* * *
Кто-то ждет чудес под елкой, а кто-то предпочитает творить их сам… Только штука в том, что понятие этих самых чудес у всех разное.
За окном пестрит неоновыми огнями вечно бодрствующий город, он огромен и полон тайн, которые, скорее всего, никогда не будут раскрыты. И тысячи искателей приключений сойдут с ума, чтобы утратить нечто более важное или обрести ценный куш… Но, выбирая между этим дьявольски чарующим городом и собственной квартирой, где с соседней комнаты доносится шум льющейся воды, я, не задумываясь, выберу дом. Будет честнее. На секунду прислоняюсь лицом к холодному стеклу и плавно выдыхаю — на запотевшей поверхности теперь легко вывести бездумно ее имя. Звучащее так необычно, скатываясь в глухой и неровный шепот… Интересно, какому идиоту вообще пришло в голову назвать девушку как мужчину? Темно-синие буквы подступающих сумерек на туманном фоне кажутся оглушающе яркими.
— Долго ты у окна морозиться собираешься?
— Быстро ты, — едва вздрагиваю от неожиданности, не заметив приближения; оборачиваясь, усмехаюсь лукаво, упираясь затылком в почти исчезнувшую надпись на оконном стекле. — Тетсу, душа моя, твоя привычка выходить из душа в чем мать родила когда-нибудь сведет меня в могилу дурацким сердечным приступом. Тебе хоть немного стыдно?
— А должно? — вскидывает бровь, почти отзеркаливая усмешку и махровым полотенцем стряхивая влагу с черных, как смоль, волос. В неверном свете зажженных по периметру комнаты свечей заворожено слежу, как мягкие тени танцуют по обнаженному телу, невольно цепляюсь взглядом за аккуратную грудь… Нет, ей совершенно не стыдно. Даже не притворяется. Слегка изгибается, небрежно проводя тканью по плечам, вновь принимается за волосы, покачивая бедрами в такт едва слышимой музыке из наушников, висящих на моей шее. Дьявольски прекрасная в своем воплощении бесстыдница… Знает же. По глазам вижу. И ужасно гордится тем, что в таком виде ее могу видеть лишь я.
— Прекращай меня взглядом пожирать, — не скажет прямо, что ей это нравится.
— Имею полное право.
Первым порывом было еще немного постоять у окна, дразня ее отсутствием прикосновений, но затылок, шею, плечи, пусть и прикрытые клетчатой тканью мягкой рубашки, и правда холодит уличный мороз, отчаянно пытающийся проникнуть сквозь прозрачную преграду.
Слегка отталкиваюсь от узкого подоконника и делаю несколько шагов вперед. Тетсу склоняет голову на бок, ожидающе улыбаясь и будто еще на автомате выжимая краем полотенца кончики волос; во взгляде — плохо скрываемое кокетство на грани с легким вызовом. Беззвучный, почти смешливый призыв.
Не выдерживаю, подходя вплотную, поймав чертовку за подбородок, и жадно припадаю губами к губам. Она отбрасывает несчастную тряпку в сторону, одним слитным движением прижимаясь ко мне и обнимая за шею. Запах мятного геля для душа совсем не глушит ее горячность, вспыхнувшую, как спичка в один миг. Впрочем, не для красоты явно она тогда демонстративно у бутылки вина в душ отпросилась… Знала, чем кончится романтический ужин при свечах, лиричная музыка и наш удачно выпавший общий выходной. Цепляет губы, растягивая полуукус, скользя по кромке зубов кончиком языка. Чувствую ее тонкие пальцы в своих медно-рыжих растрепанных прядках и едва усмехаюсь в поцелуй, стискивая ее талию — прижимаю к себе, насколько могу, мурашками по коже выдавая разгорающееся в ответ внутреннее пламя, от которого сладко сводит внутренности. Так естественно и легко.
Тепло выдыхает в рот, вновь увлекая губы и язык во влажный танец. Ногтями по пояснице — едва-едва, и она прогибается, точно кошка, грудью прижимаясь к груди. А в голове остается все меньше и меньше здравых мыслей, вроде необходимости переместиться в спальню или позаботиться об оставленной на кухне закуске. Все это такими мелочами несущественными казалось в тот момент… «Мы» пряно горчило на языке остатками ежевичного вина, выпитого с одного бокала на двоих, и отдавалось в уши легким перезвоном.
— Хочу тебя. Сейчас. Всегда… Хочу.
Брошенная вскользь фраза — совсем непонятно, чья именно, голоса путаются — не точку ставит, но открывает новый виток истории. Легко толкаю ее назад, в пару размытых, неровных шагов достигая кожаного кресла у стены. Не удобная кровать, конечно, но и так неплохо. Опрокидываю на него, нагло коленом вклиниваясь меж чуть разведенных бедер, упираясь вытянутой рукой в спинку, как раз сцеловывая капельки воды с бледной шеи. Она запрокидывает голову. Грудь тяжело вздымается на каждом новом вдохе, мир постепенно разбивается на осколки контрастных звуков и мягких, обволакивающих теней. Полутьма обнимает, прячет от города и всех возможных посторонних, телефоны выключены уже давно, чтобы ни одна живая душа не помешала романтичной эротичности вечера.
Тетсу ерзает, наконец, расправляясь с вредными пуговицами моей рубашки, игнорируя упавший на пол смартфон, дрожащими пальцами добирается до кожи, и я чувствую, как начинаю терять над собой контроль окончательно, несильно кусая линию ключицы. Сдергивает с меня клетчатую ткань — судорожно, почти срывая, а в глазах чертики пляшут… Прижимает к себе, покрывая несдержанными поцелуями плечи, в поясницу давит, заставляя прогнуться, и сверху вниз, с нажимом ведет подушечками пальцев вдоль по позвоночнику, пуская по коже табун мурашек. Опуская ладонь ей на грудь, сминаю нежную плоть, а с губ все рвется неровный полувздох-полустон. Кажется, роли слегка сместились… Ненадолго. Слишком приятно, обжигающе, пряно. Запрокидываю голову, когда ее губы спешно скользят по шее, ловя учащенный пульс и желание. Сжимаю предплечья в попытке удержать равновесие и как бы случайно прижаться как можно теснее. Случайное неслучайно…
Знаю, что наблюдает. Чувствую плохо скрываемое восхищение во взгляде: по моему телу, изящно выгнувшемуся в ее объятиях, по светлой коже, так резко контрастирующей в окружающей полутьме, притягивающей медовый блеск свечей… Она любуется, я позволяю — движения замедляются. Ладонями по бокам: снизу вверх и обратно, спускаясь на бедра и ягодицы, пока губы мягко сжимают затвердевший сосок, до головокружения сбивая дыхание. Колени подрагивают накатывающими волнами сводящей слабости, словно в первый раз нападает близость.
— Тетсу… — шепчу лихорадочно и кожей чувствую ее шальную улыбку, скользящую где-то по плечу. Удобнее устраиваюсь у нее на коленях и вновь впиваюсь в губы, поднимая чужую голову за подбородок. Хочется… Так до безумия хочется касаться ее, ласкать, сжимать, прижиматься всем телом.
Метель пела за окном песни одиноких и потерявшихся, а я ощущала настолько бесстыдное счастье единства, что хотелось и кричать, и плакать. Запереть эту невозможную девушку, на которую еженедельно направляются сотни фотокамер, в своей маленькой пещере и ни за что, никогда, никуда не отпускать… Чтобы каждый в этом дурацком мире знал, что эта звезда модельного бизнеса принадлежит лишь мне одной. Так было до этого и так будет, вне зависимости от несуразности сумм ее контрактов.
Плавно ссаживаюсь с колен, становясь на пол: целую послушно подставленные ключицы — ныряю языком в каждую ямочку, оставляя влажный чуть холодящий след, спускаюсь к груди, мстительно сжимая левый сосок зубами, а правый чуть скручивая подушечками пальцев.
Разряд.
Тетсу вскидывается с глухим стоном, шире разводя ноги, пристраивая лодыжки на подлокотниках, тем самым позволяя мне удобно устроиться рядом на мягком ковролине. Такое прочно оформившееся понимание без слов… В эту минуту как раз изучаю губами ее плоский живот, ненадолго отстранившись, чтобы дать возможность занять более комфортное положение. Смотрит на меня с каким-то приглашающим, обжигающе-терпким вызовом, влажно облизывая губы — и даже этот вызывающий жест и вся поза не делают ее менее чарующей и, черт возьми, сексуальной. Слышу гулкий стук собственного сердца в ушах и усмехаюсь в ответ, возбужденно, почти пьяно — хотя выпила на самом деле немного; не отрывая взгляда, спускаюсь ниже, поцелуем цепляя гладкую кожу лобка, немного склонив голову и быстрым движением заправив за ухо упавшую вперед прядь волос. Тетсуя отводит взгляд, едва заметно подаваясь вперед бедрами и ублажая мой слух тихим грудным стоном, когда плавно провожу едва дрожащими пальцами по промежности, ощущая влагу. Жмурится, рвано выдохнув; картинка смазывается.
Ее не волнует ни то, что стены в доме не особо толстые, ни то, что пальцы, цепко сжавшие мое плечо, наверняка оставят неровные метки полукружий ногтей. Потом она, конечно, будет просить прощения, отчаянно зацеловывая каждую, будет смотреть чуть смущенно, но с удовлетворенной улыбкой кошки, будет ластиться и бесконечно уютно молчать… Но все это будет потом. А пока с едва покрасневших губ рвется только сорванное дыхание и приглушенные стоны, скатывающиеся то в задушенный вскрик, то в беспокойный шепот, который едва ли сама сможет разобрать.
В моей же голове удивительно пусто; лишь желание доставить оголенное удовольствие, обратившись в слух, правит балом, и в каждом движении языка и губ — терпкая отдача, отклик, жажда и немой восторг эстета-наблюдателя. Забросив руку назад, Тетсу сжимает кожаную обивку, с которой предательски соскальзывают подушечки пальцев, прогибается, рефлекторно пытаясь продлить контакт и невольно вздрагивая, когда, подавшись возбужденному импульсу, мягко проталкиваю в ее тело два пальца. Чертыхнувшись, закрывает глаза, в последний момент успев зацепить помутневшим взглядом мою шальную усмешку, прежде чем опускаю голову вновь, сжимая губами клитор. Язык торопливо скользит по мягкой плоти с ощутимым нажимом — игра продолжается — только в этот раз не дав взволнованному организму передышки. Скорее, напротив, тянуть и медлить хотелось меньше всего. Движения приобретают резкость, порывистость; время растянулось пружиной, а затем в какое-то мгновенье резко приняло исходную форму, ударив по обнаженным нервным окончаниям.
И Тетсу срывается. Горячую и вязкую темноту, разбавленную теплом и светом одиноко стоящих то там, то тут разноцветных кругляшек свечей, разрезает неровный вскрик. Вздрагивает всем телом, прогибается в пояснице, точно лопнувшая струна, невольно съехав ниже в попытке прижаться и сильнее насадиться на скользящие внутри пальцы. Позволяю, попав в ее ритм, целенаправленно доводя и толкая за край. На автомате придерживаю ладонью за бедро свободной рукой, не позволив упасть, почти кожей впитывая в себя ощущение судорожно сокращающихся мышц. Так упоительно, что кажется, будто по венам пустили чистый наркотик. Целую низ живота, прикрыв глаза, чутко ловя импульсивную разрядку, позволяя себе еще пару плавных движений рукою в попытке хоть на секунду продлить ее удовольствие. Дышит тяжело, поджимая пальцы на ощутимо дрожащих ногах, и, когда, чуть покачиваясь, я поднимаюсь, почти сразу сводит колени, пытаясь принять более устойчивое положение. Но замирает, зацепившись взглядом за то, как бездумно и совершенно шально скольжу языком по своим губам.
— Ты… Просто… — выходит немного сипло, но ее это не волнует. Взгляд почти расфокусирован. Выпрямляется, резко дернув меня за руку, вынуждая наклониться, и впивается в рот жарким поцелуем, обратившимся под конец в нежную благодарную ласку, когда накал немного стихает. Не упадок сил, но приятная усталость, разливающаяся по телу подобием патоки. У меня дрожат колени, и немного ноет кисть, но это кажется такой невероятной ерундой в сравнении с ее чуть потерянной, влюбленной улыбкой. На волне эмоций мне кажется, что готова сейчас весь мир бросить к ее ногам и достать дюжину звезд с неба, хотя какой-то самой трезвой и запрятанной глубоко внутри частью себя осознаю, как потом посмеюсь над собственными минутными порывами… Немного кружится голова.
— Люблю тебя, — прервав поцелуй, тянет, довольно щурясь. Одной рукой ласково гладит по щеке, другой ощупью найдя мое запястье. Все слабости знает, чертовка… Внутри все переворачивается от пронзительного предчувствия ощущений и интимности момента. Словно на замедленной пленке смотрю, как она обнимает кисть аккуратными пальцами, скользнув ласкающим прикосновением по голубоватым линиям вен, и поднимает ее на уровень своего лица, мягко прижимаясь губами к внутренней стороне. Вздрагиваю, против воли слегка согнувшись, завороженно-взволнованным взглядом наблюдая за каждым движением. Целует изящно, неторопливо, получая ни с чем несравнимое удовольствие не столько от самого контакта, сколько от моей реакции, когда пальцами слегка сжимаю ее колено, зажмурившись. Меня насквозь прошивает, а она улыбается.
— Эми, милая… Пойдем в душ, а?
— М?.. — еще плаваю на волнах отголосков эйфории, наслаждаясь неторопливым поглаживанием, все же удобно пристроившись на одном из подлокотников. Тетсу поднимает игривый взгляд, уже более-менее придя в себя после оргазма, и нежно сжимает мою руку, переплетая пальцы. Невольно сжимаю в ответ. Ее губы складываются в самую очаровательную из всех возможных улыбок, от которой меня слегка в дрожь бросает. Как оказалось, не зря.
— Я тебя там немножко изнасилую. И учти, возражения не принимаются…