, подходя ими к рукавам и сгибая их выше локтей. Джисон чувствует, как его самообладание ускользает, глаза беззастенчиво скользят вниз по запястьям и предплечьям Минхо, ловя, как вены напрягаются с каждым сжатием и движением, естественно выступая.

— Я тебе не верю, — бормочет Минхо.

Их глаза снова встречаются.

— Что? — Джисон дышит.

Минхо наклоняется над ним, кладя руку рядом с одним из локтей, на которые опирается Джисон. Другую руку поднимает, чтобы провести большим пальцем по краю губ Джисона, где их окрасило крохотное синее пятнышко, и у Джисона перехватывает дыхание.

Теперь он так близко, что их носы почти соприкасаются с каждым движением, мягкие порывы воздуха врезаются в Джисона с каждым потрясающим словом, которое Минхо произносит дальше.

— Я думаю, хён должен попробовать.

Минхо медленно наклоняется, сокращая расстояние до тех пор, пока всё, что Джисон может или мог когда-либо чувствовать — это тёплые мягкие губы, прижимающиеся к его собственным. Это всё, на удивление, отдалённо напоминает сцены поцелуев в дорамах, на которых Джисон морщил нос, когда был моложе. Он бы не морщился, если бы знал, что это так.

Глаза Джисона наконец закрываются, заторможенные удивлением — блять, Минхо целует его. Минхо проводит рукой по челюсти Джисона, когда его губы начинают шевелиться, и ловко скользит пальцами по волосам, чтобы убаюкать его голову. Джисон вздыхает в поцелуй, тихие причмокивания, когда их губы ненадолго разделяются, вызывают жар в его животе.

Словно прочитав его мысли, Минхо начинает двигаться всем телом. Это коротко, один старательный медленный толчок в Джисона, но этого достаточно, чтобы тот открыл рот в беззвучном всхлипе, а брови нахмурились от давления. Он выдыхает в открытый рот Минхо, глаза только крепче сжимаются, когда рука в его волосах сжимается в кулак.

Джисон действительно громко скулит, когда Минхо пользуется возможностью коснуться языком его языка. Тепло, мокро и гладко, совсем не то, чего он ожидал, когда его одноклассники хвастались этим, в то время как сам Джисон всё ещё был нервным, нецелованным фриком. Количество поцелуев, которые у него были с тех пор, он мог пересчитать по пальцам одной руки. Целомудренные, с девочками.

Ничего не готовило его к этому.

Может быть, это объяснило бы его гиперчувствительность, уже покрасневшую и заполняющую шорты при каждом развратном посасывании и укусе, которые Минхо совершал с языком и губами Джисона. Минхо только ускоряется, жадно облизывая его снова и снова, как будто он никогда не будет удовлетворён, пока не возьмёт каждый последний кристаллик сахара изо рта Джисона в свой собственный. Прерывистый стон, который издает Джисон, чужд даже его собственным ушам, и даже малейший намёк на трение джинсов Минхо заставляет его всхлипывать.

Хватка в волосах смягчается, к большому негодованию Джисона, пока он не понимает, что Минхо опускается вниз, вниз, вниз, касаясь ногтями его лица, шеи (Джисон вздрагивает) и его боков, которые внезапно перестают быть такими чувствительными к щекотке. Минхо уделяет немного внимания пояснице, перебирая ткань одежды у выпирающей косточки, прежде чем добраться до места назначения: бёдра Джисона.

Он оценивающе сжимает мягкую плоть, прежде чем поместить пальцы глубже под низ, перекинув ногу Джисона через своё бедро. Он чувствует горячий выдох в рот.

Джисон в каком-то туманном, размытом углу на задворках своей совести недоумевает, почему Минхо сделал это. Именно тогда Минхо начинает отстраняться губами, закусив нижнюю губу Джисона между своими зубами.

Джисон уже скулит из-за отсутствия поцелуев, поднимая руку и хватая Минхо за бицепс. Минхо лишь отдаляется настолько, чтобы позволить себе говорить и касаться губ Джисона при каждом слове.

— В чём-то ты был прав на этот раз, — шепчет Минхо, адамово яблоко подпрыгивает, когда он сглатывает. — Это действительно вкусно.

Минхо жмётся обратно, и они снова целуются, блуждая языком по языку Джисона, будто доказывая ему свои слова, прежде, чем Джисон успевает хотя бы понять эти слова. Минхо берёт на себя полный контроль над поцелуем, а Джисон позволяет ему вести себя, так гармонируя друг с другом, что едва ли может вызвать смущение из-за своего отсутствия опыта.

Джисон чувствует, как бицепс под его ладонью внезапно напрягается, и рука на его бедре крепко сжимается. Он вскрикивает от удивления, инстинктивно обнимая Минхо за шею. Свободная рука Минхо обхватывает поясницу Джисона, поднимая его, пока тот не оказывается у него на коленях. Джисон внезапно понимает, почему его нога была поднята: оба колена теперь прижаты к подушкам рядом с бёдрами Минхо.

Это проходит не так гладко: заначка с закусками задевается, заставляя разбросанный дождь конфет греметь и стучать по полу. Джисон рассеянно отмечает это в туманных закоулках того, что осталось от его мозга, внимание полностью украдено Минхо, который настойчиво посасывает его нижнюю губу. То, что последний не заметил или даже не заботился об этом, было полностью центром обсуждения.

Теперь, когда это началось, Джисону трудно принять тот факт, что это может в конечном итоге закончиться. Он мог бы сидеть здесь часами, если бы Минхо позволил ему, лаская нежную кожу под своими руками, целуя каждый дюйм в пределах досягаемости. Это было похоже на прорыв плотины, бесконечные волны сдерживаемого желания исследовали плоскость щеки и челюсти Минхо, покусывая чуть ниже уха, на что Минхо с довольным вздохом проводит пальцем по волосам на затылке Джисона.

И тогда всё заканчивается, как и опасался Джисон. Минхо откидывает голову назад настолько, что губы Джисона отрываются от его кожи, этого достаточно, чтобы Минхо пристально посмотрел на него, когда Джисон отчаянно пытается вернуться к тому, на чём остановился.

— Подними глаза, — приказывает Минхо, удерживая его на месте, и Джисон подчиняется, запоздало понимая, что он до сих пор был слишком сфокусирован на шее Минхо.

— Почему... — Джисон фыркает, — почему мы остановились?

Рука Минхо сжимается, когда Джисон смотрит на него из-под ресниц, и Джисон почти дрожит от холодного металла его колец, вжимающегося в кожу головы. Жёсткая хватка за волосы — полная противоположность выражению лица Минхо, легкомысленно фыркающего на вопрос, как будто Джисон уже должен знать ответ.

— Признание, — заявляет Минхо, — я всё ещё хочу его.

Запоздалая вспышка осознания окрашивает черты лица Джисона, когда он понимает, о чём спрашивает Минхо. Это сразу же исчезает в румянце в сочетании с отведёнными глазами, блуждающих по их прижатым друг к другу бёдрам.

Так по-детски. В его памяти всплывают случаи, когда его спрашивали о студенческих крашах.

Уклонение — очевидный и самый незамедлительный ответ, когда он чувствует, как жар накапливается на его щеках при безмолвном взгляде Минхо.

— Я не понимаю, о чём ты спрашиваешь, хён.

— Джисон, — мягко говорит Минхо, постукивая указательным пальцем по его подбородку, чтобы он обратно поднял на него свои глаза. — Я просил тебя вести себя хорошо. Быть хорошим для меня, — говорит он, и Джисон уже чувствует, как его лицо становится бледно-розовым. — Так ты собираешься сказать мне, правда?

Сильная хватка Минхо отпускает, большой палец мягко касается кожи головы. Разница в обоих поведениях сразу заставляет разум Джисона шататься, едва связывая слова.

— Я уже знаю, Сони. Просто скажи это, — мурлычет Минхо. — Для меня.

— Я… — начинает Джисон, послушание скручивается в тугой клубок, который его здравомыслие умоляет выбросить. Он уже чувствует, как слюна скапливается под губой. Будь храбрым. Скажи это. Он попросил. Внутренне кричит себе, даже не осознавая, что его пальцы так крепко сжимаются на свитере Минхо, что серповидные вмятины от ногтей могут остаться даже через толстую ткань. Сделай это сейчас, и больше не придётся.

— Я сделал это... потому что ты мне нравился.... нравишься, — выдавливает Джисон, сопротивляясь желанию обхватить себя руками за голову, побежать в угол и свернуться калачиком, пока его бёдра не упрутся в кофейный столик и он не задохнётся — спрятаться.

Верный своему слову, Минхо не выглядит удивленным. Рука на затылке Джисона смягчается, лаская, расчесывает волну за волной светлых волос. Джисону с трудом удается держать взгляд на Минхо, но он это делает. Он сделает для него всё, даже — особенно — когда его тон становится таким снисходительным.

— Ох, — слишком небрежно говорит Минхо, размазывая слюну по губам Джисона так, будто он кукольный. Игрушечный. Беспорядок конечностей и частей, с которыми нужно играть.

Он втирает слюну в кожу, и вздох Джисона становится громче от этого давления.

— Значит, тебя всё-таки беспокоили не микробы, — замечает Минхо, рассматривая влажную скользкую дорожку, которую он сделал на подбородке Джисона.

— Это до сих пор отвратительно, — шепчет Джисон себе под нос, жалко цепляясь за последнюю нить самообладания, которая могла бы повиснуть в его пользу между их разговорами.

Минхо видит это насквозь проще, чем что-либо ещё, естественно.

— Не думай так, — хмурится Минхо, проводя влажным от слюны большим пальцем по скуле, прежде чем снова прижать его к губам Джисона. Джисон чувствует, как его член дёргается в белье, когда палец Минхо скользит мимо губ, глубоко проникая до сустава, пока не прижимается к языку Джисона полностью. Рука Джисона хватается за запястье Минхо, удерживая его, пока борется со своими глазами, чтобы те не перекатились на затылок.

— Думаю, тебя это заводит, — заканчивает Минхо с понимающим взглядом.

Реакция Джисона незамедлительная: он обхватывает губами большой палец, посасывая. Хватка на запястье Минхо только усиливается, отказываясь отпускать, язык начинает лениво кружиться по кругу, когда его глаза закрываются.

Его мысли плывут по течению, когда Минхо ругается себе под нос, гадая, что было бы, если бы ему дали разрешение пососать что-нибудь еще. На коленях у ног Минхо, принимая каждый толчок, как того требует Минхо, язык отяжелел от всего этого, пока эти пиздецкишикарные пальцы сжимают его волосы. При этой мысли Джисон издает несдержанный всхлип, его бёдра дёргаются на бёдрах Минхо.

Минхо должен был это заметить, потому что он толкает Джисона везде где только можно. Его большой палец жадно и упорно давит на плоскость языка, а свободная рука настойчиво царапает Джисону поясницу, прижимая его пах достаточно близко, и Джисон чувствует-

Минхо. Ужасно твёрдый под плотной тканью джинсов. Джисон скулит вокруг большого пальца, и звук прерывается, когда Минхо припадает губами к челюсти Джисона, прикусывая между каждым словом.

— Ну же, детка, — говорит он, — не стесняйся.

Стон, который вырывается изо рта Джисона, пока он неуверенно ёрзает — совершенно непристойный. Он едва замечает, как большой палец вынимается из его рта, обе руки Минхо спешат скользнуть под ткань толстовки Джисона, на его талию, побуждая его к восхитительному ритму.

Минхо приостанавливает свои действия на шее Джисона, чтобы горячо простонать ему в ухо, когда задан темп.

— Хороший мальчик.

Ёбаный свет.

— Хён, — Джисон тяжело дышит, задыхаясь. Он цепляется за плечи Минхо, прижимаемый его руками в неумолимом темпе, который заставляет их члены тереться при каждом движении. — Хён, я...

Минхо прерывает его поцелуем, проводя губами по его челюсти, пока, наконец, не возвращается обратно. Руки Джисона взметнулись вверх, чтобы свободно обхватить шею Минхо, и он со вздохом открыл рот. Руки на его талии замедляют их, Минхо наслаждается беспорядочным скольжением их языков так же, как и Джисон.

Когда они отстраняются, между ними тянется тонкая ниточка слюны.

Джисон неспеша наблюдает за этим, его глаза трепещут от вида замученных губ напротив. Минхо смотрит на него полузакрытыми глазами и с приоткрытыми влажными губами, выпуская едва заметные вздохи с каждым медленным движением промежности Джисона по его собственной.

Джисон решает, что это самое великолепное из того, что он когда-либо видел. Его глаза блуждают по каждой грани и детали, которых касается солнечный свет. Его. Это всё его. Прямо сейчас. Его руки скользят по шее Минхо в невероятно мягкие волосы, вздыхая от того, как они ощущаются, когда проходят между трепещущими пальцами. Выражение лица Джисона, когда он открыто смотрит на Минхо, вероятно, не лучше, он абсолютно восхищён и готов сидеть с ним, вечность медленно ублажая его, быть хорошим для него.

Не прерывая зрительного контакта, Минхо сжимает талию Джисона сильнее. Он снова пытается двигаться, на этот раз грубее, пальцы впиваются достаточно сильно, чтобы оставить следы красных полумесяцев, как только они закончат.

"Хорошо" — думает Джисон. Он не хочет этого забывать.

Джисон изо всех сил старается не отрывать взгляда от Минхо, изучать каждый лёгкий вздох, который он издаёт, когда ускоряется; каждую красивую мышцу на его руках, которая выделяется, когда он двигает задницу Джисона вперёд-назад над очертанием своего члена, но он не может. Он смутно замечает, что его хватка в волосах Минхо становится сильнее, а движения бёдер — жёстче и требовательнее. Он беспрерывно прижимается к Минхо, ему даже не нужно задействовать руки, чтобы направлять его, он стонет и полностью одет, как грёбаный подросток.

Минхо наблюдает, как Джисон сжимает глаза, как его голова опускается вперёд, подбородок почти бьётся о грудину из-за того, как тело расслабилось в удовольствии.

— Хён заставляет своего маленького Джисони чувствовать себя хорошо? — дразнит Минхо.

Джисон не может игнорировать собственнические нотки в его голосе, и это заставляет мозг окончательно сдаться, голова безвольно падает в изгиб шеи Минхо. Он чувствует, как где-то глубоко в животе накапливается предательский жар, его стоны такие высокие и жалобные, что он больше не узнает себя.

— Хён, так хорошо, — он задыхается в шею Минхо, перерываясь на грязные поцелуи в яремную вену.

— Да? — Минхо усмехается.

Джисон ловит стон, застрявший в его горле, когда Минхо убирает руки от его бёдер. Ему даётся всего секунда беспокойного замешательства, прежде чем его шлёпают по ягодицам, заставляя прерывисто простонать, когда пальцы сжимаются, вдавливая в эрекцию Минхо.

— Хён, — стонет Джисон, сильнее утыкаясь носом в шею Минхо. Его губы прижимаются к коже при каждом слове. Жар в паху стал сильнее. Снова и снова, снова и снова. — Боже мой, боже- хён, Минхо-хён, — хнычет он.

— Чёрт, я бы слушал это весь день, — бормочет Минхо куда-то в волосы Джисона. Тот чувствует, как вытекает предэякулят, увлажняя бельё. Его волосы встают дыбом, когда губы Минхо возвращаются к его челюсти, произнося: — Хочу, чтобы ты был подо мной, — он кусает угол челюсти. — Хочу, чтобы этот симпатичный ротик умолял меня, пока не задушится в стонах.

Боже.

Джисон теперь полностью потерялся, неспособный на какие-то остроумные возражения, с жадностью цепляясь за волосы и шею Минхо, как будто это нужно ему, чтобы выжить. Комментарии только ускоряют нарастание давления, фокусом становится точка удовольствия, там, где очертания члена Минхо встречаются с его собственным.

— Хён… хён, — стонет он, его бёдра подергиваются от дрожи- блять, он вот-вот кончит.

Минхо мгновенно ослабляет хватку на Джисоне, удерживая его на месте, позволяя его оргазму постепенно исчезнуть. Никакого движения не происходит, когда Джисон в замешательстве отрывается от шеи Минхо, потерянный, опустошённый и смущённый. Он был так близко. Он чувствует напоминающую боль и пульсацию члена, внутренне паникуя из-за внезапного отсутствия трения.

Джисон понимает, насколько измучено его тело, только когда Минхо снова двигает им, податливым под руками. Он отстраненно осознает, что его толкают назад на диван, холодная кожа материала вжимается в затылок. Его спина вытянута на поверхности, и он задыхается от внезапности всего этого.

Его разум закоротило, он настолько окутан мыслями яхочукончить, мненадокончитьпрямосейчас, что когда он чувствует прикосновение Минхо к себе, он почти кричит.

Минхо теперь седлал его, одетый член плотно прижимаеся к ноющей выпуклости под шортами Джисона. Гораздо более заметной под этим углом. Это самая сильная смесь удовольствия и боли, которую он когда-либо испытывал, жажды освобождения, поскольку он чувствует, что то ускользает с каждой секундой, но Минхо не двигается.

В какой-то последней отчаянной попытке спасти угасающий оргазм, его бёдра естественно толкаются в Минхо. Он чувствует всплеск боли в ноющих мышцах от усилия, совершенно бесполезного против статной позы Минхо. Тот застыл, просто пристально глядя на Джисона с восхищённым вниманием.

Этот придурок. Джисон тоже не прочь применить силу, чтобы получить то, что он хочет. Его руки тянутся к бёдрам Минхо, затягивая в кувырок, пытаясь поменять их местами.

Минхо, очевидно, ожидал этого, потому схватил оба запястья Джисона одной рукой и прижал их к подушке над его головой. Когда Джисон пытается вырваться, хватка даже на миллиметр не сдвигается.

— Неа, — игриво отрицает Минхо, слегка приподняв уголки губ.

Джисону хочется плакать из-за прервавшегося оргазма, особенно сейчас, когда Минхо выглядит над ним, как абсолютный мокрый сон. Рука, прижимающая оба его запястья, едва напрягается от усилия, и глаза Джисона только сужаются с каждой попыткой вырваться, зная, что Минхо поймал его в ловушку. Джисон чувствует, как из него вытекает предэякулят, когда он встречает взглядом взгляд Минхо из-под тёмной чёлки. Хищный.

Это заставляет его тело извиваться и корчиться от такого сосредоточенного внимания, но он не может даже этого. Он зажат в тисках всего тела под руководством Минхо, все его слабые попытки двигаться встречались полной неподвижностью.

— Почему? — Джисон раздражённо стонет.

Веселье в глазах Минхо только усиливается. Он выглядит довольным, как будто он наконец получил Джисона именно так, как он хотел.

Минхо свободной рукой проводит по изогнутой надутой губе Джисона, и Джисон вздрагивает, вся его кожа гудит от чрезмерной чувствительности. Доведённый до края, он уже тяжело дышал, крепко зажмурив глаза после резкого вдоха, когда он почувствовал, как ноготь царапнул по нижней губе.

— Почему ты остановился? Я был... — вздыхает он, — я собирался...

Пальцы, опускающиеся к подбородку Джисона, нехарактерно нежные, слегка сжимают, когда Минхо выдыхает с самой резкой насмешкой, какая у него только на сегодня. Джисон чувствует, как огонь возвращается в его живот только от этого звука.

— И не дать мне больше слышать твои милые всхлипы? — вопрошает Минхо, его глаза мерцают, словно он не может решить, на чём хочет полностью сфокусироваться: на глазах или губах Джисона. — Так не интересно.

Затем он наклоняется так близко, что они вдыхают друг друга. Пытливый указательный палец скользит по подбородку Джисона к губам, приоткрывая. Это едва ли не поцелуй, когда Минхо прижимается своим горячим открытым ртом к Джисону, позволяя кончику языка неторопливо танцевать по краям его губ. Джисон вскрикивает от жара, когда Минхо внезапно прикусывает нижнюю губу, отстраняясь с тёмными глазами и ещё более темной ухмылкой.

Затем он плотно прижимается, медленно покачивая бёдрами, так, что каждый нерв мог почувствовать твёрдое давление выпуклости Минхо даже сквозь их слои одежды. Этого слишком много и одновременно недостаточно, от удивления тело Джисона вспыхивает, заставляя сжать глаза, и из него вырывается удушающий ужасный стон. Когда он снова жалко пытается погнаться за этим ощущением, его не встречает ничего, кроме смеха.

Джисон вздрагивает, открывая глаза.

Зрелище захватывающее. Минхо... улыбается. Ряды белоснежных зубов выглядывают из-под истерзанных розовых губ, глаза сияют с такой нежностью, что появились морщинки в уголках. Внезапно нахлынывает волна, от которой у Джисона кружится голова, гудит в голове, как и всё остальное его чрезмерно возбужденное тело.

Голос Минхо выходит легким и хриплым.

— Смотри, слышишь это? — спрашивает он, убирая руку, чтобы подпереть локоть у головы Джисона.

Мозг Джисона отстает, но Минхо сразу же всё ему проясняет. Редкая улыбка исчезает, и он снова прижимается, надавливая сильнее, перекатывая свои бёдра прямо на бёдрах Джисона, на этот раз сильнее прижимая их одетые члены друг к другу. Плаксивые, потерянные бормотания вырываются из Джисона прежде, чем он успевает это осознать.

Это только побуждает Минхо быть грубее, а движения бёдер — лихорадочными и безжалостными.

— Видишь? — он снова выдыхает, благоговейно глядя в лицо Джисона, не моргая. — Так… — ещё один яростный толчок, — чертовски… — Джисон всхлипывает на следующем, ногти впиваются в запястье Минхо, которыми он его держит, — … хорошо.

Неудивительно, что Минхо начинает замедлять свои действия, когда Джисон снова прилично потрёпан и снова мечется в отчаянии. Это мучительно: его член болит и трётся о бельё, неловко скользит мокрой от предэякулята головкой по ткани.

Джисон смутно задается вопросом, сколько ещё он сможет выдержать, прежде чем горячие слезы потекут по щекам. Его слова звучат вяло, а глаза мутные, он так слаб, что может только слегка касаться подушечками пальцев Минхо, который мурлычет над ним.

— Пожалуйста, блять, хён, я просто хочу, хочу... — ругается он.

Он смотрит поверх расплывчатой фигуры своих усталых глаз и тяжелых ресниц на Минхо, когда тот перестраивается, откидываясь назад, чтобы правильно сесть на промежность Джисона. Он немного "двигается", чтобы устроиться поудобнее. Джисон прерывисто всхлипывает.

Взгляд Минхо невинен, несмотря на то, что ему всё ещё приходится изгибаться, чтобы хватка на запястьях Джисона не ослабевала.

— Извини, я тебя не раслышал. Чего именно ты хочешь?

Джисон выдыхает, позволяя долгому вздоху вырваться изо рта, и закрывает глаза. Больше нет времени для стыда.

— Я так хочу кончить, — шепчет он. — Так больно.

Рука Минхо медленно скользит по Джисону, время от времени переворачиваясь, так, что его костяшки пальцев тянутся к мягкому белому хлопку толстовки.

— Знаешь, — начинает Минхо, останавливая руку, как только она достигает места назначения — шорт Джисона. — Я вроде как сам это понял.

Джисон чуть-чуть приоткрывает глаза, чтобы бросить на него взгляд.

Минхо мягко смеётся, теребя подол толстовки Джисона.

— Ты кончишь, — подтверждает он, на мгновение переводя взгляд на Джисона. — В конечном счёте.

Затем его взгляд возвращается туда, где находится его рука. Джисон сглатывает, когда чувствует, как его прохладные пальцы прокрадываются под подол, касаясь загорелой кожи живота Джисона. Пальцы опускаются вниз, достаточно далеко, туда, где большой палец Минхо начинает опасно играть с эластичным поясом шорт Джисона.

Когда он цепляется за него и тянет, Джисон задается вопросом, собирается ли он открыть его член. Выпуклость там до боли очевидна, но Минхо игнорирует её. Он просто приспускает настолько, чтобы обнажить острый выступ бедренной кости, прежде чем проделать то же самое с другой стороны.

Затем он делает последнее, чего ожидал Джисон: Минхо проводит большим пальцем по той самой косточке, успокаивающими кругами, его давление — лёгкое прикосновение кожи к коже, как будто он восхищается произведением искусства. Это своего рода привязанность, которую Джисон видел лишь в редких случаях, например, как Минхо обращался с детьми или своими котами. Минхо выглядит очень сосредоточенным, как будто он запоминает каждый участок кожи. Джисон счастлив, что тот не смотрит на его лицо, которое, вероятно, полностью раскраснелось, сердцебиение под рёбрами резко участилось.

Затем Минхо мягко подтягивает костяшки пальцев к краю толстовки Джисона, пока не обнажает полностью живот с нечёткими очертаниями пресса, останавливаясь чуть ниже груди. Джисон сглатывает, кондиционер холодит кожу, пока она не покрывается мурашками.

Когда Минхо кладет мягкую ладонь на бок, с губ Джисона срывается неловкое хихиканье. Минхо снова смотрит на него, медленно моргая, прежде чем продолжить неторопливо блуждать по его животу.

Он тянет целую вечность, просто рассматривая его тело, обводя пальцами каждый изгиб, боготворяя каждый выступ. Такое сосредоточенное внимание странно смотрится на Минхо, в отличие от него. Джисон не сомневается, что его увлечение искреннее, но он уверен, что куда больший процент того, почему он так тянет — это просто назло тому, насколько нуждающимся и отчаянным чувствует себя Джисон.

"В конечном счёте", сказал он.

Джисон слабо фыркает.

— Не могу поверить, что из всех дней ты выбрал проявить терпение именно сейчас.

Минхо усмехается, наконец приподняв край толстовки, чтобы призрачно проскользнуть мимо сосков Джисона. Он берёт в кулак ткань и задирает её до подбородка Джисона.

— Я всегда терпелив, — он смотрит. В этот момент он слегка перекатывает под большим пальцем приподнятый сосок.

Джисон вздрагивает, волна шока из-за чувствительности идёт прямо в его член. Минхо усмехается, сжимая и катая розовый бутон между пальцами, а те участки, которых он не касается, обдуваются холодным воздухом вентилятора. Он пытается взять себя в руки, как только Минхо снова замедляется, делая глубокие вдохи и наблюдая, как живот Джисона поднимается и опускается с каждым порывом воздуха.

Джисон хочет победить — что бы ни стояло на кону. Сейчас он играет именно так, как хочет Минхо, поддаваясь и принимая, потому что он позволяет ему.

Но что-то же должно заставить Минхо сломаться, верно?

— Пожалуйста, — скулит Джисон, подавляя свою победную ухмылку, когда член Минхо с интересом толкается к телу Джисона. Он, должно быть, немного переживает, потому что глаза Минхо всплывают ожиданием. Он уделяет всё своё внимание, проводя по грудной клетке старшего большим пальцем, замедляя движение.

— Я...

Блять, что бы Минхо хотел услышать?

— Я буду хорошим для тебя, — пытается он, обещая самым страстным голосом, на который только способен.

Минхо смотрит на него долгую секунду, нечитаемым взглядом. В конце концов он поднимает руку, чтобы ткнуть Джисона в мягкую щёку.

— Мило.

Чего? "Мило?!". Джисон хмурится.

Минхо оценивающе проводит рукой по его торсу, неприлично сжимая его талию.

— Блядь. Да посмотри на себя, — стонет он, царапая ногтем большого пальца по незапятнанной коже. — Мой Джисони прятал от меня всё это великолепие.

Джисон чуть не смеётся, потому что это не правда. Они айдолы — основные человеческие привилегии были утеряны для них в момент подписания договора. Сколько раз ему приходилось видеть, как Чан и Чанбин вальсируют на кухне без футболок, было не счесть, и Джисон не был исключением. Все они в конце концов видели друг друга полураздетыми, но, возможно, Минхо имел в виду не это. Здесь, сейчас, может быть, всё было иначе. Джисон был обнажён во всех смыслах под доминирующим взглядом Минхо, подчиняясь каждой ладони, касающейся его мышц.

Он имел в виду интимный смысл. Он хотел, чтобы это было так.

Джисон боролся с сильным румянцем на шее.

Это было бесполезно, когда Минхо продолжил, разжигая жар по всему телу.

— Такой красивый, — произнёс он, танцуя пальцами по груди Джисона.

Дыхание Джисона трепещет при каждом вдохе. Его грудь дрожит под пальцами Минхо.

— Ты часто это делаешь, — глаза Минхо снова сужаются.

— Что делаю? — Джисон шепчет.

— Дрожишь, — рассуждает он, опуская руку, чтобы сжать изгиб талии Джисона. — Твоё маленькое тело, оно трясется.

— Потому что мне холодно, — Джисон раздраженно отрицает.

— Потому что ты возбуждён, — Минхо хлопает в ладоши, расплываясь в подтверждающей улыбке, когда Джисон не может придумать остроумный ответ, слишком занятый попыткой удержать дыхание в норме.

— Всё хорошо, — успокаивает Минхо небрежным тоном. — Мне это нравится — даже нет, я люблю это. Ты похож на добычу.

Джисон потрясенно вздрогнул, его глаза тут же расширились. Ему хочется закатить их до затылка, когда он чувствует, как его бёдра неконтролируемо дрожат, едва задевая забавляющегося Минхо над ним. Он чувствует, как под шортами собирается тёмное пятно.

— Ох? Это тоже нравится, а? — Минхо издевательски воркует, наклоняясь, чтобы ущипнуть Джисона за щёку настолько унизительно, насколько это вообще возможно. Джисон даже не может сказать, вызваны ли его всхлипы удовольствием или жалостью, когда Минхо продолжает произносить ругательства и развратные слова прямо в ухо, чувствуя, как истерзанные губы старшего касаются раковины. Его глаза, наконец, закатываются, он впивается зубами в нижнюю губу, чтобы сдержать любые звуки, возникающие в его горле.

Минхо приподнимается, когда замечает.

— Ой, посмотрите на это, — говорит он. — Ты снова прикусываешь губу. Ты так тоже всегда делаешь, когда тоже возбуждён.

Мозг Джисона вызывающе пылает. Он действительно считал себя достаточно осторожным, чтобы скрыть эту привычку: непрекращающиеся покусывания нижней губы всякий раз, когда Минхо делал что-то, что затрагивало самые безнравственные закоулки разума Джисона (слишком часто), делал то дерьмо, из-за которого он слегка покачивал пахом взад и вперёд на сиденье. Тогда он оправдывал бы это нескрываемой беспечностью Минхо. Он никогда не увидит Джисона и не взглянет на него с интересом. Не таким образом.

Он так, так чертовски ошибался, судя по всему.

Теперь Минхо доказывает свою наблюдательность, замечая каждый намёк на уязвимость в лице младшего.

— Ты думал, я не замечал? — рявкает Минхо, с любопытством наклонив голову. —

Смело. Все твои жесты до глупости просты.

Когда он обнаруживает, что Джисон не может ответить, испуганно молча, он продолжает:

—Знаешь, — говорит Минхо, когда наклоняется к низу живота Джисона, обдавая дыханием его пупок, — мне всегда было кое-что интересно.

Он начинает лениво целовать Джисона, ухмыляясь в мягкую кожу, когда снова чувствует характерную дрожь.

— Времена, когда я замечал, как ты кусал губу, прошли, — говорит он, проводя кончиком носа по рёбрам Джисона. — Или когда ты отворачивал от меня это красивое лицо, краснея, — выдыхает он. — И мне всегда было любопытно, как оно выглядит, когда ты кончаешь.

Глаза Минхо встречаются с глазами Джисоном, который, вероятно, выглядит как точная копия воспоминания о румянце, который Минхо только что описал. Джисон чувствует, как кровь приливает к его шее от поразительно честных слов Минхо, и он, вероятно, был бы болезненно бледен, если бы румянец не достиг его щёк. Он мгновенно вспоминает все ночи, когда стыдливо трогал себя под простынями, воображение жалко цеплялось за идею о том, каково было бы, если бы Минхо втрахивал его в них. Вызывая в воображении вид Минхо над собой, самообладание ускользало, когда он использовал Джисона, чтобы перебраться через край.

— Х-хотел тоже... — Джисон с трудом сглатывает. — Мм, да, я… ​​я тоже.

— Ой? — говорит Минхо с ноткой любопытства в насмешке. — Ты хотел? Ц-ц-ц, мой невинный маленький Сони.

Джисон насмехается над этим.

— Едва ли.

Рот Минхо опускается вниз, продолжая прижиматься к торсу Джисона, хотя его расширенные зрачки даже не колеблятся.

— О, правда, так ты часто об этом думаешь? — он бросает вызов, позволяя своей нижней губе дотянуться до груди Джисона. — С каких пор? — спрашивает он, утыкаясь в грудь, прежде чем наконец позволить своим глазам закрыться и втянуть кожу, оставляя метку. Он отстраняется только после того, как она становится тёмно-красной, довольный, оставляя Джисона тяжело дышащим и с белыми костяшками пальцев.

— С дебюта? — Минхо пытается снова, намеренно делая привидение вне досягаемости сосков Джисона. Он задумчиво смотрит на один из них долгую секунду, но решает ничего не делать и предпочитает опереться подбородком на грудь Джисона, глядя на него с садистской ухмылкой из-под ресниц.

— С тех пор, как ты встретил меня, — Минхо мурлычет, на этот раз уже не спрашивая.

Джисон упадет в обморок, если каждая кровяная клетка в его теле будет продолжать бегать кругами от его щёк к члену. Выражение лица Минхо теперь —воплощение чистого зла, поэтому Джисону приходится зажмуриться, прежде чем продолжить смотреть, достигая слишком возбужденного состояния, до остановки сердца.

Это весь ответ, который нужен Минхо.

— Ой, — нянчится он. — Для меня большая честь быть рядом с самым большим фанбоем Минсонов.

— Господи боже, я правда так пиздецки тебя ненавижу, — скулит Джисон.

Минхо отвечает на это, ловко проводя пальцем по его соску. Глаза Джисона мгновенно открываются, когда он взвизгивает от укуса и приподнимает подбородок, глядя вниз на пару кошачьих глаз, лишенных всякого юмора.

— Это было не очень-то вежливо, — невозмутимо вздыхает Минхо. — Извинись.

Конечно, все его доминирование и стремление к контролю перешли бы в более непристойные сценарии. У Минхо была естественная склонность оставаться в курсе всего, что всегда давало ему преимущество — один из главных страхов Джисона ещё до того, как его чувства были раскрыты, независимо от того, ответил бы Минхо взаимностью или нет. Теперь игровое поле не такое ровное, и они оба это знают, а Минхо теперь знает, что Джисону чертовски нравится, когда им командуют, заставляя его член продолжать дёргаться у бедра Минхо.

Ах.

— Тебе это действительно нравится, не так ли? — Джисон сердито смотрит.

Минхо хмыкает, двигаясь губами к измученному соску, широко проводя языком. Когда Джисон издает тихий стон, рука на его запястьях сжимается сильнее.

— Не могу жаловаться, — Минхо размышляет, делая губы трубочкой и обдувая остатки горячей слюны холодным воздухом. Джисон снова взвизгивает, чувствуя, как его грудь покрывается мурашками, а соски становятся невероятно твёрдыми.

— Я не знаю, почему я должен извиняться перед злым демоном, посланным прямо из — блять — ада, — Джисон усмехается сквозь зубы.

Минхо осторожно проводит зубами по его соску, предупреждая.

— Потому что ты сказал, что будешь хорошим, помнишь? — спрашивает он. Его свободная рука осторожно проводит большим пальцем по другому бутону, медленно катая его под подушечкой. Что-то в мягкости этого действия кажется скорее покровительствующим, чем нежным. — Или, может быть, нет. Небольшая прелюдия, и ты уже вредничаешь, Сони? Это восхитительно.

Боже.

— Тогда извини, хён, — пытается Джисон тем немногим, что осталось от его силы воли, прежде чем чаша весов, наконец, навсегда перевалится. Ему будет конец после этого, он знает. — Мне жаль, что ты такой невыносимый ебаный дразнитель.

Он ожидал, что Минхо укусит его, как он и грозился, может быть, будет издеваться над его сосками, пока они не покраснеют и не набухнут, а по лицу Джисона не потекут жалкие слёзы. Наказывал бы его весь день, как хотел, а Джисон втайне жаждал. Но Минхо этого не делает.

Минхо не так терпелив, как заявлял, и определенно не такой спокойный, как ожидал Джисон. Он чувствует, как его эрекция крепнет в штанах, когда старший поднимается вверх по торсу, лицом к лицу, возвышаясь над ним. Он крепко хватает Джисона за затылок, сжимая светлые пряди, как тиски, между пальцами, и дергает его в сторону, чтобы прорычать прямо ухо.

— Я должен втрахать в тебя манеры?

Джисон может почувствовать, как его собственное тело напрягается, снова почти доведённое до грани оргазма только из-за этого. Он чувствует, как губы Минхо касаются его серьги, ожидая, но из горла Джисона ничего не выходит, мозг просто не работает.

Минхо крепко и предупреждающе сжимает его.

— Отвечай.

— Д-да… — выдавливает Джисон, уже запыхавшись.

— Тогда ты должен быть хорошим мальчиком и, блять, умолять об этом, а? — Минхо двигает тазом ещё один раз, медленно, и облегчение ноющего члена Джисона — это его собственная разновидность нирваны, несмотря на агонизирующий темп. Определенно недостаточно, чтобы проучить его.

— Пожалуйста, — задыхается Джисон.

— Пожалуйста что? — Минхо горячо шепчет.

— Пожалуйста, трахни меня, — скулит Джисон. — Пожалуйстапожалуйстапожалуйстапожалуйста, хочу хёна так сильно, я хочу...

Минхо запускает пальцы в волосы Джисона, чтобы они снова оказались лицом к лицу, прерывая его поцелуем такой силы, что они стукаются зубами. Никто из них не озабочен этим, немедленно облизывая друг друга, пока не могут сказать, где заканчивается один и начинается другой. Джисон стонет, когда понимает, что Минхо попробовал его так сильно, что следы сахара на его языке полностью исчезли.

Минхо слегка подстраивается, чтобы убедиться, что они идеально соединены друг с другом, прежде чем начнет неторопливо покачивать бёдрами. На этот раз он не сопротивляется, когда Джисон пытается толкнуться навстречу, и скулёж, издаваемый Джисоном, заглушается их ртами.

Минхо перемещает руку от волос Джисона на его затылок, проводя губами, пока они не коснутся участка кожи под его ухом.

— Дай мне услышать тебя, детка, — мурлычет он, набирая скорость бёдрами, чтобы урвать все звуки, которые только может.

Джисон больше не может даже закрыть рот между всеми беззвучными стонами и громким хныканьем, чувствуя, как с уголка рта начинает течь слюна, когда его щека бьётся о подушку дивана. Минхо целует и кусает всю линию подбородка, вниз по шее, оставляя особенно сильный укус, когда толкает достаточно сильно, чтобы Джисон ещё больше приподнялся над подушками.

Затем его пронзает полноценный стон, развязный, будто он принадлежит каким-то самым тёмным уголкам порнографии, а не безобидной тишине гостиной их общежития. Минхо снова сильно кусает его, достаточно сильно, чтобы оставить вмятины по форме зубов, горячее дыхание обдувает кожу, когда он медленно приближает губы к уху Джисона.

А затем Джисон чувствует, как давление на его запястьях исчезает. Он на мгновение озадачен, не в состоянии переварить происходящее, прежде чем Минхо с грязным шепотом тычется носом в его ухо:

— Твоя награда, — говорит он, беря руки Джисона в ладони и оборачивая ими свою шею. — За хорошее поведение.

Джисон настолько нуждается, что едва осознаёт тупую боль в запястьях, когда по ним восстанавливается кровообращение. Он крепко держится за Минхо, благодарно целуя его, там, где шея переходит в плечо, прежде чем он начинает тяжело дышать.

Джисон понимает, что теперь, когда обе руки свободны, Минхо может стать намного более активным. Одна рука старшего скользит под поясницу Джисона, когда он продолжает атаковать его шею влажными, торопливыми поцелуями, а другая блуждает по его обнаженному торсу.

А потом всё продолжается.

Эти чертовски великолепные пальцы скользят под пояс его шорт.

— Блять, блять, хён… — Джисон прерывается сдавленным стоном, когда чувствует, как Минхо растирает влажность по головке его члена, размазывает её и играет, ухмыляясь в ключицы Джисона.

— Такой влажный для меня, Сони, — мурлычет он. — Интересно, насколько отчаянным ты был? Наверное, течёшь с тех пор, как увидел меня по Facetime, а?

Блять. Джисон едва может думать, вцепившись в плечи Минхо, когда его бёдра подались вперёд, позволяя пальцам обвиться вокруг ствола Джисона. Минхо на пробу проводит, наслаждаясь чувственным скулежом, который Джисон издаёт прямо рядом с его ухом.

За досадно короткий промежуток времени Джисон уже чувствует характерные волны тепла, собирающиеся вокруг его члена. Однако в его душе не осталось стыда, чтобы стесняться этого. Сама реальность сжалась до единственной точки постоянного удовольствия и потребности переступить через край, разум затуманен, а уши наполнены только бормотанием Минхо, его унизительными комментариями, собственными разбитыми стонами, отдаленным эхом свиста где-то в коридоре за пределами их общежития—

Секунду, блять.

Глаза Джисона резко открываются, и он нехарактерно успокаивается, чего Минхо, кажется, не заметил, слишком увлечённый лаской члена младшего рукой и челюсти — губами. Теперь он лучше слышит свист, и его замешательство быстро переходит в панику, которая отвлекает его даже от получаемой дрочки.

Его мозг останавливается и перезапускается несколько раз, опуская руку, чтобы осторожно потянуть Минхо за запястье, в то время как его разум работает за тысячу миль от него.

На этот этаж поднимаются только их менеджер и другие мемберы. Здесь никого нет, правда? Единственным человеком, приходившим домой с ранним графиком, кроме Минхо, был…

— Феликс, — шепчет Джисон.

— Что? — рассеянно выдыхает Минхо.

— Феликс, Минхо, — говорит Джисон, слегка толкая и тряся его за плечо другой рукой, — Феликс идет.

— Вау, — невозмутимо вонзается Минхо в кожу Джисона.

Что за херня?

— Он нас увидит? — Джисон кричит-шепчет, как будто Феликс их уже слышит. Минхо даже не вздрагивает при этих словах.

— Мм, все равно.

Свист становится громче, отражаясь эхом от стен, достаточно близко, чтобы Джисон узнал в мелодии одну из тех песен Tik Tok'а, которыми недавно был одержим Феликс. Это чертовски плохо. Независимо от того, противится Минхо публики или нет — что Джисон мог бы найти действительно горячим в любой другой ситуации — Джисон действительно умрёт от смущения, если Феликс хотя бы мельком увидит его истекающий член.

Одна только эта мысль уже напугала Джисона и настойчиво потянула Минхо за запястье.

— Пожалуйста, Минхо, я… блять, я сделаю все, — слова вылетают, прежде чем Джисон вообще понимает, что говорит. — Я позволю тебе сделать всё, что ты захочешь. Позже.

Минхо немедленно останавливается и поднимает голову, чтобы недоверчиво посмотреть на него, вытирая предэякулят с шорт Джисона. После некоторого молчания, приподняв бровь, возможно, ожидая кульминации, Джисон наконец понимает значение того, на что он только что подписался.

— Не говори мне, что ты такой глупый.

Хорошо. Жизнь была весёлой.

Взгляд Джисона разрывает их контакт, устремляясь на звук открывающегося замка. Он практически чувствует руку Феликса на дверной ручке, идущего слишком быстро, чтобы найти их прямо здесь, без каких либо оправданий, объясняющих компрометирующую позу, в которой они находятся. Его голова резко поворачивается к Минхо, глаза горят в панике, а настойчивые руки теперь толкают его всерьёз.

— Это ещё один приказ? Отвали, — Джисон умоляет, и всё его тело почти сжимается от облегчения, когда Минхо поднимает колено, чтобы позволить Джисону принять сидячее положение.

Он как раз торопливо натягивает толстовку на помеченную грудь, когда открывается дверь. Ткань провисает до конца, когда Джисон наклоняется вперёд, чтобы встать, но рука останавливает его от ухода во второй раз за этот час.

Он вздрагивает, переводя взгляд на Минхо, который теперь кладёт руку на шею младшего. Эти кошачьи глаза недолго смотрели на неё, прежде чем вернуться в пристальный взгляд Джисона.

— Ты обещаешь? — спрашивает Минхо. Его большой палец неторопливо гладит кадык Джисона, слишком спокойно, учитывая их текущую ситуацию. Джисон чувствует себя идиотом, потому что на самом деле впадает в какое-то подобие спокойствия, потому что он сразу же слышит, как закрывается входная дверь, а затем хватка на его шее сжимается так сильно. Обещание. — Что угодно.

— Да! — Джисон почти плачет, гранича с лестью, когда он перемещается между сужающимися зрачками Минхо, которые в ответ тоже мечутся между зрачками Джисона. Хватка пальцев на шее ослабла, и Джисон воспользовался возможностью вскочить на ноги и натянуть толстовку ниже, прикрывая то, что могло остаться от его стояка.

Он бросает последний взгляд через плечо на Минхо, слишком размытый и безумный, чтобы даже запомнить какой-либо образ старшего, прежде чем броситься к одному из стульев за их обеденным столом, чтобы попытаться вести себя естественно. Его рука тянется к свежему апельсину в керамической вазе с фруктами, одному из самых крупных какого-то островного бренда, который они недавно купили. Он может быстро почистить его, может напихать полные щёки, будто так и сидел всё это время. В конце концов, он вообще-то был голоден, когда пришел сюда. Это даже не было ложью. Феликс ничего не ожидает.

Он засовывает немного в щёки, когда Феликс выходит из-за угла. Он снова одет в то, что, вероятно, носил на съемочной площадке: мешковатая черная футболка с такими же черными спортивными штанами, две полосы белого цвета от подола до щиколоток. Благодаря этому его ярко-белые эйрподсы выделяются, когда он вынимает их из ушей по отдельности и убирает в кейс.

Блять, блять, блять, значит, он ничего не слышал. Слава всему святому.

Он поворачивает за угол в кухню, сталкиваясь лицом к лицу с Джисоном, который неловко улыбается ему, щёки набиты цитрусовыми, а руки профессионально сцеплены вместе, как будто ничто не может вызывать подозрений. Никаких подозрений. Вообще.

Взгляд Феликса задерживается на нём немного дольше, но его лицо кажется спокойным, когда он идет к одному из холодильников.

— Привет! — он смущенно смеётся, дёргая ручку. — Думал, что ты будешь за моим компом, когда я вернусь. Что ты здесь делаешь?

Джисон проглатывает полный рот апельсина, вместе с ним глотая и недавние воспоминания, когда чувствует, как характерная кислость просачивается в его горло. — Проголодался... — он отвечает вежливо, слишком озабоченный тем, чтобы звучать как можно нейтральнее.

— А, ну, — говорит Феликс, зарывшись головой в холодильник, пока его пальцы барабанят по ручке. Он достает огромный контейнер с виноградной газировкой и берёт его свободной рукой за горлышко. — Мы сыграем через секунду, я только попью.

— Конечно, — отвечает Джисон. Как и ожидалось, Феликс немедленно идет к верхним шкафам, доставая стакан. Джисон использует это время, чтобы бросить взволнованый взгляд через плечо на Минхо.

Он идеален. Даже безупречный. Его глаза опущены в телефон, который он достал с кофейного столика, листает видео с котиками. Он выглядит точно так же, каким Джисон видел его до того, как ворвался в комнату и катастрофически изменил их жизни друг с другом. Он выглядит так, будто этого никогда не было, как будто это ничего не значило. Джисон смотрит на его волосы, на руки, но звон стекла о столешницу сразу же заставляет его сосредоточиться.

Он возвращается к Феликсу, когда и контейнер, и стакан стукаются о стойку. Надеясь, что он ничего этого не заметил.

Его мысли путаются, а губы чешутся от желания что-нибудь сказать. — Итак, у меня есть вопрос, — пытается он.

— Ммм? — Феликс возвращается, его глаза даже не достигают его. Он отвинчивает пластиковую крышку с контейнера, маленькие пальчики скользят по выступам бутылки.

Джисон ощущает жаркое присутствие Минхо своей спиной, когда наклоняется вперед.

— Ты уверен, что сможешь выдержать удар по своему эго, когда я набью тебе задницу в твоей игре?

— Пфф, — бормочет Феликс, слишком легко срываясь на смех. Джисон видит, как его глаза сверкают, губы обнажают жемчужно-белые зубы, он наливает в стакан немного содовой, и он нежно и весело смотрит на Джисона.

— Ты хоть помнишь… — начинает Феликс, затем останавливается, пристально глядя на что-то помимо Джисона через его плечо.

Джисон внимательно наблюдает за ним, за лёгкими морщинками на его лице. Шипение содовой заполняет его уши, и он уже чувствует, как сердце бьётся в животе.

— Хён? — зовёт Феликс. — Почему конфеты на полу?

Джисон поворачивается на своем барном стуле до комичного медленно, чтобы взглянуть на Минхо. Несмотря на его беспечный вид, вокруг его ног собралась радуга из гранул и крошек от их более раннего… опыта. Несмотря на то, что Джисон прикусил нижнюю губу изнутри, ему было смутно любопытно, какое оправдание Минхо сможет придумать для этого.

Ага, что здесь произошло? Джисон витает в своей голове. Ты, самодовольный засранец.

— Это Джисон сделал, — Минхо отвечает холодно, не отрываясь от телефона.

Джисон задыхается в какой-то оскорблённой насмешке, разинув рот и ещё шире — глаза. Это даже не было правдой. Он подавляет свирепый взгляд на Минхо, зная, что где-то под этой стальной маской и отчуждением он, вероятно, смеётся до упаду.

— Д-Джисон? — спрашивает Феликс легким тоном, ещё более сбитый с толку. Его брови теперь так нахмурены, что между ними пролегает морщинка. Его взгляд мечется от неподвижного тела Минхо к Джисону, словно он не знает, разделится ли это на одну из их беззаботных междоусобиц, и придётся ли ему ему выбирать чью-то сторону.

Но этого не произойдёт. Минхо знал это. Джисон сейчас так взволнован, что всё ещё чувствует, как грёбаная ткань футболки раздражает его сверхчувствительные соски при каждом движении. Его ногти незаметно впиваются в основание ладоней, сгибаются, как будто он недостаточно вонзал их в кожу сегодня.

Думай, пожалуйста, думай. Подумай и скажи что-нибудь.

Его глаза впились в фиолетовые пузырики шипящей содовой, стремительно мчащиеся к пене в стакане Феликса, когда он говорит:

— Ага. Эм... да. Я споткнулся.

Боже, нет, идиот.

— На диване? — Феликс моргает, закручивая крышку.

Джисон надеется, что раздражение от самого себя хорошо сочетается с любой историей, которую он пытается придумать. Он бессмысленно тыкает в очищенную кожуру апельсина и фыркает, надеясь, что это звучит как обычная комбинация смущения, но вроде бы пытаясь отмахнуться от этого.

— Да ладно тебе, Ликс, ты удивлен?

Пожалуйста, проглоти наживку, она же тут.

Феликс на мгновение задерживается на его лице, прежде чем слегка покачать головой и засмеяться—

Да, пожалуйста, да.

—и поворачивается, собираясь убрать бутылку обратно в холодильник, как будто закончил разговор.

Да да да да да

— Думаю, нет, — Феликс с улыбкой вздыхает и закрывает дверцу холодильника. Взгляд, который он бросает в ответ на Джисона, намекает на что-то извиняющееся. — Ты очень неуклюж, без обид.

Минхо фыркает.

Джисон роняет апельсиновую корку, когда убирает её в мусорное ведро.

— Типа, действительно неуклюжий,— добавляет Феликс.

— Хорошо, пожалуйста, заткнись, я сейчас надеру тебе задницу, — говорит Джисон, когда мусорка закрывается.

— Ммм, — Феликс мягко закатывает глаза, возвращаясь в свою комнату со стаканом, полным фиолетовой жижы, запотевшим от конденсата, и нервным Джисоном, идущим за ним по пятам. Он тихо ёрзает, когда понимает, что может видеть горящие очертания тела Минхо на периферии, заставляя его взглянуть.

Он с трудом верит, что был под ним меньше пяти минут назад.

Тёмный, ужасный уголок его мозга выводит на первый план его "обещание". Ему интересно, что это влечет за собой. Ему интересно, что он хочет, чтобы это повлекло за собой, но ему действительно не следует сейчас увлекаться этими мыслями. Его стояк буквально только что умер.

Когда они возвращаются в комнату Феликса, Джисон слишком торопится закрыть за ними дверь. Дополнительная толщина стен между ним и Минхо делает то же самое для его мозга, закрывая эту главу своего дня, чтобы он мог официально посвятить своё время и сосредоточиться на Феликсе.

Феликс радостно прыгает к своей установке и встряхивает мышь, выводя компьютер из спящего режима. Джисон вытаскивает соседний стул, пока Феликс настраивает их игру, легко прыгая по настройкам, хватая несколько джойстиков и подшучивая над Джисоном одновременно, как будто тот делал это тысячи раз.

Джисон с удовольствием слушает всё: будь то разглагольствования Феликса о технических неполадках на съёмках, из-за чего ему пришлось сделать несколько дублей, или нарастающее нытьё о том, что без Джисона всё было не так. Джисон пытается заставить его снова улыбнуться, и это работает, поэтому он предлагает Ликсу полуобъятие одной рукой, когда тот, наконец, заканчивает что-то настраивать в меню.

К тому времени, когда всё готово, Джисон поглощён моментом, полностью настроенный врасти в этот стул на следующие несколько часов и просто позволить времени ускользнуть.

— Итак, ты думаешь, что у тебя всё ещё есть шанс на победу? — спрашивает Феликс, подбрасывая ему джойстик. Он наводит курсор на яркую кнопку «ИГРАТЬ» и нажимает, как только Джисон подключится. Чёткий голос диктора вылетает из динамиков Феликса.

ВЫБЕРИТЕ ПЕРСОНАЖА!

— Знаешь, что я думаю? — обвиняет Джисон, указывая ручкой джойстика на весёлое лицо Феликса. — Я думаю, ты задаёшь вопросы, чтобы потянуть время, потому что пытаешься избежать неизбежного, — глубокомысленно заявляет он, как какая-то реинкарнация Шерлока. Феликс вздыхает от такого мудрого осознания и кивает.

— Ах, да, так и есть.

— Избегаешь неизбежного, когда я лишу тебя твоего драгоценного титула, — Джисон настаивает.

— Конечно, — говорит Феликс, и на его лице появляется самодовольная ухмылка, которая кричит о чистом озорстве. Джисону это не нравится. Феликс не спускает глаз с Джисона и на экран, сосредоточившись на персонаже, которым, как знает Джисон, Феликс играет очень часто.

— Тем не менее, — начинает Феликс, — ты ведь понимаешь, что у меня в сто раз больше опыта в этой игре, чем у тебя, верно?

Джисон позволяет самодовольно фыркнуть: он провел всё утро, привыкая к этой игре.

— Ты действительно ранишь мое эго, чувак. Как будто мне нужно всё это, когда я был одарен таким божественным уровнем сосредоточенности.

ЗАГРУЗКА…

— Ах, да, сосредоточенность, — Феликс медленно кивает. Он поджимает губы, и они светятся туманным белым светом от яркого экрана загрузки. — Получается, раз ты так сосредоточен, то отвлекающие факторы не будут тебя беспокоить.

— Неа, — уверенно говорит Джисон, устраиваясь поудобнее и скрещивая ноги на стуле.

— Вообще? — спрашивает Феликс, невинно улыбаясь.

— Я получу корону, приятель, — Джисон отвечает, уже прищурившись, глядя на экран.

— Окей, тогда могу я задать ещё один вопрос?

— Валяй.

Улыбка Феликса переходит в широкую ухмылку, но Джисон не замечает её в отражении монитора, когда начинается игра.

БИТВА!

— Это тоже "диван" оставил тебе все эти засосы?