— Вот это да! — привычно восклицает Парц, с интересом вертя в руках кинжал кратоса.

Мы в трапезной. Назначенная Джаэром встреча должна произойти через какие-то полтора часа. Надеюсь, она не затянется и пройдет удачно, закончившись моим перерезанным горлом (пять из десяти), ножом в моей груди (шесть из десяти) или, в крайнем случае, раздробленным позвоночником. Хотя видят боги, любые серьезные повреждения спины — максимум три из десяти. Ты приходишь в себя еще до полного восстановления и какое-то время, как круглый идиот, пускаешь слюни и дышишь пылью, дожидаясь, когда пройдет паралич. Ужасная пытка, особенно если, пока ты в таком положении, зачешется нос. Или что другое.

В случае же, если встреча с Джаэром не принесет мне необходимого удовлетворения, дуб в Синем лесу все ещё жаждет моего внимания. Люблю держать в голове запасной план собственной смерти. Благо, фантазировать особо и не надо. Деревья много где растут. Выбирай любое. Лес подобен базару для суицидника. Можно повеситься на липе, если нравится ее приятный аромат. Или на ели, если предпочитаешь легкие покалывания во всем теле. А для любителей повисеть в петле на большой высоте я бы рекомендовал секвойи. Высоко вишу, далеко гляжу… мертвыми глазами в пустоту.

— И ты пойдешь? — вопрошает Парц с тревогой. Глупый. Свято верит, что смерть — это нечто пугающее. Никак не может понять, что она — лучшее, что может со мной произойти. Она не предает и не мучает. В отличие от всеми любимой жизни, за которую цепляются с необъяснимым рвением даже те, у кого она крайне паршивая. Жизнь разочаровывает. Смерть — никогда.

— Пойду, раз позвали, — беспечно киваю я. — Такая честь. Разве я могу отказаться? Не каждый день меня приглашают на собственные похороны, — пожимаю я плечами, уминая уже третью тарелку картошки. Не люблю умирать на голодный желудок.

— Может не надо? — Парц не притворяется. Он действительно напуган. И это хорошо, значит, мои выводы о возможной окончательной смерти имеют основания! Хотя младший кэтэрот паникует так каждый раз. Самоубиваться у него на глазах — сплошное веселье. Кричит каждый раз одинаково громко. Иногда еще и рыдает. Никак в его головушке не умещается информация о том, что мое бессмертие подразумевает именно Бессмертие. Без шуток и преувеличений. Не поймите неправильно, я не из тех нэкрэсов, которым нравится, когда за их смертью наблюдают. Просто кое-кто не умеет стучать в дверь, прежде чем заходить в мою комнату. Так что Парц сам виноват.

— Надо, конечно, — отмахиваюсь я, но поняв, что от этого агафэс нервничает лишь сильнее, добавляю. — Как бы я ни рассчитывал на лучшее, вероятность того, что Джаэр на самом деле меня убьет, весьма мала. Не думаю, что тебе стоит беспокоиться об этом, — говорю я с деланным равнодушием. Не хочу показывать нетерпения и растущую внутри меня надежду.

— Считаешь, он может оборвать твою жизнь на самом деле? — выдыхает Парц в ужасе, будто не слыша, что я пытаюсь ему внушить. — Если подумать, золотую гарпию он же как-то победил! — очень не вовремя вспоминает младший кэтэрот. А я ведь тебя, парень, пытался оградить от столь тревожных мыслей! Но ты сам лезешь на рожон.

— Вот именно! — не выходит у меня скрыть ликования. Что я могу поделать, если агафэс прямо-таки читает мои черные мысли и подкидывает дрова в костер надежды! — А что, если…

— …Если он правда убьет тебя? — договаривает за меня Парц.

— Было бы здорово! — не сдержавшись, признаюсь я.

— Нет в этом ничего здорового! — неожиданно ударяет парень кулаком по столу. Ого. Сколько экспрессии. Не ожидал. — С тем, что тебе на себя плевать, я смирился. Но ты хоть понимаешь, как все в этой крепости на тебя рассчитывают?!

— Разве? — протягиваю я с сомнением.

— Разве! — кивает Парц, нахмурившись.

— То есть считаешь, что мне стоит отложить смерть до лучших времен? — уточняю я на всякий случай.

— Именно так, — мрачно подтверждает младший кэтэрот.

— Ох, ну если ты настаиваешь, — тяжело вздыхаю я. — Придется просить кратоса не убивать меня окончательно. Вот же незадача, — я действительно чуточку расстроен. Но Парц прав, речь идет не только обо мне. Умирать сейчас было бы слишком безответственно. А жаль.

— Ксэт, хватит паясничать! — возмущается Парц. — Ты слишком расслаблен, — заявляет он.

— А ты слишком напряжен, — не остаюсь я в долгу. Тоже мне трагедия — умереть. Жить-то мне куда мучительнее. Ни перспектив тебе, ни светлого будущего. Сплошные стереотипы, жадные до моей сомнительной силы полудурки и трупы, с которыми я не хочу иметь никаких интимных дел! Не хочу и не буду! Даже если это против природы. Особенно если это против природы. Природа, катись ко всем чертям!

— Конечно, это же моего друга могут убить! — фыркает Парц. — Правда, я не совсем понял, за что. Ты уверен, что Джаэр назначил тебе встречу именно для этого? — задает он дурацкий вопрос.

— А ты предполагаешь, что он позвал меня на чаепитие?! — смеюсь я. — Конечно, он хочет отправить меня к праотцам! Иначе и быть не может! Меня, в конце концов, только убить в последние восемь лет жизни и пытаются. Больше с меня взять нечего.

— Но он же знает, что это как минимум очень сложно, — морщится агафэс.

— Вот именно! — победоносно восклицаю я. — Он осведомлен о том, что я неуязвим, но все равно вызывает меня на бой! Неспроста это! Наверняка он знает какую-то тайну! Или владеет каким-нибудь зачарованным оружием, о котором я ни сном, ни духом.

— И тем не менее, я сомневаюсь, что он планирует тебя именно убить, — очень осторожно произносит Парц, нервно постукивая пальцем по столу. — Смерть — это ведь не единственное, чего нужно бояться.

— Смерть — это единственное, чего бояться бессмысленно. Умрет каждый. Без исключений, — замечаю я с мечтательной улыбкой. Но, поймав хмурый взгляд Парца, интересуюсь: — Что еще, по-твоему, он может мне сделать?

Действительно, что? Лично у меня ни единого варианта, хотя я всегда считал себя человеком с богатой фантазией. Я вот как-то раз в одну руку вколол яд, который разжижает кровь, а в другую — яд, который ее сгущает. Никогда еще меня так не колотило. Умер трижды, прежде чем организм полностью восстановился. Четыре из десяти, так как из-за судорог напрудил себе в штаны.

— Ну-у-у… — агафэс почему-то резко отводит взгляд. — Понимаешь, я весь вчерашний и половину сегодняшнего дня читал книги про кратосов, — о, плохой знак. Парц и книги — жуткая смесь. Я всегда напрягаюсь, когда он начинает читать что-то значительнее надписей в туалетных комнатах. Не к добру это.

— И? — скептически приподнимаю я левую бровь. — Весь алфавит вспомнил или столкнулся с затруднениями?

— Ты вот знаешь, что у кратосов существует такое понятие, как «Мортэкаст»? — спрашивает он тихо, проигнорировав мой последний комментарий.

— Впервые слышу. Надеюсь, это какой-то особый вид убийства? — кидаю я равнодушно.

— Предположение обхохочешься, — отмахивается агафэс. — С убийством это никак не связано. Хотя… Вообще-то связано, но косвенно. В общем… Как бы объяснить… — мнется он. — Вот смотри, ты ведь слышал про любовь с первого взгляда?

— О боги, только не говори, что… — закатываю было я глаз.

— Нет-нет, — поспешно прерывает меня Парц. — У кратосов такое словосочетание отсутствует, ведь внешность им не важна. Не могут они влюбиться с первого взгляда, для них это нереально, — хоть кто-то адекватный в этой крепости. — Но…

— Но? — мне все любопытнее.

— У них есть мортэкаст — это слово означает любовь с первого боя, — говорит агафэс и выразительно взирает на меня. Ждет моей реакции. Но я еще не понял, какую эмоцию должен продемонстрировать, потому предпочитаю не демонстрировать вообще ничего.

— Суть в том, что они могут влюбиться в человека, увидев его в бою, — терпеливо продолжает парень. — Мы, агафэсы, при любви с первого взгляда очарованы симпатичным лицом, жестами, красивым взмахом перьев, а они, грубо говоря, могут влюбиться в то, как ты убиваешь, — объясняет Парц, нервно озираясь. Будто боится, что кто-то из кратосов подслушает нашу беседу, пронаблюдает, как красиво Парц убивает здравый смысл и неистово влюбится в него неконтролируемой любовью.

— Ого, — не стану врать, этот факт действительно интересен. От Парца тоже иногда бывает толк. Правда, не могу решить, что мне делать с этой ценной информацией? Написать на свитке и подтереться? — Кратосы нравятся мне все больше и больше. Вот только не пойму, как это связано с моей ситуацией?

Серьезно, я-то здесь причем?

— Ну как же… — бубнит Парц. — А вдруг… — он запинается.

— «А вдруг» что? — подгоняю я парня. Признаю, заинтриговал.

— Вдруг в момент, когда ты спас Джаэра, у него… в смысле… Что, если он… будет… к тебе приставать? — выдает младший кэтэрот, покрываясь голубоватым румянцем, который заметен даже сквозь пёрышки на щеках.

— В каком смысле «приставать»? — не сразу понимаю я смысла его слов. Сегодня беседа с агафэсом дается мне сложнее обычного.

— В том самом, — шепчет Парц.

— В каком еще «том самом»? — раздражаюсь я.

— Ну… Вдруг он захочет склонить тебя к близости?

По неосторожности я как раз отправляю в рот очередную порцию картошки, которой, после услышанного, благополучно и давлюсь. Кстати, смерть от того, что ты подавился картошкой, единица из десяти. Приходить в себя в луже собственных рвотных масс — то еще удовольствие. Не рекомендую. Лучше уж давиться зубом.

Мне требуется время, чтобы, сперва, откашляться, а потом пережить приступ неконтролируемого хохота.

— Что? — сиплю я сквозь хриплый смех. — Ты в зеркало-то давно меня видел? Если нет — тащи и любуйся! — у меня аж слезы на глазу выступают. Склонять? Меня? К близости??? Вот умора! И как только ему могло прийти это в голову? Боги, повеселил так повеселил!

— Но это ведь вполне вероятно! — упрямится Парц. — Ты сильный. Неуязвимый. И умный. В тебе есть все, что так привлекает кратосов.

— Еще я одноглазый, разлагающийся и давеча снова потерял свое левое запястье. Нашел его в коридоре. Наверное, крысы ночью утащили, — рассказываю я, все еще посмеиваясь. — Понимаешь, о чем я говорю? Крысы. Утащили. Мое. Чертово. Запястье. Немного поглодали пальцы, но угощение им не понравилось. Меня предпочитают только красные мотыльки. А теперь, по твоим словам, еще и Джаэр?

— Вот именно. Ведь на все тобой перечисленное кратосам плевать! — разводит Парц руками.

— У любого «плевать» есть границы, — лишь отмахиваюсь я. — Послушать тебя, так я лакомый кусочек для любого кратоса. Небось, день-другой и начнут падать передо мной штабелями! — веселюсь я.

— Может, и начнут, — бормочет Парц. — Сейчас-то твою силу видел только Джаэр.

У меня язык не повернется назвать это силой. То, что я продемонстрировал перед кратосом, ничто в сравнении с истинной мощью нэкрэсов, которая едва ли мне доступна. Уверен, посмотри на меня со стороны кто-нибудь из моих сородичей, и они бы сгорели от стыда.

— Увидел и подумал: «Вот это разлагающееся существо в моем вкусе. Как же красиво он вытащил стрелу из своей головы. О небеса, да он будто божество, сошедшее с небес на землю! Божество с лицом свежеостывшего трупа! А черви-то у него в глазу какие харизматичные! Один краше другого! Приглашу-ка я это чудо природы на свидание, вбив кинжал в его дверь». Верх романтики! — глумлюсь я.

— Кстати о кинжале, — продолжает рассуждать Парц. Он моего веселья разделять не торопится. — На рукояти ведь выточен пион, верно?

— Верно, — киваю я.

— А ты знаешь, что пион на языке цветов означает счастливую свадьбу?!

Я пару секунд всматриваюсь во встревоженное лицо Парца, еще надеясь, что он неудачно шутит. Но нет. Он говорит эту чушь на полном серьезе. И я сгибаюсь пополам от второго приступа дикого хохота. Даже начинаю лупить ладонью по столу. В последний раз я так веселился еще до трансформации в нэкрэса. Этот день становится все лучше и лучше.

Если бы я мог умереть от смеха, сейчас бы это со мной и произошло. Собственно, если бы я мог умереть хоть от чего-то, это произошло бы намного раньше, чем «сейчас».

Я смеюсь так громко, что на меня начинают оглядываться все, кто в данный момент находится в трапезной. Среди «всех» числится и Джаэр. Увидев свой кинжал в руках Парца, он кидает на него тяжелый взгляд, и паренек, заметив это, поспешно возвращает «любовный подарочек» мне.

— Только посмотри, как он сейчас на меня зыркнул! — восклицает агафэс, ссутулившись над тарелкой. — Как пить дать, ревнует!

— Ага, конечно! — у меня уже истерика. — В таком случае советую тебе вечерком сесть за пошив свадебной мантии. Сватом моим будешь!

— Смейся-смейся, — ворчит Парц, ковыряясь в тарелке. — И не говори потом, что я тебя не предупреждал.