***
Тик-так. Тик-так. Тик-так.
А уснуть всё никак не выходит… Часы мерно тикают над кроватью — это успокаивает, глаза закрываются сами собой, но сон не идёт. Ни в какую. В комнате темно и тихо. Всё, что слышу, это лёгкий стук клавиатуры. Лежу лицом к стене, а за спиной неясным, приглушённым светом горит ноутбук на полу.
— Рюдзаки, ты спать вообще собираешься?
Стараюсь придать своему голосу каплю раздражения, но лишь потому, что мы нормально не спали практически двое суток. Организм, во всяком случае мой, отчаянно требовал тайм-аут. Поимка Киры затянулась, расследование не сдвинулось с мёртвой точки даже после всех наших усилий. Нужно было продолжать копать, но я всё-таки решил воспользоваться принципом «утро вечера мудренее» и лёг спать. Вернее — попытался лечь.
— Я мешаю тебе, Лайт-кун? — голос тихий, бархатистый и задумчивый. Почти безэмоциональный, если не знать его чуть ближе.
А действительно? Может быть, причина моей бессонницы — клацанье клавиш и свет? Раздражители ведь действуют на нервы по умолчанию. Но нет, всё же не это. Такие несущественные мелочи никогда раньше не мешали мне.
— Нет, просто мы несколько дней уже глаз не смыкали практически. Можно же хоть немного передохнуть? На свежую голову лучше думается, не считаешь?
Переворачиваюсь на другой бок и приподнимаюсь на локтях, чтобы посмотреть на детектива. Хм… В неверном свете ноутбука его кожа кажется ещё бледнее, чем обычно. Он сидит ко мне спиной, на полу, в своей любимой позе. Держу пари, сейчас прикусывает ноготь большого пальца. Когда этот человек думает, то… Перестаёт быть похожим на человека. Нормального человека, живого.
— Не волнуйся, я могу не спать очень долго. Но если так сильно хочешь, то дай мне час. Я закончу тут и лягу, хорошо?
— Ладно, — понятия не имею, что он собрался там заканчивать, ибо зацепок у нас особых как не было, так и нет. Но соглашаюсь с его предложением, послушно оставляя в покое. Тихо вздохнув, возвращаюсь к стене, вслушиваясь в звуки и шорохи. Снова часы, снова щёлканье клавиатуры — ничего нового.
В который раз пытаюсь заснуть. Тридцать минут, час, второй… Не получается. Хоть убейте, даже глаз сомкнуть не могу, хотя и чувствую усталость. Как физическую, так и умственную. Часы продолжают раздражающе громко тикать. Одни и те же звуки. Выдыхаю сквозь зубы и сажусь. Совсем неслышно, лишь с лёгким скрипом.
«Кажется, он снова забылся в делах… Вот же чудик».
Что ж, Рюдзаки есть Рюдзаки. Он слишком погружён в работу, чтобы заметить. Он поставил перед собой цель — найти убийцу, Киру. И он добьётся её. Зная все его предыдущие заслуги, можно с уверенностью сказать, что он просто не умеет проигрывать. Однако… Он обычный человек. Да, с необычной логикой и высоким уровнем интеллекта, да, со своими заморочками и тайнами, но человек, чёрт возьми! Не машина, которой его все привыкли считать. Просто они не видят всего. Не придают большого значения деталям.
За прошедшие дни я успел изучить его в деталях. Он всегда ест много сладкого. Это знали все. Но мало кто знал, что больше всего Рюдзаки любит шоколад и карамель. Даже Ватари. А я заметил — когда ему приносят, скажем, пирожное с шоколадной начинкой, его губы чуть приподнимаются в лёгкой улыбке. На карамельные сласти он реагировал примерно так же. У гениев свои слабости?
Ещё никто ни разу не видел, как он спит. Но однажды я заметил, что он всё-таки делает это. Прямо у компьютера, с открытыми глазами. Возможно, это просто профессиональная привычка, а может, какая-то физиологическая особенность… Кто его знает. Хотя у меня появилась возможность проверить.
Но вернёмся к нашей проблеме. L продолжает таращиться в монитор. Та же поза, в которой я видел его ещё после первой просьбы. Казалось бы, почему меня это вообще волнует? Но в то же время… Да, чёрт возьми, да! Меня это волнует! Немного потягиваюсь, а тёплое одеяло соскальзывает с плеч вниз. В этот момент в полной мере осознаю, насколько холодно в комнате. Хоть окна все и закрыты. Если такие ощущения здесь, в кровати, то я даже думать не хочу, что творится на полу.
Вновь смотрю на напряжённую спину Рюдзаки. Его белая безразмерная рубашка с символом «L» на вороте сейчас очень хорошо подчёркивала выпирающие лопатки и, немного, — позвоночник. Вырез с задней стороны и небрежно уложенные волосы слегка открывали верхнюю часть бледной шеи. Мне внезапно захотелось коснуться этой полоски кожи губами…
Стоп.
«Что это?»
Немного склоняю голову, и по затылку как молотом ударяют: «Ему действительно холодно!»
Вижу, как мелко, едва различимо, вздрагивают хрупкие на вид плечи, и уже мысленно матерю Рюдзаки всеми известными мне словами.
«Вот же придурок. Нет, честное слово… Ведь холодно же! Нет, мы заболеем, заработаем воспаление лёгких или ещё что-нибудь, но в который раз просмотрим уже изученные тысячи раз отчёты!»
Внезапно меня охватило странное раздражение. Нет, не спорю, Рюдзаки — один из лучших детективов мирового уровня, но иногда я просто не понимаю его логики. Порой он ведёт себя по-детски глупо. Меня это часто выводит из себя. Иногда абсурдность его слов, мыслей, поступков поражает, хотя он очень редко ошибался, что давало хоть какую-то надежду на рациональность и здравый смысл…
Вздыхаю и, стаскивая свой пиджак со стула, стоящего рядом, поднимаюсь с постели. Тихо подхожу к L и слегка касаюсь его плеча.
— Рюдзаки…
Вздрагивает сильнее — видимо, слишком увлёкся и не заметил моего приближения — и поднимает свой взгляд. На мгновение в голове проскочила мысль о том, что смотрю в два бездонных чёрных колодца, где можно запросто утонуть. В которые можно падать и падать, вечно… Он удивлённо моргает, и я тут же отвожу взгляд, сбрасывая секундное оцепенение, дабы не выдать своего повышенного внимания и не вызвать ненужных подозрений.
Без лишних слов набрасываю на плечи детектива пиджак, оставаясь позади, в процессе чего слегка приобнимаю парня.
— Что такое, Лайт-кун?
— Чёрт, ещё раз назовёшь меня так — и я за себя не ручаюсь!
Не знаю почему, но меня и вправду ужасно раздражал этот суффикс к моему имени. Причём раздражал только тогда, когда его произносил именно L. Странно, но по какой-то причине с ним я становлюсь слишком нервным и чувствительным к таким мелочам, на которые раньше вообще не обращал внимания.
— Ладно, ладно… Только не злись.
Другой голос. Нет, такой же тихий, спокойный, но уже более… неформальный, что ли. Потеплевший.
Поток мыслей резко обрывается, когда это черноволосое чудо немного откидывается назад, прижимаясь ко мне спиной. Выглядело это, наверное, совсем невинно, но меня насторожило. Я всё время искал во всём тайный смысл. Даже в самых простых на вид вещах.
Вздох с моей стороны:
— Дурак, замёрзнешь же.
— Уже.
Усталый кивок. И больше ничего. Понимаю, что действительно попал в точку. Его кожа — бледная и холодная, я как будто обнимаю настоящего вампира.
Минуту…
Обнимаю?
В шоке моргнув, смотрю на свои руки, которые уже покоятся на чужой талии, детектив, если судить по состоянию, вовсе не против. Но и меня не напрягает. Даже не пытаюсь бороться с желанием согреть его. Я такой же упрямый, как и L, поэтому отговаривать или переубеждать меня бесполезно.
Слегка прижимаю парня к себе, отчего слышу лёгкий вздох, но он не возражает. Видимо, стало теплее. Я ведь, в конце концов, с нагретой постели. Хоть и по пояс обнажённый, лишь в простых, полудомашних, можно сказать, штанах, но всё же пока тёплый.
— Пойдём уже спать? Завтра всё успеем проверить и перепроверить.
Наверное, мой голос прозвучал слишком просяще, отчего детектив вздыхает и парой кликов выключает компьютер. Хорошо, теперь не придётся заставлять его. Поднимаемся на ноги и идём к постели. Понятия не имею, почему он заказал нам одну комнату. Нет, с одной стороны понимаю, но… Недавно мы сменили месторасположение штаб-квартиры расследования, выбрав номер в новой гостинице почти в центре города. После этого я понял, что L пользуется принципом: «Хочешь что-то спрятать — положи на видное место».
Звучало глупо.
Я не понимал, от кого мы прятались. От Киры? Не думаю, что такой преступник будет разгуливать по улицам, заходя в каждую гостиницу и ища тех, кто хочет его убить… Нелогично. Но Рюдзаки есть Рюдзаки. Проще сдвинуть Эверест, чем спорить с ним.
В конце концов, мы ложимся. Я всё ещё чувствую его дрожь, поэтому тут же накрываю одеялом и как-то на автомате слегка прижимаю к своему телу. Молчит. Давно уже осознал и смирился, что наши отношения перешли из рамок «рабочие», даже переступили одной ногой через «приятельские» и «дружеские». Лично я понял это тогда, на крыше, когда шёл дождь, и мы оба промокли до нитки. Когда он наклонился, слегка массируя и вытирая мне ноги…
Мы не обсуждали, но оба осознали, что перешли черту. За нас говорили действия: лёгкие, нежные прикосновения, пусть и случайные. Никто из нашего отдела по расследованию дела Киры не замечал этого, а если и замечал, то не придавал значимости. Все говорили: «Просто коллеги. Максимум — друзья». Даже мой отец, один из лучших в своём деле, считал так… Или просто не хотел поверить в то, что его примерный сынок, золотой ученик и студент может быть геем? Ха! Бред!
А я привык. Девушки меня совсем не интересуют, даже такие откровенно привлекательные, как Миса. Смирился с этим около года назад, до начала всей этой заварушки. Но тогда подумал, что просто слишком сильно погрузился в учёбу и запустил свою личную жизнь. Начал встречаться с какими-то девицами… Иногда — спать с ними. Здоровый парень, здоровые потребности, все дела.
Где-то в процессе понял, что женский пол меня не только не интересует, но ещё и не возбуждает. Да, с ними были какие-то приятные моменты, на том всё. Тогда я перестал врать себе и ломать над этим голову, полностью убедившись в своей ориентации. Мне нравились парни. Определённо. Причём примерно одного типа: темноволосые, с бледной кожей, полностью противоположные мне. Эта мысль возникла, когда я первый раз увидел настоящего L, пусть и с первых минут не знал правды.
Поначалу было трудно: он замечал меня только тогда, когда это было нужно лично ему. Меня это жутко бесило. Мне не нравилось то, что мой план рушится, почти не начавшись. Я ведь не любил проигрывать.
Но потом пошло как-то проще: Рюдзаки стал более открытым со мной, но только тогда, когда мы оставались наедине. Я старался помогать ему во всём, баловал мелочами, начиная от его любимого сладкого, заканчивая массажем после рабочего дня. На этом наши приятельские отношения закончились.
Примерно так же было покончено и с дружескими, хотя мы этого практически не заметили. Просто само собой стали относиться друг к другу теплее и искреннее. Но ведь это неважно? Это ведь БЫЛО. Нужно думать о том, что ЕСТЬ и что БУДЕТ. Вот я и думаю.
Сейчас, просто обнимая человека, ставшего для меня кем-то особенным, осознаю, насколько сильно хочу большего. С ним. Даже банальные «Люблю» мы не произносили. Всё это было слишком слащаво, не для нас. Но эти жесты, эти прикосновения…
Запутался. Уже ничего не соображаю. Прихожу в себя только тогда, когда слышу тихий, приглушённый стон. Удивлённо смотрю вниз и понимаю, что мои руки уже вовсю гуляют по телу детектива.
«И когда только успел?..» — вопрос остаётся без ответа. Но я не чувствую сопротивления.
«Может, попробовать? Возможно, он позволит мне…»
Воодушевлённый этой мыслью, всё же стараюсь быть не слишком ненавязчивым.
— Лайт… Что ты?..
— Тшш… — мягко прикладываю палец к его губам. — Позволь мне сегодня расслабить тебя.
Наверняка, его глаза сейчас расширяются. То ли от удивления, то ли от страха. Интересно, почему? Он, помнится, как-то обмолвился, что уже не девственник. Тогда чего бояться? Или он ещё подозревает, что я — Кира?
«Вероятность того, что ты являешься Кирой, теперь составляет порядка 67,3%», — вспомнились мне его слова и внимательный взгляд.
«Я не сплю с теми, кто входит в круг моих подозреваемых», — ещё одна надменная фраза, но сказанная им немного ранее на какой-то мой подкол, когда я действительно хотел хоть чем-то его разозлить. Но это было очень давно. Мне так кажется.
Приподнимаюсь, упираясь руками по обе стороны от его головы. Взгляд вновь обрёл былые спокойствие и мягкость. Хорошо. Не хотелось, чтобы кто-то из нас паниковал. Это ни к чему. А ещё так он смотрел только на меня, никто больше не видел этой искренности, этой нежности во взгляде. Только я.
Наклоняюсь и аккуратно касаюсь уголка губ, неторопливо продвигаясь в сторону и втягивая его поцелуй. Такое тоже было очень редко. Всё-таки с полного признания нами наших «недружеских» отношений прошло не больше месяца, поэтому остался какой-то осадок в виде робости. Но я верил, что это явление временное.
Неспешно терзаю его губы, а руки уже бродят по прохладному телу. Поцелуй кажется сладким и отдаёт привкусом карамели. Его любимой карамели, чёрт бы её побрал. Раньше я ненавидел сладкое, но встретив его… Опускаюсь ниже, влажной дорожкой перебираясь на шею. Чуть прикусываю кожу, оставляя красноватую метку. Уверен, утром я ещё получу за это сполна, когда он будет пытаться скрыть засос очередной безразмерной рубашкой или, скорее всего, водолазкой с высоким воротом, но это будет потом. Сейчас слышу лишь негромкий грудной стон, сорвавшийся с его губ.
Рюдзаки расслаблен и даже не пытается мне помешать, его глаза уже прикрыты, а дыхание начало сбиваться. Что же, похоже, я и впрямь сегодня получу его полностью.
Он тоже это знает.
Мои руки забираются под хлопковую ткань, задирая выше и через пару секунд снимая её вообще, скидывают куда-то за пределы кровати. Накинутый было пиджак давно валяется в стороне. Недовольное фырканье.
— Любимая кофта. Запачкаешь — будешь стирать.
— У тебя таких полно, они одинаковы…
— Нет, у этой вырез короткий.
Не отвечаю. Он просто меня отвлекает. Дразнит, проверяет. Но вряд ли позволит остановиться. Чувствую. Вновь закрывает глаза, отдаваясь ласкам, опустившимся до груди. Мне казалось, что даже его тело имеет какой-то сладковатый привкус, отчего моё желание обладать им лишь распалялось.
Он ведь… Особенный. Невероятный.
Прикусив сосок, вновь слышу протяжный стон и чувствую, как прохладные пальцы прошлись сзади по моей шее, а потом вверх — от корней волос к затылку. Аккуратно, ласково.
— Рюдзаки… — не сдержался я. Его имя слетело с губ так легко и вкрадчиво, что сам L свободной рукой сжал край простыни до побелевших костяшек пальцев. Снова укус и очередной стон.
Приятно. Ласкает слух.
Я прижимаюсь к его телу сильнее. Целую плоский живот, языком прохожу по краю джинсов. Не удержавшись, кусаю, парой секунд позже стаскивая мешающую ткань вместе с бельём.
И снова — никакого сопротивления. Кажется, он всё ещё сомневается. Надеюсь, это пройдёт. Нет, не надеюсь. Знаю.
Поднимаюсь выше, проводя ладонью по бедру, очерчивая тёплыми пальцами немного выступающую бедренную косточку, а потом — цепочку из рёбер. Медленно, будто изучая его тело. В моих глазах — уверенность с примесью нежности. Ловлю его взгляд. Сейчас важна каждая мелочь.
Зрительный контакт. Мне обязательно надо видеть. Если в этих тёмных по цвету глазах отразится отвращение, страх, испуг или ещё чего… я никогда себе не прощу. Поэтому наблюдаю, лаская руками поджарое тело. Замечаю, как он прикусывает губу. По моим проскальзывает лёгкая улыбка.
«Рюдзаки, ты проиграл мне…» — эта мысль забавляет. По-доброму так, почти любовно.
Нависаю над ним и с каким-то маниакальным блеском во взгляде снова целую эти невозможные губы. Такие податливые сейчас, но такие недоступные днём. Мои пальцы аккуратно касаются живота, опускаясь ниже. Рюдзаки вздрагивает, сминает в руке простыню. А мне нравится это выражение его лица. Так неожиданно видеть в нём… смущение?
«Неужели…»
Пальцы скользят по плоти детектива мучительно медленно, растягивая удовольствие. Свободной рукой глажу чувствительное сейчас к каждому прикосновению тело. Отзывчивый. Внезапно. Приближаюсь к его лицу и тихо шепчу в чуть приоткрытые губы:
— А ты точно не девственник?
Неожиданно мой слух улавливает усмешку. Такую странную… будто обречённую.
— Нет.
На секунду замираю, а потом прикрываю глаза. Улыбаюсь и целую парня в висок.
— Солгал.
— Прости.
Мне показалось или голос Рюдзаки дрогнул? Нет, не показалось… Даже в этой полутьме я вижу, как судорожно сжимаются его губы.
— Успокойся. Всё хорошо…
Невольно я залюбовался им. Так сильно, что даже заметил слегка покрасневшие скулы.
— Доверься мне.
— Хорошо.
Замечательно. Кажется, он немного успокоился. Настолько, что сам притянул меня выше и поцеловал. На удивление терпко, цепляясь пальцами за шлейки и пытаясь стянуть с меня штаны. Я усмехнулся, однако не возникло даже мысли оттолкнуть его. Настроение, настроение… На грани опьянения, растворённого в полутьме комнаты.
Вскоре одежда валялась где попало. Остались лишь осторожные движения, аккуратные касания… Я старался быть максимально нежным.
Смазки под рукой не было, поэтому пришлось использовать… Подручные средства. Смотря в подёрнутые маслянистым блеском глаза, поднимаю руку к лицу, обхватывая губами указательный и средний пальцы. Обводя языком, облизывая. В эту игру можно играть вдвоём…
В чужом взгляде — желание, почти искрящееся, вырывающееся из груди резким выдохом на моё небольшое представление. Он наблюдает: вижу, как кончик языка бегло смачивает губы. Ещё несколько коротких движений — и я нависаю над ним, разводя острые колени, целуя, одновременно мягко проталкивая первый палец.
Рюдзаки тут же прикрывает глаза. Знаю, сначала нужно просто перетерпеть… Опускаюсь ниже, начиная осторожно растягивать его, одновременно лаская шею, прикусывая пульсирующую жилку. Отвлекая всеми возможными способами, выцеловывая замысловатые узоры на прохладной коже.
Слушаю резкие вдохи и выдохи. Слышу, как сминается простынь под бледной рукой.
— Расслабься… — шепчу. В ответ получаю лишь слабый кивок. Время слов кончилось.
Чуть погодя плавно проталкиваю второй палец, не переставая ласкать ставшее таким чувствительным тело. Мазнув губами по плечу, оставляю влажный след на ключице. Чуть в сторону — и ловлю в плен мочку уха. Рюдзаки дышит тяжело, немного сорванно; кусает губы и постепенно расслабляется, откидываясь на подушку поудобнее, слегка поводя плечами.
Кажется, я забылся и потерял счёт времени: движение — вдох — поцелуй — едва слышимый стон. Сам L, обстановка, действия пьянили мой рассудок нещадным дурманом. Отойти от которого я смог, лишь когда брюнет сам начал подаваться вперёд, насаживаясь на мои пальцы.
Мне льстило уже то, что я мог сорвать с этих обычно упрямо сжатых губ такой восхитительный набор звуков… Не говоря о прочем. Но поток мыслей как-то красиво и лаконично оборвался, в этот момент обращаю внимание на собственное тело, что отчаянно требовало свою порцию удовольствия. Не в силах сопротивляться убираю руку, немного притягивая детектива к себе, наклоняясь вперёд и легко касаясь губ Рюдзаки. Его дыхание сбито, моё — рикошетом от его кожи.
Удерживать контроль всё сложнее, и вскоре становится совсем невыносимо… Прикрываю глаза и, помогая себе, осторожно вхожу, делая первое движение. Брюнет сильнее прикусывает губу, жмурится, но молчит, лишь резко выдыхая сквозь стиснутые зубы.
Несколько секунд покоя. Попытка взять под контроль дыхание… Успешно проваленная.
Упираюсь вытянутыми руками по обе стороны от его головы, стараясь не придавить всем весом. Хотя пальцы слегка подрагивают от напряжения. Что ж, похоже, моя хвалёная выдержка прошла проверку — я всё ещё могу соображать. Пусть не так адекватно, но… Прохладные руки обвивают шею и притягивают к себе, прижимая к такому же разгорячённому телу.
— Продолжай.
Не просьба, почти приказ. Или мольба. В одном флаконе. Но для меня — как спусковой механизм. Прижимаюсь губами к тонкой ключице, медленно начиная двигаться, выискивая ритм. Считая про себя глухие удары собственного сердца.
В какой-то момент тела прошибает дрожь. Снова стоны, на этот раз — более глубокие, грудные, пряные. Кажется, я ждал достаточно. Теперь могу с лихвой насладиться этим удивительным человеком.
Толчок — полувскрик.
Из моего горла вырывается тихий рык, но в то же время я аккуратен, насколько это вообще возможно. Не сдержанные теперь стоны доказывают, что не только я получаю удовольствие. Рюдзаки одной рукой впивается мне в плечо. Сжимает так, что белеют от напряжения костяшки пальцев. А вторая рука, похоже, живёт отдельно от хозяина, решив располосовать мне спину.
Мало… Мало, мало, мало. Хочется ближе, сильнее. Слиться в одно. Хоть на мгновение стать единым целым. L всё сильнее жмётся ко мне, льнёт, выгибаясь, а я больше не вижу опоры в собственных руках, так как они только крепче обвивают талию парня, сгибая меня пополам.
— Лайт… Сильнее… Я больше не могу… — сбивчивый, чуть хрипловатый голос над ухом.
Понимаю… Чувствую. Знаю, что тоже надолго не хватит. Лечу следом. Движения бёдрами. Сильнее, резче, глубже. Задеть простату и в который раз услышать почти крик.
Это — близость. Как медленный яд в крови, что заставляет её гореть.
Всё смешалось. Толчок, вскрик, стон, бессвязный бред. Я уже не пытался что-то разобрать. Ощущения выжигали окружающую действительность.
Рюдзаки сдался первым.
Вцепившись в меня, как в спасительный плот, он резко выгнулся. Чувствую, как мышцы вокруг члена начали сжиматься, а на живот выплеснулось что-то горячее… А через считанные секунды накрывает и меня — сильнее сжав в объятьях ещё бьющееся в экстазе тело, изливаюсь следом.
По телу разливается ватное тепло, сковывая, почти усыпляя… Тени снова прячутся по углам комнаты, пока в мыслях — лишь звенящая музыкой ветра пустота. Несколько минут мы вообще не двигаемся, пытаясь восстановить хоть какое-то подобие дыхания. Из последних сил откатываюсь в сторону, падая рядом с прикрывшим глаза детективом. Делаю глубокий вдох и смотрю в лицо удовлетворённого парня. Я не могу сказать точно, сколько прошло времени. Казалось, будто оно вообще замерло. Только для нас. И это было непередаваемое чувство.
— Рюдзаки… — не выдержав, тихо зову, чтобы проверить, что повисшая тишина и правда может быть такой умиротворяющей. — Скажи что-нибудь.
Если быть честным, меня немного пугает молчание. Он вообще никак не реагирует, только грудная клетка приподнимается в такт неровным вдохам. Но внезапно поворачивает голову ко мне… Даже в темноте я вижу его улыбку, в которой можно спрятать звёзды.
— Люблю тебя, — мягкий голос.
Облегчённый вздох, и я, игнорируя всякие слабые протесты, притягиваю его к себе, прижимая к груди.
— Я тоже… тебя люблю… — с трудом и, одновременно, с облегчением проталкиваю наружу такие важные, особенные слова.
Мы никогда не произносили их. Но, похоже, именно сегодняшняя ночь и эта бессонница приблизили нас друг к другу. Ещё сильнее. Подумать только: лежим на сбитых простынях в снятом номере очередной гостиницы, обмениваясь ленивыми, но от этого не менее приятными ласками.
За окном всё ещё правит ночь. Слышится только тихий гул техники. Дыхание вернулось в норму, и сердце тоже больше не отбивает чечётку о рёбра. И голос, довольный голос одного из самых великих и серьёзных детективов мира пронизывает тишину:
— Может, повторим?