Если кто-то предполагает, что я буду краснеть, бледнеть и забывать, как дышать, будто агафэсская юная дева перед первой брачной ночью, то спешу уверить: ничего подобного. Я взрослый мужчина. И тело свое не считаю ни храмом, ни даже маленькой церквушкой на отшибе забытой деревни. Ирония жизни заключается в том, что со мной делали что угодно, кроме того единственного, что, как оказалось, все это время являлось решением всех моих проблем. И я даже не знаю, радоваться мне этому или нет. Полагаю, стоит радоваться, мне ведь и без того пришлось несладко. Но… Те эмоции, которые меня сейчас обуревают, на радость не тянут. Тревога. Раздражение. Боль. Не радость, нет.

Будь я невинной девой, скромно стоящей перед брачным ложем, что бы я чувствовал? Трепет? Любопытство? Нетерпение? Явно не ужас, превративший мое сердце в раскаленный булыжник, стучащий по ребрам. Не невыносимый страх, проникающий в ослабший разум и заставляющий бояться вовсе не предстоящего действа, но мыслей, которые, по моему предположению, должны возникнуть в голове Джаэра в процессе или после. Попробуй представить ситуацию в розовых тонах, когда каждый кусок твоего разваливающегося тела неприятен даже тебе самому. Попробуй убедить себя в положительном исходе, когда тебе кажется, что ты самое омерзительное и грязное существо в этом бренном мире. И даже если Джаэр этого еще не увидел, однозначно разглядит, подойдя чуть ближе. Втянув носом запах гнили. Ощутив пальцами мягкую отмирающую плоть. Почувствовав горечь твоей крови.

Но другого выхода у меня нет. Даже в таком положении якшаться с бесхозными трупами мне совсем не улыбается. Будь что будет, Ксэт. Ты же, в конце концов, не рассчитываешь на то, что после этой ночи вы с Джаэром окажетесь связаны на веки вечные? Не думаешь же, что вы поселитесь в какой-нибудь глуши и будете припеваючи жить, вместе ходя на охоту или коля дрова перед длинной зимой? Ты нэкрэс. Ты рожден одиночкой. Твое дело нехитрое: вздергиваться на дубах, резать вены, ненавидеть весь мир и пытаться помереть. Как видишь, в этом списке важных дел отсутствуют пометки про счастливую совместную жизнь с кратосом или любым другим живым существом. Так что будь благодарен за то, что за твое «спасение» решился взяться человек, который тебе не неприятен. А даже очень приятен. Весьма приятен. Боги, за что же я так с ним?!

Не понимаю, почему о подобной проблеме нэкрэсов не описано ни в едином посвященном им опусе? Неужели я единственный полумертвый на всем белом свете, который оказался до противного принципиален? Неужели только во мне не проснулась тяга к овладению останками скончавшихся людей? Есть и иной вариант: я единственный, с кем спать не захотели. Быть может, мои собратья оказались куда привлекательнее, хитрее или… бессовестней? Какое бы объяснение я ни выбрал, легче не станет ни от одного из них. Но справедливости ради замечу, что уж лучше слыть насильником трупов, нежели просто насильником. Могло быть и хуже, вот о чем я говорю.

— Надеюсь, нам хватит пяти минут? — интересуюсь я сухо. — Боюсь, на большее моего тела может не хватить, — честно предупреждаю я.

— Пять минут? — слышится недоуменное со стороны Джаэра. — Пять минут на что?

— Ну… — протягиваю я скованно. — На всё.

В ответ со стороны Джаэра доносится скептическое хмыканье. Наверное, он думает, что я шучу. Но я-то не шучу и спешу поскорее разъяснить ему всю серьезность моего положения:

— И если ты не против, могу я просто спустить штаны, не снимая их до конца? Не пойми неправильно, просто штанина фиксирует мою правую ногу, которая в последнее время имеет дурную привычку отваливаться, — поясняю я, а затем, поняв, что алкогольное головокружение сходит на нет, спешу сделать пару новых глотков обжигающего горло напитка. Нет-нет-нет, трезвость не сослужит мне сейчас добрую службу. — Также мне стоит предупредить тебя про личинок красных мотыльков, — бубню я, все это время не решаясь повернуться к Джаэру лицом. Стою посреди его небольшой комнаты и смотрю в широкое, распахнутое настежь окно, что выходит на Синий лес. Из окна в помещение проникает пронизывающий холод, но я едва ли его ощущаю. По телу моему разливается адреналиновый жар. — Я, конечно, постарался их всех убрать, — заверяю я кратоса, — но мог парочку пропустить. — Даже с уверенностью в том, что ночь я проведу с Соэром, я не стремился превратить этот процесс в совсем уж кошмарный. Поэтому я потратил почти три часа на то, чтобы отыскать и убрать всех личинок. Примерно столько же затем я просидел в бане, старательно втирая в себя все благовония, которые отыскал. Надеялся благоухать, а не вонять. Но что-то мне подсказывает, что если я сейчас и пахну цветами, то исключительно гнилыми. — Можем на всякий случай поставить перед кроватью бадью, — предлагаю я скромно.

— Для чего? — вопрос Джаэра слышится неожиданно близко. Слишком близко. И раскалённый булыжник в моей груди начинает рваться из нее интенсивнее.

— На случай, если тебя затошнит, — отвечаю я, судорожно сглатывая.

— Ты пытаешься меня отпугнуть? — шепчет Джаэр мне на самое ухо, при этом прижимаясь ко мне со спины и обвивая руками мой торс.

— Лишь пытаюсь подготовить, — парирую я, вновь прикладываясь к бутылке. Алкоголь оказывается ненадежным соратником. От ярких эмоций он выветривается на раз-два. Я хотел если не быть спокойным, то хотя бы казаться таковым. Но тело мое сотрясает предательская дрожь, а из ног неожиданно уходят остатки сил, потому оставаться в вертикальном положении оказывается невыносимо сложно.

— Не бойся, — выдыхает Джаэр, утыкаясь носом в мою шею. — Я не сделаю ничего, что бы тебе не понравилось, — заверяет он меня, и в ответ на эту фразу из меня вырывается нервный смешок.

— Если и сделаешь, что с того? Это меня не страшит. Со мной делали такие вещи, которые тебе и в страшных снах не приснятся, — заявляю я с идиотской гордостью, дескать, тебе, Джаэр, удивлять меня нечем. Нашел, чем хвастать, Ксэт. Молодчина.

Чувствую, как в ответ на мои слова Джаэр напрягается. Но развивать эту тему, к моему счастью, не стремится, потому вместо того, чтобы вступать со мной в спор, он касается моего правого виска. Одним легким движением он заводит мои длинные, жёсткие волосы за спину и проводит кончиком носа от моего оголившегося правого уха до плеча, явно принюхиваясь.

— Что за запах? — у меня от этих слов внутри все холодеет. — Цветы?

— Да, это банные благовония. Лаванда и мандарин, кажется, — бубню я, искренне радуясь, что Джаэр ведет речь не про гниль.

— Мне не нравится, — неожиданно заявляет он, явно морща нос. — Слишком резкий запах.

— Запах разложения тебе больше по нутру?

— Мне больше по нутру твой запах.

— То есть запах разложения…

— Нет, — настаивает Джаэр. — Не запах болезни, а твой собственный. Тот, с которым ты родился.

— Я родился из трупа, а значит… — я давлюсь словами и резко вздрагиваю, чувствуя язык Джаэра, повторяющий тот же путь, который до того кратос наметил кончиком носа. Первая моя реакция — шарахнуться от Джаэра на добрых три сажени. И я даже предпринимаю попытку сделать это, вот только кратос продолжает крепко сжимать меня со спины в своих объятьях, потому мне не удается даже просто сдвинуться с места.

— Что ты делаешь? — Спокойно, Ксэт. Спокойно. Ты взрослый мужчина. Не дева. Не юная. Не агафэсска. Ты никто.

А ну-ка немедленно снимай штаны ради спасения всего человечества!

— Убираю запах, — поясняет Джаэр. — Я ведь сказал: мне не нравится.

— Мне еще раз прогуляться в баню? — предлагаю я то ли с издевкой, то ли с надеждой.

— Ты из этой комнаты сегодня уже не выйдешь, — дают мне ответ, на который я рассчитывал меньше всего. И по моей спине от этих слов пробегает странный холодок. Фраза должна слышаться мне угрозой. Или, как минимум, восприниматься посягательством на ревностно мною охраняемую свободу. Но я не слышу в словах Джаэра ни того, ни другого. И из глубины моей души доносится ответный отголосок чего-то доселе мне незнакомого. Чувство, которое я пока не могу интерпретировать, ибо испытывать его до сегодняшнего вечера мне не доводилось.

— Ты предпочтешь быть кшонт или кшынс? — продолжает Джаэр, не ослабляя объятий.

— Это еще что значит? — хмурюсь я.

— Хм… как же это на общем… — задумчиво протягивает кратос.

— Тебе бы получше выучить общий язык, — замечаю я.

— Или лучше тебе выучить кратосовский диалект, — парирует Джаэр.

— Вряд ли он мне пригодится в будущем, — протягиваю я с сомнением.

— Безусловно, пригодится, — с непонятной уверенностью заверяет меня кратос. — Не уверен, что такие понятия существуют в общем языке. Я использую те, что кажутся мне наиболее близкими. Ведущий или ведомый — какая роль тебе ближе?

Меня прошибает холодный пот.

— А у меня есть выбор? — выдавливаю я из себя с усилием.

— Конечно, есть, — в голосе Джаэра слышится возмущение.

— Что ж… гм-м-м… А какую предпочитаешь ты? — спрашиваю я сдавленно.

— Не скажу.

— Почему?

— Потому что это повлияет на твой выбор.

— Не повлияет, — качаю я головой. — По-моему очевидно, что я не потяну роль «ведущего», — бормочу я, начиная потихоньку сгорать от стыда. Как бы эта ночь не закончилась моим превращением в горстку пепла.

— Почему ты так думаешь?

Какой же ты, Джаэр, раздражающий!

— Даже не знаю. Быть может, потому, что при каждом выдохе боюсь вместе с воздухом расстаться с легкими. Или потому, что, прежде чем подниматься с кровати, на всякий случай проверяю, а все ли мои ноги на месте! Или потому, что моя любимая игра по утрам «Угадай с трех раз, в каком крысином гнезде твою руку глодают сегодня»! — шиплю я, разозленный тем фактом, что мне необходимо разжевывать очевидное. — В моем состоянии мне подходит только одна роль — роль, при которой я бы мог просто лежать, не шевелясь!

— Таких ролей нет, — смеется Джаэр, то ли не воспринимая мои слова всерьез, то ли не осознавая всей плачевности состояния моего тела. Что ж, в таком случае тебя ждет феерический сюрприз. Смотри, как бы эта ночь не превратилась в игру «Собери Ксэта по частям».

— Значит, придется ее придумать, — ворчу я, в который раз прикладываясь к бутылке. Она, благодаря моим потугам, пуста уже наполовину. Джаэр, продолжая обнимать меня одной рукой, вторую протягивает к медовой водке. Наконец-то разумный жест. Согласен, тебе тоже не помешает пригубить перед предстоящим зрелищем, дабы нервы остались целее.

Длинные пальцы смыкаются на прозрачном сосуде. Кратос мягко забирает у меня спасительный напиток, но вместо того, чтобы попробовать горячительное на вкус, отставляет бутылку на старую, покорёженную временем тумбу у двери. Проследив его действия, я невольно тянусь к водке, но Джаэр ловит мою руку, не позволяя мне добраться до желаемого.

— Тебе на сегодня хватит, — заверяет он меня тихо.

— Не хватит, — качаю я головой. — Я быстро трезвею.

— Хорошо. Ты и должен быть трезвым, — говорит он, отводя меня подальше от тумбы.

Хоромы для высших чинов союзных армий, предоставленные агафэсами, не такие уж и хоромы. Комната Джаэра по размерам мало чем разнится с моей. Главное отличие — большое окно с дурацкими ажурными занавесками, по краям украшенными белыми перышками. И кровать больше, будто рассчитана не на одного, а сразу на двух человек. Также в комнате имеется надтреснутое зеркало в пол. Прямо напротив постели. Расставляя мебель, агафэсы явно руководствовались собственными предпочтениями. Они обожают зеркала и украшают ими свои комнаты, завешивая зеркальными поверхностями все, до чего дотянутся их руки. Но в комнате кратоса этот предмет выглядит так же неуместно, как выглядел бы в моей.

Помимо перечисленного, в комнате стоит письменный стол со стулом. Пара полок для книг. Маленький шкаф. Уже упомянутая тумба. И… собственно, на этом невероятная роскошь заканчивается.

Мой взгляд то и дело возвращается к бутылке. В горле сухо. На кончике языка все еще горько-сладкий привкус водки.

— Еще один глоток, — прошу я, кивая в сторону стеклянного сосуда.

— Нет, — слышится еле различимое, а затем следует едва заметный поцелуй в шею. По спине пробегает очередной холодок. Это невыносимо. Мне нужно выпить! Немедленно! Я пытаюсь изловчиться и аккуратно выбраться из хватки кратоса, но Джаэр, заметив мои потуги, сжимает меня сильнее прежнего. Да что же ты будешь делать! Я тут, если что, помираю. Могу себе позволить и употребить чекушку водки!

Разозленный, я предпринимаю еще одну попытку освободиться от захвата Джаэра и, в порыве чувств, случайно ударяю его локтём по ребрам… за что оказываюсь пригвожденным лицом к холодному письменному столу. Одно легкое движение со стороны кратоса — и я не могу пошевелиться. Только и остается, что втягивать запах стали, исходящий от оружия Джаэра, что разложено по деревянной поверхности. На некоторых кинжалах я теперь благополучно лежу. Поза моя достаточно… недвусмысленная.

— Ты сам выбрал роль «ведомого», — шепчет Джаэр, прижимаясь пахом к моей заднице, а правой рукой надавливая мне на шею и тем самым не давая подняться. — Так позволь мне устанавливать правила. — Его свободная рука оказывается на моей пояснице. Я-то уже было радуюсь, что процесс сдвинулся с места, ведь чем скорее начнем, тем скорее закончим. Но Джаэр не торопится стягивать с меня штаны. Его пальцы начинают подниматься по моему позвоночнику вверх к лопаткам, задирая мои жакет и сорочку и оголяя серую, грубую кожу и незаживающие раны. Все происходящее мне кажется слишком реальной фантазией. Жду, что вот-вот очнусь ото сна разбитый и разочарованный. Но греза не заканчивается.

— И первое правило… — Джаэр обдает мою поясницу горячим дыханием. — Ты будешь трезв.

Поцелуй на пояснице перемежается с уколом в бок, который мне явно дарит маска кратоса.

— Ты так и не ответил, какую роль предпочитаешь сам, — невпопад выговариваю я, жмурясь от странных, непонятных мне ощущений. Честное слово, лучше бы прибил мои руки гвоздями к полу. Или ударил молотком по спине. А не делал то, что сейчас делает. Я не понимаю, как мне следует реагировать и нужно ли отвечать. А главное, не ведаю, как буду жить дальше, осознавая, что мое тело способно испытывать не одну лишь боль? Почему-то мне кажется, что данное открытие лишь усложнит мое и без того нелегкое существование.

— С тобой мне не важна моя роль, — отвечает Джаэр, убирая руку с моей шеи и укладывая обе ладони на мою спину. — Но мне нравится… — его левая рука ныряет к моему животу, — …чувствовать твою дрожь… — ловкие пальцы с легкостью расправляются с пуговицами на моей ширинке, — …от каждого моего прикосновения.

Невольно утыкаюсь лбом в стол, вцепившись в его край.

— Как… самодовольно, — выдыхаю я, не в силах придумать более колкий ответ. В это самое мгновение я познаю дивный новый мир ощущений, которых ранее по объективным причинам избегал. Ловкие сильные пальцы смыкаются на моем члене. Я не возбужден физически. Мое тело раздирает такая боль, от которой не так просто абстрагироваться. Но на ином, на духовном уровне меня действительно колотит от всего, что делает Джаэр. Дело не в телесной неге. Это нечто совсем иное. Рябь, пробегающая по духу и будоражащая его. Всплески энергии, от которой начинает шуметь в ушах. Духовные потоки, приходящие в движение после долгого застоя. Вожделение. Не физическое и толкающее на примитивную близость. Вожделение духа, вожделение разума, когда желание затмевает все вокруг, оставляя для тебя обзор лишь на одного-единственного человека. Когда вся твоя суть слышит, видит и чувствует только его. И мир весь будто погружен в непроницаемую тьму, лишь Он один представляется тебе четко и ясно независимо от того, открыты ли твои глаза или закрыты, устремлен ли твой взгляд в его сторону или упирается в столешницу.

— Я не смогу… — выдыхаю я с надрывом. — Мое тело слишком болит.

— Да, понимаю, — Джаэр реагирует на это на удивление спокойно, не воспринимая мое бессилие на свой счет, но и не насмехаясь над этим. — Я, как обычно, слишком нетерпелив.

Касания прекращаются, и хотя необходимого эффекта они не принесли, я все равно чувствую легкую досаду.

— Сперва следует заняться твоими ранами, — доносится со стороны кратоса. Прежде чем я успеваю задать вопрос, дабы уточнить, каким образом он собирается это сделать, Джаэр вновь обнимает меня со спины. Он осторожно, будто хрупкую фарфоровую куклу, поднимает меня со стола и ставит на ноги. Колени напоминают о себе тупой болью. Благо она утихает, когда кратос аккуратно укладывает меня на широкую кровать. Вот только если на столе мне была дана невероятная возможность разглядеть лежащие на нем кинжалы, теперь мой взгляд устремлен прямиком на Джаэра. Опершись одним коленом на постель аккурат между моих ног, он стягивает с головы маску золотой гарпии и бесцеремонно откидывает ее на стол к оружию.

В пробивающемся через распахнутое окно свете луны я замечаю блеск вертикального золотистого шрама, что, оказывается, рассекает правую бровь, веко и задевает щеку кратоса. Ещё три полосы красуются на левой скуле. Похожи на следы от когтей. Еле заметный маленький шрам, напоминающий украшения, которые часто носят модрэсы, виднеется на левом крыле носа. Но смешанные чувства во мне вызывают вовсе не шрамы Джаэра.

— Сколько… Сколько тебе лет? — выдавливаю я из себя, страшась услышать ответ.

Джаэр наклоняет голову вправо в явном недоумении:

— Какое это имеет значение? — спрашивает он с подозрением.

— Сколько?! — хмурюсь я. — Ты выглядишь так, будто тебе… — я запинаюсь. — Ты выглядишь так, будто тебе нет двадцати, и это приводит меня в ужас! — признаюсь я.

— Почему? — спрашивает он вместо того, чтобы прямо ответить на мой вопрос.

— Агафэсы считаются совершеннолетними по наступлению двадцати лет, — бормочу я. Это нерушимое правило. Нельзя прикасаться к детям.

— Ты не агафэс, — напоминает мне Джаэр.

— Я им был.

— До шестнадцати лет, — замечает он. — А затем стал нэкрэсом. Потому что у нэкрэсов совершеннолетие наступает в шестнадцать. Так написано в книгах, — кивает он на свои книжные полки, и я только сейчас замечаю, что все рукописи на них посвящены сугубо моему народу.

— Но рос я среди агафэсов и их правила…

— Не спросишь, когда совершеннолетие наступает у кратосов? — спрашивает он, будто подначивая меня. И не дождавшись вопроса с моей стороны, тут же сам отвечает: — В тринадцать. После инициации кратосы считаются взрослыми и могут делать все, что и любой другой взрослый кратос. Тренироваться. Воевать. Убивать. И спать с кем им заблагорассудится.

— Что за инициация? — хмурюсь я.

— Главный выбор в жизни каждого кратоса, от которого зависит вся его будущая жизнь, — поясняет Джаэр. — Я расскажу тебе потом. После… — обещает он и берется расстегивать свою куртку.

— Я… так не могу, — качаю я головой, оглушенный вложенным в меня агафэсским воспитанием. — Это совращение…

— Чье? — невозмутимо уточняет Джаэр.

— Твое! — пыхчу я, пытаясь уползти от кратоса, но он хватает меня за щиколотку и притягивает обратно к себе даже ближе, чем я был от него до того. Теперь моя левая нога благополучно покоится на его правом плече.

— А ведёшь себя так, будто совращаю тебя здесь я, — смеётся он. Бесстыдный ребенок! Это взаимное совращение!

— Ты не ответил на мой вопрос! — упорствую я. — Тебе есть хотя бы шестнадцать?! — я, конечно, утрирую. Джаэр выглядит старше. Впрочем, от кратосов ожидать можно чего угодно.

— Мне девятнадцать, — выговаривает Джаэр почти оскорбленно. Мое предположение его явно задевает.

— Шесть лет… — бормочу я, закрывая глаз рукой. — Шесть лет разницы — это очень много! — заверяю я его.

— Всего шесть? — удивляется Джаэр. — Я думал, что тебе лет пятьдесят, — говорит он на полном серьезе. Приходит мое время возмущаться:

— Двадцать пять, вообще-то, — рычу я. — Просто я при смерти, — фыркаю я, прекрасно зная, что я скорее похожу на того, кто двадцать пять лет назад помер и все это время медленно разлагался, нежели на того, кто двадцать пять лет назад родился. Так что небольшая ошибка Джаэра в оценке моего возраста еще здорово мне льстит. Пятьдесят, ха. Сто пятьдесят не хотите?!

— Это кошмар наяву, — бормочу я. Быть может, еще можно остановиться?

— Ты из этой комнаты не выйдешь, — мрачно произносит Джаэр, будто прочитав мои мысли. — И не вышел бы, даже если бы мне было шестнадцать. Или тринадцать, — кидает он сухо. — Правило второе: никаких агафэсских правил. Сейчас ты находишься на территории кратосов, так изволь подчиняться их законам. Моим законам.

— Л…ладно, — сдаюсь я, к своему сожалению понимая, что окончательно протрезвел. — Что мне надо делать? Перевернуться на живот? Чем быстрее мы это сделаем, тем лучше, — бормочу я, пытаясь поменять положение своего тела. Но Джаэр крепко держит меня за правую ногу выше колена.

— Быстрее? — переспрашивает Джаэр с таким видом, будто не верит своим ушам. — Зачем? Обычно удовольствие стремятся растянуть.

Это шутка такая?

— Какое к чертям удовольствие, когда мне больно даже дышать?! — раздраженно шиплю я. — Ты ведь сам видишь, что я не могу… Отпусти мою ногу и дай перевернуться, — устало прошу я.

— Нет. Я хочу, чтобы ты смотрел на меня.

Я буду смотреть на тебя, даже не видя.

Джаэр наконец избавляется от куртки и кидает её на пол. С ее падением до моих ушей доносится лязг многочисленных кинжалов, хранящихся в поясах с внутренней ее стороны и наверняка придающих данному одеянию ощутимый вес. Под курткой оказывается черная облегающая водолазка без рукавов, поверх которой грудь и торс Джаэра стягивает белая кожаная портупея, удерживающая на правом и левом боках кратоса по охотничьему ножу с золотыми рукоятями.

Избавившись от одного предмета одежды, Джаэр, видимо, считает, что я должен взять с него пример. Но так как сам я не шевелюсь, цепляется за пуговицы моего серого жакета. Это единственный предмет одежды, который я могу считать «нарядным». Сшила мне его мама. А бедному домашнему соколу пришлось тащить его до меня в соломенной бумаге. Он узкий и доходит мне всего лишь до середины бедра, зато неплохо сочетается с серой кожей и белой сорочкой. А высокий воротник частично скрывает шрамы на шее. В нем я выгляжу сносно. А вот без него, да без сорочки…

Потому я ловлю руку Джаэра, останавливая его.

— Как я уже упоминал, моя одежда позволяет мне оставаться… целым. Могу я не раздеваться? — прошу я.

— Извини… — доносится до меня тихое. — Но нет, — с этими словами Джаэр поддевает указательным пальцем ворот моих жакета и сорочки и резко дергает вниз. Белые и серые пуговицы градом разлетаются во все стороны. Ну, замечательно. Моя лучшая сорочка! Мой единственный жакет!

— Послушай-ка, малец! — рычу я. — Ты мне потом все эти пуговицы обратно пришьешь, понял?! — выдыхаю я раздраженно.

— Пришью, — смиренно соглашается Джаэр.

— Я, между прочим, о тебе забочусь. Так хочется смотреть на мое искалеченное тело? Да пожалуйста! Еще пожалеешь, что не поставил рядом с кроватью бадью! — продолжаю я язвить.

— Я уже видел тебя обнаженным по пояс, — напоминает Джаэр, явно не впечатленный моим праведным гневом. — На озере.

— Там было темно, — напоминаю я. Куда темнее, чем сейчас в комнате кратоса из-за треклятого полнолуния.

— О, а ты разве не знал? — Джаэр незаметно от меня самого стягивает с меня жакет и отправляет его к своей куртке. — Кратосы видят в темноте и при свете луны лучше, чем при свете солнца и огня, — оповещает он меня. Час от часу не легче!

— Чудесно, — выдыхаю я, лишь благодаря нечеловеческой силе воли не кидаясь закрывать Джаэру глаза.

— Правило номер три, — произносит кратос, скидывая мою ногу с плеча, наклоняясь ко мне и всматриваясь в мой единственный глаз. — Прекрати себя недооценивать.

— Я не… — уже собираюсь я вступить в спор, но Джаэр желает иного. Мои губы обжигает неожиданное касание. Мне бы подумать о том, что это — между прочим! — мой первый трезвый поцелуй. Проникнуться ситуацией. Запомнить ее в мелочах. Но единственная мысль, которая приходит в голову: не будет ли для Джаэра поцелуй со мной с привкусом гнили? На месте выпавших зубов тоже ведь открытые раны! Боги, я не думал, что он полезет ко мне целоваться после предыдущего раза!

Язык Джаэра проходит по плотно сжатому ряду моих зубов. В порыве чувств упираюсь руками в плечи кратоса и с силой отталкиваю его от себя.

— Что не так? — хмурится он.

— Без поцелуев, — выдыхаю я сквозь зубы.

— Почему?

— Потому.

— Открой рот.

— Ты сказал, что не сделаешь ничего, чего я делать не захочу, — напоминаю я.

— Нет, — качает Джаэр головой. — Я сказал, что не сделаю ничего, что бы тебе не понравилось, — поправляет он меня, а затем хватает меня за челюсть и не больно, но с силой сжимает ее. Лишь я против воли открываю рот, он впивается в мои губы, и я чувствую, как его язык касается моего. Чувствую, как его рука блуждает по моей груди. Чувствую запах стали и сдерживаемую физическую силу.

В общем-то… Этот процесс интереснее, чем я предполагал. Ярких ощущений на фоне всепоглощающей боли я, конечно, не испытываю. Но совру, если скажу, что мне это не нравится. Поцелуи длятся долго. Куда больше пяти минут, за которые я рассчитывал сделать вообще всё. Сперва сдержанные, осторожные, изучающие, словно Джаэр пытается понять, что мне больше придется по вкусу. А после все более настойчивые и пылкие, глубокие и горячие, вышибающие из моей глупой головушки все треклятые сомнения на свой счет.

От меня утаивается момент, когда мои руки, будто сами по себе, обвивают шею кратоса, прижимая его ко мне ближе. Я, как усердный ученик, стараюсь за ним повторять. Впитываю опыт, чтобы не ударить в грязь лицом. Будто я в его постели вовсе не для того, чтобы спасти свою шкуру. Будто главной задачей для меня на сегодняшнюю ночь является желание его впечатлить. Хотя, казалось бы, чем?

Не прерывая поцелуй, Джаэр поудобнее размещается между моих ног, пропускает руки под мою поясницу и приподнимает меня над кроватью, заставляя сесть перед ним. Не прерывая поцелуй, стягивает с меня сорочку. Точнее то, что от нее осталось. Не прерывая поцелуй, поглаживает мой торс и проводит пальцами по скрытой примочкой ране. Я непроизвольно вздрагиваю и морщусь.

— Очень больно? — спрашивает Джаэр, отстранившись от меня. Губы болезненно саднят. Но я почему-то хочу еще.

— Безумно, — киваю я и уже было тянусь к кратосу за новым поцелуем, но он резко толкает меня обратно на кровать, а затем цепляется за край примочки.

— Я бы не советовал, — слабо сопротивляюсь я. — Зрелище не из приятных. Запах будет ещё хуже, — предупреждаю я.

Джаэр меня будто не слышит. Одним резким движением он срывает примочку, обнажая открытую кровоточащую рану. Затем высовывает язык и прикусывает его. На кончике языка появляется золотистая капелька крови. Невольно вновь подаюсь к Джаэру ради поцелуя. Под его кровью мне явно будет проще.

— Нет, — Джаэр возвращает меня в лежачее положение. — Я не дам тебе пить мою кровь.

— Но раньше… — протестую было я.

— Если исключить грязный поступок Соэра и вынужденный мой, для близости кровь используют лишь в случае, если партнёры полностью друг другу доверяют и хотят получить более яркие ощущения.

— Я тебе доверяю, — выпаливаю я.

— А я тебе — нет, — хмурится Джаэр. — Не хочу, чтобы ты провел со мной ночь, опьянённый алкоголем или одурманенный моей кровью. Хочу, чтобы ты осознавал происходящее четко и ясно.

— Я осознаю, — уверяю я кратоса. — И… она мне поможет… С возбуждением.

— Твое тело с этим и само прекрасно справляется, — заверяет меня Джаэр, вжимая одно колено в мой пах. Я вздрагиваю и опускаю взгляд на свою ширинку. Ого. Невероятно, но факт.

Видимо я смотрю на свои топорщащиеся штаны слишком долго, потому что кратос спрашивает:

— Ты удивлен?

— Немного. Даже сквозь боль… Не думал, что смогу.

Поцелуи видимо впечатлили меня куда сильнее, чем я думал. Мне казалось, что мое либидо пробило дно в момент, когда я трансформировался в нэкрэса. Не то чтобы все это время я не желал близости вовсе. Желал, конечно. Раза два до знакомства с Джаэром. И еще несколько раз уже благодаря ему. И все же по большей части подобное времяпрепровождение ассоциировалось у меня со стереотипным мнением, будто лучшим моим любовником может быть исключительно труп. А меня воротило от одной только этой мысли, потому я и сам не заметил, как меня стало мутить вообще от всего, что имело даже отдаленное отношение к подобного рода действиям. Даже с живым существом.

Джаэр, видимо заметив, как я напрягся и с каким неоднозначным видом приветствую проснувшуюся часть тела, наклоняется к ране на моей груди и проводит по ней языком. Золотистые капли крови смешиваются с черной. Сначала рана словно немеет, а вслед за тем боль в этом месте начинает резко утихать.

— Я уберу боль локально. Это не повлияет на твое желание, — поясняет кратос. — Где ещё болит? — спрашивает Джаэр, с любопытством водя пальцами по моему животу и вырисовывая на нем невидимые кратосовские символы.

— Да везде, — бездумно бросаю я.

— Предлагаешь облизать тебя с головы до ног? — спрашивает Джаэр с улыбкой. — Смело.

— Я не это имел в виду, — смущённо бормочу я, наверняка серея. — Здесь болит, — дабы скрыть очередной прилив стыда, поспешно указываю я на рану на левом боку. Кратос наклоняется, вновь прикусывает язык, так как предыдущая ранка уже перестала кровоточить, и проводит языком по больному месту. Я от немеющих ощущений невольно шумно выдыхаю. Нет ничего приятнее уходящей боли. По крайней мере, мне сейчас так кажется.

— Ещё? — спрашивает Джаэр, и я поднимаю левую руку, кивая на многострадальное запястье, пришитое к руке красными нитками. И не без интереса наблюдаю, как кратос проводит языком по неровным стежкам. Не жалея крови, тщательно вылизывает рваную рану. А закончив с запястьем, он поднимается выше. Облизывает мою ладонь, добирается до пальцев и берет в рот средний и указательный. Я как заворожённый слежу за тем, как его губы медленно спускаются от фаланг до костяшек. Бессовестно представляю на их месте другую часть своего тела и шумно сглатываю.

— Ещё? — продолжает Джаэр, отстранившись от моих пальцев. Киваю на плечо и морщусь от удовольствия, когда очередной болевой эпицентр немеет и угасает. А Джаэр от плеча перекочёвывает к моей шее и покрывает поцелуями толстые серые шрамы. Я непроизвольно наклоняю голову чуть в бок, вытягивая шею и тем самым давая ему больший доступ. Джаэр поднимается выше, а я, поражаясь собственной смелости, запускаю пальцы в его густые черные волосы и прижимаю его к себе ближе. Кратос в ответ присасывается к моей коже, и я ощущаю лёгкое покалывание. Я не единожды видел, как еще не вступившие в брак агафэсские пары делают друг другу засосы на запястьях в качестве символа любви. На светлой коже появлялись насыщенные синие пятна, которые не проходили неделями. Интересно, каким засос будет у меня? Темно-серым? И как быстро пройдет? Мне бы хотелось, чтобы он продержался на коже подольше в качестве доказательства того, что сегодняшняя ночь мне не приснилась и не является бредом воспалённого усталого разума.

— Ещё? — оставив на моей шее пару отметин, едва слышно шепчет Джаэр, слегка касаясь влажными губами моего уха.

— Левый глаз, — я тоже говорю тихо, — точнее то, что от него осталось.

Джаэр стягивает с меня повязку и внимательно всматривается в зияющую чернотой глазницу. Ты ещё можешь сбежать. Я пойму.

Кратос наклоняется к ране. Я морщусь от ощущения языка в особенно больном месте. Боль в глазнице острее, чем в любом другом месте, потому зачастую вызывает жуткие мигрени, в которые единственное, чего действительно хочется, это выпить стрихнина и закусить мышьяком. Потому, когда и эта боль начинает уходить, я в такой эйфории, что из меня даже вырывается стон. Боги, как же прекрасно, когда не болит голова!

Джаэр, закончив с глазом, легкими касаниями спускается по щеке к моим губам. С готовностью принимаю новый поцелуй, надеюсь на то, что смогу урвать пару капель золотистой крови до того, как зарастёт ранка. Я понимаю, почему Джаэр не хочет давать мне свою кровь. Но так же я понимаю, что слишком скован и боязлив. Не по возрасту неопытен и неуклюж. А мне бы хотелось, чтобы эта ночь стала для кратоса как минимум не худшей в его жизни. Стандарты мои не высоки. Но даже их я боюсь не потянуть. Мне бы чуть больше смелости и развязности, чтобы запомниться чем-то помимо искалеченной глазницы и отваливающегося запястья.

Почувствовав язык кратоса и поняв, что крови нет, ловлю себя на дерзкой мысли укусить Джаэра и постараться высосать как можно больше крови до того, как он меня остановит. Но проделать задуманного я не успеваю. Джаэр прерывает поцелуй, лишь я едва касаюсь зубами его языка.

— Не делай так, — выдыхает он сердито.

— Я просто хочу немного… Расслабиться, чтобы ты не заскучал. — Какое жалкое оправдание, Ксэт.

— А я и не скучаю. По-твоему, что-то не так?

Не то чтобы не так. Я ведь в этом далеко не знаток. Но пару раз мне приходилось, к счастью ли, к горю ли, наблюдать в забытых богами тавернах, как пьяные наемники лиги покупали любовь и раскладывали жриц прямо на столе передо мной. На самом деле зрелище не из приятных. Резкие движения, режущие слух стоны и дикий скрип хлипкого стола, делают на котором это далеко не в первый раз. Нет, я не хочу так же. Но всегда думал, что только так и бывает. Вот эти вот надрывные хрипы, рваные толчки и длительность процесса в пять минут.

— Не знаю, не уверен. Просто… Не думал, что это может происходить так… Медленно, — стараюсь я подобрать нужные слова. Джаэр лишь пожимает плечами:

— Я стараюсь быть с тобой нэото, — произносит он, но заметив мое недоумение, задумывается, пытаясь подобрать другое слово. — Нежным, — чуть погодя говорит он. — Это плохо?

Не думаю, что в этом может быть что-то плохое, потому отрицательно качаю головой.

— Хорошо. Где ещё болит? — интересуется Джаэр, проводя пальцем от моей груди до низа живота. Не знаю, можно ли назвать болью то, что происходит у меня в районе паха, но я был бы не против, удели кратос внимание этой части моего тела.

— Больше не надо, — вместо желаемого выговариваю я. — Я и так чувствую себя намного лучше обычного.

— Нет. Не хочу, чтобы боль тебя отвлекала, — настаивает Джаэр. — Так где?

Без его внимания на данный момент остались рана над лопаткой, на пояснице, на левом бедре и парочка небольших под коленями. Но для того, чтобы добраться до них, придется снимать штаны. Их, конечно, придется снимать в любом случае, но я этот момент оттягиваю, как могу, испытывая иррациональный страх. Не дай боги, отвалится нога. Не дай боги. Я тут же скинусь из окна Джаэра, помяните мое слово!

— Спина, — все же заставляю себя ответить. Джаэр подхватывает меня за бедра и одним легким движением переворачивает меня на живот. Подтягиваю к себе подушку и утыкаюсь в нее носом, невольно вдыхая в себя запах Джаэра. Кратос садится на меня сверху, осторожно собирает мои длинные, рассыпанные по спине волосы в кулак, отводит их в сторону, и я ощущаю его язык на очередной ране. А когда та немеет, Джаэр двигается выше по позвоночнику, решив, видимо, уделить внимание и многочисленным шрамам, что испещряют мою спину. Поцелуи горят на лопатках. На выпирающих позвонках. На шее.

— Могу я оставить на тебе свой шрам? — неожиданно спрашивает Джаэр, поглаживая мою спину.

Какой странный вопрос.

— Думаешь, на мне их недостаточно? — усмехаюсь я.

— Я хочу оставить свой, — и кратос проводит пальцем по шее, указывая на место ниже затылка. Помнится, именно здесь я видел шрам у него. Тот самый, что заключён в белый уроборос.

— Если тебе это необходимо, — не вижу смысла отказываться. Не знаю, будет ли уместным поинтересоваться, зачем ему это? Возможно, очередной кратосовский ритуал? — У тебя ведь тоже есть шрам на этом месте, — произношу я, искоса наблюдая за тем, как кратос вытаскивает из белой портупеи охотничий нож и проводит большим пальцем по блестящему лезвию, проверяя его остроту. На заточенной стали остаётся золотистая кровь.

— Верно. Хочу, чтобы на тебе остался точно такой же. Так ты никогда не забудешь об этой ночи, — спокойно объясняет он, после чего слегка тянет мои волосы на себя, намекая, чтобы я держал голову прямо.

Я не забуду эту ночь в любом случае.

Одним шрамом больше. Одним меньше. Я даже не напрягаюсь, когда чувствую холодную сталь у своей шеи. Но ожидаемая боль не появляется. Вместо нее лишь ненавязчивое обезболивающее онемение.

Закончив, Джаэр убирает нож в ножны, а затем стягивает с себя и портупею, и водолазку под ней, обнажаясь по пояс. Я продолжаю украдкой наблюдать за ним, но когда Джаэр ловит мой взгляд, резко отвожу глаз. Кровать подо мной издает протяжный скрип. Джаэр ложится на меня сверху и присасывается к тому месту, на котором только что оставил след от ножа. Всасывает в себя кожу и впивается в нее зубами. Вот это я чувствую. Больно, но боль странная. Не отталкивающая, а подобная той, что терзала мои саднящие от поцелуев губы. Мое дыхание сбивается, и я невольно вжимаюсь лицом в подушку, боясь издать какой-нибудь странный звук. Джаэр не обращает внимание на мои глупые действия. Закончив со свежим шрамом, он возвращается к избавлению меня от боли. Рана на пояснице перестает давать о себе знать. И когда Джаэр в очередной раз вопрошает, что ещё меня беспокоит, я вру, что полностью излечен. Только кратос мне почему-то не верит. С подозрительным «ясно» он просовывает руку под мой живот и заставляет приподняться, а затем одним резким движением стягивает с меня оставшуюся одежду.

Боги. Правая нога. Молю, не подведи!

— Как насчёт этой? — кратос проводит пальцем по небольшой, но глубокой ране на левом бедре.

— Там не надо, — бормочу я смущённо. — Она не болит.

— И почему мне кажется, что это ложь? — усмехается Джаэр. Я уже успел понять, что бы я ни сказал ему, он все равно сделает так, как считает нужным и не иначе. И конечно, его мнение вновь идет вразрез с моим. Потому, предугадав его следующие действия, я только и могу, что прятать лицо в подушке и стараться не испепелиться от стыда. Очередной болевой очаг успешно подавлен. Какое везение, что больше незаживающих ран в пикантных местах у меня нет. Но лишь я успеваю вздохнуть с облегчением, когда чувствую поползновения кратоса продолжить изучать мою пятую точку. Теория близости между мужчинами мне более или менее ясна. И какие части тела в ней участвуют, тоже для меня не загадка. Но вот про губы я почему-то не думал!

— Ты соображаешь, что делаешь? — нервно кидаю я, ощущая губы Джаэра на пояснице. Вот там и оставайся! Ниже не спускайся! Не спускайся, я тебе сказал!

— Естественно, — спокойно отвечает кратос, обдавая горячим дыханием мой копчик. — Я ведь не хочу причинять тебе боль. Поэтому смазать это место моей кровью не помешает.

— А у тебя что, разом отвалились все пальцы?! — шиплю я, ощущая язык Джаэра на этот раз далеко не на ране! Черт бы тебя побрал, малолетний развратник!

— Мне языком удобнее, — заявляет кратос невозмутимо.

— Бесстыдник, — шиплю я с отчаяньем в голосе, но не получаю со стороны Джаэра ни подтверждения, ни опровержения оному обвинению.

Горячий язык мягко скользит по отверстию, а затем медленно проникает в меня. Вслед за тем следуют лёгкие покалывания там, где Джаэр ко мне прикоснулся. Я вжимаю лицо в подушку сильнее, пытаясь себя придушить. Возможно, для кратосов этот процесс является само собой разумеющимся, но как мне, невинной ромашке, жить потом с такими воспоминаниями, я не представляю.

Вот только если прорицательница ошиблась и все, что мы делаем, не решит моей проблемы, язык кратоса в моей заднице станет последним, что действительно будет меня волновать. Это обнадеживает.

Наверное, худшим в моем положении является то, что этот процесс неожиданно… Приятен. Хотя я и без того ловлю волны эйфории лишь оттого, что боль почти покинула мое тело. Никакой другой стимуляции мне и не надо! Вполне достаточно и этого! Но Джаэр уже не остановится…

Вздыхаю с облегчением, когда он, наконец, заканчивает. Может, и этого хватит для того, чтобы таящаяся во мне сила поняла, что тело мое принадлежит далеко не ребенку? Пока все изменения, которые я ощущаю, заслуга исключительно Джаэра. Ни тебе скрежета распахивающихся дверей, что упоминала прорицательница, ни жуткой необузданной силы.

Слышу лязг расстёгивающегося ремня и невольно шумно выдыхаю. Вот тебе и долгожданные пять минут, Ксэт. Получи и распишись.

Джаэр не без моих сопротивлений, но все же переворачивает меня с живота обратно на спину. Подушка, которой я с таким старанием пытался себя придушить, падает на пол. Я пробую дотянуться до нее, но кратос ловит меня за руки, заставляет прижаться лопатками к кровати, и нависает надо мной сверху. При этом задницей я с удивлением ощущаю всю упирающуюся в меня силу его возбуждения.

— Посмотри на меня, — просит он, фиксируя мой подбородок. Но мой взгляд блуждает по комнате, готовый задержаться на чем угодно, только не на его лице.

— Ну же, — настаивает Джаэр. Я с усилием заставляю себя взглянуть на него, и сердце мое, гоняющее черную кровь по телу чисто для галочки, начинает биться сильнее. Золотистые глаза Джаэра светятся в темноте. Если раньше это казалось игрой света, то теперь я понимаю, что они именно светятся. То же и с золотистыми шрамами, выразительно выделяющимися на коричневой коже. Я не сразу соображаю, что сияние это потустороннее. Такое же, какое исходит от духов. Выходит, прямо сейчас сквозь телесную оболочку я вижу взбудораженную душу Джаэра. До того я видел души живых людей лишь на поле боя. То были солдаты, опьянённые битвой и получавшие от нее какое-то ненормальное, животное удовольствие. Джаэр, судя по всему, тоже сейчас весьма увлечен процессом.

— Что-то не так? — интересуется кратос, пытаясь интерпретировать значение застывшего на нем взгляда.

— Я вижу твою душу, — отвечаю я, не подумав. И тут же жалею. Сейчас наверняка начнутся расспросы по поводу того, что я имею в виду, и вся построенная Джаэром атмосфера сгинет, будто ее и не было.

Но мои страхи оказываются безосновательными.

— Хорошо, — кивает Джаэр и неожиданно толкается в меня. — Надеюсь, и я твою увижу.

Будь я в другом положении, и принялся бы объяснять, что это просто невозможно. Но мне сейчас явно не до разъяснений недоступности другим способностей нэкрэсов. Все мое внимание сконцентрировано ниже пояса. Кратос входит в меня с явным усилием. Но безболезненно благодаря его крови. Я судорожно выдыхаю, ощущая доселе неведомое мне давление. Чего-чего, а такого я ещё никогда не испытывал. Не могу понять, приятно это или нет, но то, что ново и непонятно — однозначно.

Кратос толкается в меня сильнее прежнего, и по моему телу словно пробегает молния. Вспыхнув в животе, колкими разрядами распространяется во все стороны, притягивая за собой невероятный жар. При этом с губ кратоса срывается тихий стон и он медленно опускается на меня и упирается лбом в мои ключицы.

— Что-то не так? — спрашиваю я с тревогой.

— Все так, — голос Джаэра дрожит. Дыхание тяжёлое. — Просто мне надо немного успокоиться. Не хочу закончить раньше тебя.

— О-о, — протягиваю я, еле сдерживая улыбку. — А говорил, что пяти минут мало.

Джаэр в ответ приподнимается на руках и кидает на меня испепеляющий взгляд.

— Да я же не против, — тут же пытаюсь я его заверить, но эта фраза, кажется, и вовсе выводит его из себя. В ответ он мне ничего не говорит, но судя по взгляду, теперь я действительно раньше утра из этой комнаты не выберусь. Вот уж что-что, а могилы я себе копаю профессионально.

Джаэр хватает меня под сгибами колен и приподнимает мои ноги. Пальцы его при этом сжимают упомянутые ранее раны. Кратос бросает на меня очередной хмурый взгляд, дескать: «Какого черта ты мне о них не сказал», а затем проделывает с ними то же, что и с предыдущими. С одной лишь разницей. Все это время он остаётся во мне. И каждое его движение, каждое незначительное изменение положения тела я чувствую и весьма ярко.

Зудящие ощущения ниже пояса нарастают. Это приятно в той же степени, в какой и мучительно. Без возможности интерпретировать свои ощущения, я тем не менее понимаю четко и ясно, что желаю большего. Хочу ощутить давление. Силу. Прикосновение пальцев. Но Джаэр, будто мстя мне, занимается моими ранами, а мне ничего не остается кроме как терпеть разгорающееся внутри пламя. А я-то наивно полагал, что нестерпимой бывает только боль.

Мне бы побольше решимости, чтобы попросить кратоса исполнить желаемое. Но слова как назло застревают в глотке, и мне только и остаётся, что в нетерпении ёрзать на кровати, надеясь, что Джаэр рано или поздно прервет мои новоявленные муки. Но он нарочито медлит, а я быстро теряю терпение. Потому приподнимаюсь на локтях, протягиваю к Джаэру здоровую руку, бесцеремонно хватаю его за густые черные волосы и привлекаю к себе для поцелуя. Пытаюсь продемонстрировать ту небольшую толику опыта, которую успел почерпнуть из его действий. Кратос с готовностью отвечает на мой поцелуй, но лишь отстранившись, тихо шепчет:

— Кажется, ты собирался просто лежать, — напоминает он с ухмылкой.

— Да, а ты, кажется, собирался трахать меня, а не изводить бездействием, — бросаю я раздраженно. Крестообразные зрачки Джаэра раскрываются в черные четырехлистные клеверы. У агафэсов есть поверье: если найдешь четырехлистный клевер — это к смерти. Я, к своей необыкновенной удаче, нахожу сразу два.

Оказываюсь пригвожденным к кровати тяжелой рукой кратоса. Он лишь слегка давит мне на грудь, но и этого достаточно для того, чтобы мне было тяжело даже просто дышать. Вот в толчок он вкладывает куда больше силы. Очередная шаровая молния прокатывается по телу, заставляя меня захлебнуться эмоциями. Вместе с ней по взвинченному духу моему пробегает уже знакомая рябь. Я жмурюсь, как обычно не к месту размышляя о том, не отвалится ли от меня какая-нибудь конечность. Но и эти дурные мысли вскоре бледнеют на фоне нарастающих ощущений. Джаэр толкается в меня в очередной раз, а затем переводит руку, что давила мне на грудь, на живот. До ушей моих доносится треск. Молнии, настоящие, розовые и черные, вырываясь из живота в месте, где к нему прикасается кратос, начинают блуждать по моему обнаженному телу. Они жалят подобно острым иглам. Бегут по рукам к шее и исчезают у меня в волосах.

Джаэр начинает двигаться резче. Дыхание его тяжелеет. На лбу проступают капельки пота. А черные клевера устремлены прямо на меня. Наблюдают за мной, будто бы Джаэр и вправду поставил перед собой цель разглядеть мой дух. Под их надзором я ощущаю себя неожиданно уязвимым. Безвольной плотью, готовой беспрекословно подчиняться каждому правилу, которое может сорваться с тонких коричневых губ. Молний становится больше. Не знаю, видит ли их Джаэр, но когда одна из них жалит его руку на моем животе, давление увеличивается. И я вижу, как рука золотистого духа отделяется от плоти и проникает в меня под кожу. Касается духа моего, превращая невинную рябь в настоящий шторм. И с моих губ срывается протяжный стон невероятного наслаждения.

Захмелевший разум тонет в кипучих эмоциях. Усталое, но распаленное тело растворяется в горячем вожделении.

— Сильнее, — слышу я свой осипший от стонов голос, и Джаэр беспрекословно исполняет мою просьбу, увеличивая уровень прилагаемой силы. — Еще, — прошу я. — Еще сильнее.

— Я боюсь… что-нибудь тебе сломать, — сбивчиво выдыхает Джаэр, целуя мой подбородок.

— Любая моя кость сразу срастется, — заверяю я его дрожащим голосом. — Поэтому плевать. Я хочу сильнее, — требую я, прижимая Джаэра к себе и скрещивая ноги у него за спиной. И во всей красе ощущаю исполнение моей просьбы. Кратос вбивается в мое тело с такой силой, что от спинки кровати по стене начинают расползаться толстые трещины. С потолка сыпется труха. То и дело слышу хруст костей и ощущаю отдаленные болевые вспышки, обозначающие быстро срастающиеся переломы. Бедро. Ребра. Плечо. Все это кажется таким далеким и не имеющим значения. Ничто перед единением не тел, но духов, вошедших в идеальный резонанс. Впиваюсь острыми ногтями в спину кратоса. Оставляю на коричневой коже золотистые борозды неудержимой страсти. И громкими бесстыдными стонами откликаюсь на каждое движение Джаэра, провоцируя продолжать в том же духе. Что угодно, только не останавливайся.

И, боги меня дери, то, что я испытываю, в тысячу раз лучше, чем стрела в лоб. Не идёт ни в какое сравнение с подвешиванием себя на дубу. И даже любимое утопление в горячем озере рядом не стоит с тем, что происходит прямо сейчас. Я был уверен, что ничто и никогда не сравнится со смертью. Но я ошибался.

Джаэр кое-как выбирается из моих объятий, усаживается на кровати, переворачивает меня на бок и вновь проникает в меня. Я невольно изгибаюсь и рефлекторно тянусь к своему стояку. Мне кажется, что если я сейчас не достигну завершения, то у меня помутится рассудок. Но Джаэр ловит мои руки, не давая сделать задуманного. Целует мои пальцы, не сбавляя темпа. Я пытаюсь вырваться из его сильной хватки, но он, вместо того, чтобы отпустить, тянет меня за руку, разворачивает меня к себе спиной и усаживает на себя.

— Куда ты спешишь? — спрашивает он, смахивая со лба испарину. Обрамляющая клеверообразные зрачки радужка его глаз становится настолько яркой, что кажется, словно она и правда вылита из расплавленного золота.

— Я больше… больше не могу, — сбивчиво признаюсь я, дрожа всем телом. Пока я в таком положении, Джаэр двигаться не может. Ему неудобно. Потому я сам начинаю приподниматься на коленях, не давая процессу прерываться. Выходит плохо. Не хватает сил. Мне тоже неудобно. Не понимаю, почему кратос выбрал эту позу, пока он резко не разворачивает меня всем телом к противоположной стене. К той, на которой висит зеркало в пол. Я не сразу узнаю в отражении себя. Никогда еще не видел на своем лице подобного распутства. Джаэр удерживает меня одной рукой за живот, а второй за подбородок. Не дает отвернуться от представшего перед глазом зрелища. Ведь передо мной красуется не только мое лицо. Я весь. Обнажённый и скованный объятьями кратоса. Выставлен перед собой напоказ со всеми своими изъянами и нахальной бесстыжестью. Я жмурюсь и тут же слышу:

— Четвертое правило: не закрывай глаза. Смотри.

— Зачем? — спрашиваю я, тем не менее открывая глаз и вновь лицезрея невероятно откровенную картину.

— Хочу, чтобы ты увидел себя таким, каким все это время видел тебя я, — слышится тихий ответ. Мой мутный взгляд невольно падает на низ живота, в то место, где мы с Джаэром оказываемся неразделимы друг от друга. Черные молнии блуждают по моим и его бедрам. Дух мой пульсирует в теле подобно еще одному сердцу. А затем я перевожу взгляд на отражение Джаэра и сталкиваюсь с его взглядом. Он тоже все это время любуется мной. И взгляд, что устремлен на меня, едва ли походит на человеческий. Куда вероятнее он бы принадлежал дикому зверю, которых я за свою жизнь повидал немало. Взгляд неконтролируемого животного, вышедшего на охоту и готового вгрызться тебе в глотку, только окажись на его территории.

Будто в подтверждение, Джаэр впивается в мою шею, и я чувствую ощутимый укус. Глаз он при этом не закрывает и не отводит от зеркала, потому мы оба наблюдаем за тем, как от шеи по моей левой ключице бежит тонкая черная струйка крови. Я судорожно выдыхаю, а Джаэр укладывает ладони на мои бедра и помогает мне насаживаться на него быстрее и глубже. И все это представлено моему обозрению.

«Боги, — проносится у меня в голове сквозь туманную отрешённость от окружающего мира. — Даже если это не окажется панацеей от моей «болезни», это стоило испытать!»

Никакая это не близость ради выживания. Ни для меня, ни для Джаэра. Для нас обоих это нечто намного более важное. Попытка познать друг друга. Понять и принять такими, какие мы есть. Сфокусироваться друг на друге, абстрагировавшись от внешних раздражителей. Возможность почувствовать, проникнуться, выдохнуть. Овладеть. И подчиниться.

Рука Джаэра с моего живота опускается ниже. Касается моего стояка, и я, резко остановившись, сгибаюсь пополам, ошарашенный новой волной ощущений. Цепляюсь за руку кратоса и оставляю на ней царапины. Золотистые капли крови падают на смятые простыни, но Джаэр не говорит и слова против. Лишь помогает мне держать ритм, при этом рукой задавая иной, идущий в разрез с первым такт. Эти ощущения обволакивают меня. Не дают мыслить трезво. И в момент пика я лишь откидываюсь на Джаэра, отдаваясь ему без остатка. Я настолько одурманен ощущениями, что меня не смущают даже черные капли, теперь мерно стекающие по зеркальной глади вниз. Но даже после этого Джаэр не останавливается. Он резко опрокидывает меня на кровать, вжимая меня лицом в постель, и, приняв более удобную позу для утех, отрывается на мне по полной программе. Вспышка эйфории, казавшаяся окончанием, благодаря Джаэру не заканчивается. Разрастается. Становится оглушительной. Глубже. Жарче. И я кричу в голос от изнеможения, впитывая в себя эти ощущения. Принимая Джаэра с его необузданной, ломающей кости силой.

Я нахожусь будто в дурмане или под какими-нибудь наркотическими травами. Все мои мысли вьются исключительно вокруг Джаэра и его действий. Все желания сводятся к его прикосновениям. Все движения направлены одновременно и на то, чтобы завершить происходящее, и на то, чтобы продлить их.

Джаэр собирает мои волосы в кулак и резко тянет меня к себе, заставляя встать на колени. Вбивается в мое тело, терзая тягучей истомой. Мои ощущения кажутся мне непередаваемыми, но Джаэру их будто бы мало. Словно он поставил перед собой цель заставить меня прочувствовать много больше, чем я уже успел испытать. Стоны в голос больше меня не смущают. Попеременные глубокие поцелуи не сковывают, а дразнят и распаляют. А сжимающие горло тиски исчезают, и я, будучи в оргазмическом беспамятстве, выдыхаю тихое:

— Я люблю тебя.

Возможно, утром я об этом пожалею, но прямо сейчас меня не волнуют последствия. Я отдаюсь чувствам, что, подстегнутые яркими физическими ощущениями, рвутся наружу, требуя быть оглашенными вслух. Я люблю тебя. И почему я все это время сторонился признаться в этом даже себе?

— Я тоже… паэста тоэл мэцот, — слышу я неожиданный шепот, — в смысле… принадлежу… только тебе, — выговаривает Джаэр, сам явно находясь в похожем на мое состоянии. Но эти слова частично сбивают с меня дурман от получаемых ощущений.

— А? — не спрашивайте, почему даже после всего, что произошло и происходит, я все равно нахожу в себе силы удивляться. С чего бы кому-то отвечать мне взаимностью? За что? Наверное, рассудок Джаэра помутился. Возможно, он помутился и у меня.

Кратос разворачивает меня лицом к себе и укладывает меня на спину. Одна его рука покоится на моем стояке, а второй он сжимает мою шею. Сжимает сильно. И из-за этого ощущения ниже живота кажутся мне еще острее. Я не сопротивляюсь, не пытаюсь убрать руку кратоса со своей шеи или остановить его. Лишь ловлю воздух пересохшими губами, дожидаясь очередного взрыва ощущений. И он не заставляет меня ждать, накрывая меня уже через мгновение. Все тело сковывает уже знакомое напряжение. Я сжимаюсь так сильно, что Джаэр вздрагивает и издает тихий стон сквозь плотно стиснутые зубы. Дыхание его настолько тяжелое, будто он только что пережил спарринг с искусным противником. В некотором роде так и есть. Но рука его все еще покоится на моей шее. Мой эмоциональный взрыв не угасает. Мощная волна прокатывается по всему телу, снося до фундамента построенные кирпичик за кирпичиком городища накопленного напряжения. Сметает все подчистую, даря каждой отдельной части тела ни с чем не сравнимую сладость.

Чуть отдышавшись, Джаэр вновь начинает двигаться. Не убирая руки с моей шеи. Без устали познавая мое тело. Заставляя меня захлебываться в ощущениях, вновь и вновь срываться на хриплые стоны, извиваться на постели и содрогаться от обжигающего плоть блаженства. И когда пальцы Джаэра сжимают мою шею сильнее прежнего, в окно его уже бьют оранжевые лучи восхода.

«Нда, за пять минут не вышло» — последнее, о чем я думаю, прежде чем от давления на шею у меня мутнеет в глазах, и я благодарно отключаюсь.