Протоптанная тропа вдоль береговой линии озера скрыта высокой стеной увядшей сухой травы и широко разросшимся ивняком. Земля вокруг лежит неровными грязными комьями из-за недавнего прилива, и от воды неприятно веет болотной тиной. Хотя бы не химикатами. Вряд ли незначительное естественное очищение озера Уиллоу годится, чтобы включить это в список сомнительных достижений «Щелчка» и ужасающей «пятилетки», но, кто знает, как скоро подобное придёт в голову гринписовцам и эколятам… Впрочем, воздух в Нью-Йорке и правда кажется чище в сравнении с воспоминаниями.
Что скажете об этом,
Мистер Старк?
Опустившись на землю, подмяв под себя сухую траву подобно настилу, Питер складывает ноги в позе по-турецки и смотрит сквозь частый сухостой на водную гладь, пытаясь выудить из недр рюкзака початую пачку сигарет. Вопреки отчётливо различимому шуму со стороны большой центральной дороги кажется, что этот кусочек природы хотя бы немного отчуждён от привычной жизни Куинса и Форест Хиллс. От людей. От вездесущего укоризненного взгляда, неотрывно сверлящего чуть сгорбленную под тяжестью рюкзака спину.
Они называют Вас
«Величайший герой всего мира»,
мистер Старк.
О, я знаю, что вы просто в восторге.
Всего лишь сигареты.
Вы бы даже не узнали,
если бы я не сказал.
Не нужно на меня так смотреть.
Не успевает Пит перехватить поудобнее зажигалку, как иллюзорную тишину разрывает трель телефонного звонка. Рингтон обрезан на скорую руку, а потому неожиданно громко вопит «she digs rock’n’roll, she likes rock’n’roll», хотя, вряд ли это близко к правде.
А Вам нравится эта песня?
— Мэй? — Питер задумчиво вертит в пальцах сигарету и с едва слышным вздохом убирает её обратно в пачку.
— Куда ты подевался? Понимаю, что все эти громкие сборища мало интересны, но уж из уважения к моим стараниям мог бы и объявиться. Хотя бы на пару минут. Неужели что-то случилось?
— Прости, — он набирает полные лёгкие воздуха, но понимает, что остальные нужные и правильные слова застревают в горле, превращаясь лишь в тихий сиплый выдох.
Кажется,
я снова подвёл всех,
мистер Старк.
Не представляю,
как Вы всё это выносили.
Почти каждый день.
Невероятно.
— И это всё, что ты скажешь?.. Почти месяц, Питер, а ты…
— Мэй, — парень перебивает и громко вздыхает, нервным жестом трёт лицо. — Месяц. Всего лишь.
Станет ли лучше
хотя бы через год,
мистер Старк?
Морган пойдёт в школу и…
Определённо нет.
— Понимаю, милый, тебе нужно время. Как и всем нам. Но ты тоже должен прилагать усилия, иначе и бесконечности будет мало, — Пит дёргается от этих слов, как от удара, почти роняя телефон. — Понимаешь? Хотя бы пытаться.
— Знаю. Я пытаюсь. Извини. Позвоню тебе позже.
— Обещали похолодание, пожалуйста, будь…
Он заканчивает звонок и одновременно с этим кладёт голову на сложенные руки, пытаясь отдышаться. Есть же прекрасное слово — «вечность», — не обладающее таким количеством ужасных ассоциаций, но мир как будто нарочно подбирает самые шероховатые, самые угловатые, самые острые образы, не замечая, как сильно может из-за них болеть что-то ещё живое глубоко внутри. Кто тут ещё не прилагает усилий!
На адаптацию к новому миру, к таким знакомым, но ушедшим на пять ужасных лет вперед людям, действительно требуется время. Но есть вещи, которые воспринимаются с каждым днём всё мучительнее. Мысли, что не уходят, с каждой минутой всё сильнее горчат на языке, невысказанные, уже навсегда не актуальные. Они окружают в равной степени как утешительный океан тёплых и ярких воспоминаний, придающий грубому камню осмысленную форму, и как рой обезумевших агрессивных ос, вонзающих ядовитые жала в самые уязвимые места. Питер чувствует их шевеление в воздухе вокруг, на коже, под кожей, не предпринимая ни одной жалкой попытки отогнать всё это прочь. Невозможно выбросить то, чем насквозь пропитан.
Что же тогда останется,
мистер Старк?
В чём тогда смысл
всего этого?
Паучье чутьё даёт знать о чужом приближении раньше, чем заметно шевеление, сопровождаемое шорохами, по левую руку. Пит поднимает взгляд. Глаза его горят, словно под веки насыпали песка, но остаются сухими. Почти похоже на разочарование, что все эти прекрасные люди, все эти демоны во плоти, не способны оставить его одного хотя бы на час. Совсем не похоже на привычную тянущую боль. В нескольких шагах появляется Нед, и в руках держит… Пиво.
— Привет? — несмело окликает он, небрежно помахивая бутылками в воздухе.
Чуть сдвинувшись в сторону с насиженного места, освобождая пространство товарищу, Пит кивает и протягивает раскрытую ладонь, чтобы получить свою порцию. Заходящее солнце отражается в стекле, отбрасывает блики, и это выглядит почти красиво, хотя, обычное, не самое качественное, не самое дорогое и не то чтобы очень холодное пиво. Да и не берёт алкоголь Человека-Паука. А всё равно приятно. Всяко лучше вечных отсылок к необходимой ответственности.
Опять отругаете,
мистер Старк?
Не стоит обращать внимание
на такие мелочи.
— Только не спрашивай, как я узнал, что ты тут, — отмахивается Лидс, стоит Питеру открыть рот. — Не умею врать.
— Не собирался. Как ты умудрился купить это? — он открывает крышки с помощью зажигалки и кладёт оба «трофея» в карман. — И почему.
— Чем-то недоволен? Тогда отдай назад.
— Обойдёшься.
Обменявшись тусклыми, быстро гаснущими улыбками, они молча пьют, наблюдая, как солнце спускается всё ниже, стремясь коснуться водной глади. Пена поднимается к горлышку и пузырится. А Мэй была права — действительно, погода портится, приводит с собой неприятный северо-восточный ветер, пустивший по озеру рябь, и Питер достаёт из рюкзака свёрнутую толстовку, чтобы, не глядя, набросить Неду на плечи.
— Меня жир греет, — отшучивается Лидс. — Не парься.
— А меня — костюм, — Пит оттягивает застёгнутый наглухо ворот, чтобы продемонстрировать скрытый под цивильной одеждой образ Паука.
Лучший подарок,
мистер Старк.
Это довольно по-детски,
но я просто не могу
расстаться с ним
ни на минуту,
понимаете?
— И оба мы, даже со всем этим, не настолько толстокожие, как хотелось бы, а? — произносит Нед, как будто бы обращаясь к тропе, берегу, сухим травам, а не к Питеру. — Всё это довольно сложно. Даже для героев.
— За героев, — отвечает Паркер, прежде чем всё-таки закурить.
За Вас,
мистер Старк.
***
По большей части, сны всегда о Титане, не о Земле, и если бы Пит знал, кого благодарить за это (демиурга? Морфея? Может, Алую Ведьму?), обязательно бы сказал спасибо. Пыльное, неестественно оранжевое чужое небо напоминает прекрасные земные закаты. Зацикленная болезненная смерть, когда ощущаешь каждую клеточку тела, постепенно рассыпающегося в прах, стоит того, чтобы снова и снова ощущать крепкие объятия. Всё, что угодно, лучше, чем напоминать себе, какова непомерно высокая цена победы. Каков мир, когда всё закончилось.
Иногда Питер ночует у Мэй. Тётушка всегда готова приютить, потому что, даже пытаясь строить свою жизнь после первого «щелчка», ни на минуту, по её словам, не забывала о племяннике, продолжая надеяться на его возвращение. Но спальня, кровать, дом — всё изменилось, и это уже не его обитель, а потому и сны беспокойные, мутные. Самое неприятное в этом — навязчивая попытка участия. Разве можно обвинить Мэй в том, что она попросту не понимает, что происходит?
Миру нет никакого дела.
Но мой мир — он другой,
понимаете?
Всё сходится в одной точке,
и если её убрать —
каркас системы рушится,
структура теряет смысл
и всё рассыпается.
Куда бы я ни посмотрел,
чего бы ни коснулся.
Чаще Пит проводит ночи в городе, перемещаясь по крышам небоскрёбов до самого утра, и засыпает на рассвете на одной из них, зацепившись особо прочной и долговечной паутиной за шпиль или край карниза. Особо облюбованы те места, откуда видна, но издалека, Башня. Если не вглядываться в пустые панорамные окна, можно представить, совсем ненадолго, будто бы всё по-прежнему. Будто бы не зияет внутри пустота, отражаясь в чёрных стеклянных провалах-глазницах абсурдно живой компании.
Жаль,
что у вас снова нет времени
на меня,
мистер Старк.
Но я подожду.
Я умею ждать.
В редких случаях, когда бессонница совсем сводит с ума, когда от недосыпа Питер сам для себя представляет опасность, он ночует в гамаке-коконе на пожарной лестнице под окнами Неда, накрывшись брезентовым тентом. Вслушиваясь в ровное дыхание и тихий мерный храп друга, тоже можно позволить себе подумать, что они где-то не здесь. В другой, тихой и мирной вселенной, где главная проблема — это неожиданный тест по испанскому, и ничего кроме.
Мир, в котором
Тони Старк
никогда не был знаком
с мальчишкой из Квинса,
Питером Паркером.
Представляете себе такой?
Просто ужасно.
Но утро всегда наступает, приводит с собой новый день. Стрелки часов движутся неумолимо, даже если многие хотят вцепиться в них руками, ногами и заставить замереть, умоляя о передышке. Утро всегда приносит с собой необходимость быть.
— Кофе? — громко спрашивает Нед, уже протягивая кружку за оконную раму.
— Я твой должник, — сипло шепчет Питер и жадно припадает к краю, делая несколько обжигающих глотков.
— До старости расплачиваться будешь, чувак. Может, успеешь. Душ хочешь принять, нет?
На самом деле, за Паркером числится не только место в команде Мстителей (если связаться с Ником Фьюри, а не сбрасывать его звонки) и всегда замороженная вакансия в компании Старка (если, всё-таки, поговорить с Пеппер Поттс, которая уже неделю пытается до него достучаться), но также вполне себе неплохой счёт в банке. Он может расплатиться почти за что угодно, если сумму назовут в долларах. Но позаимствовать хотя бы один цент… означает смириться. Принять, отпустить и двигаться дальше, а это, пока что, слишком болезненно, чтобы допустить такую роскошь. То, что необходимо, за деньги не купить, так что, в сущности, всё это бесполезная шелуха.
Ещё не прошло и сорока дней.
А что до утреннего душа… Как-нибудь в другой раз. Позже. Может быть. Кого вообще это волнует, когда на тебе настолько усовершенствованный костюм, что его можно не снимать, пожалуй, что никогда? Супергерои разве не должны пахнуть потом, металлом и болью?
Машинным маслом.
Одеколоном.
Гарью.
— Документы не забудь поменять, к слову. Новая поправка вышла — штраф не тухлый. Никакого тебе больше пива и сигарет, — хмыкает Нед, высунувшись по пояс в окно.
— И что, пишут «минус пять»?
— Не. Дату. Полностью, прикинь? Отдельную графу вводят. Либо прочерк, для них, либо 29 марта 2018 года, для нас. Не проще было просто крестик влепить, скажи?
— Им уже двадцать два… — задумчиво тянет Питер, вспоминая так резко и неожиданно повзрослевших «в момент» одноклассников. — А нам всё также и семнадцати нет. Такое чувство, словно никогда и не исполнится уже, — он мотает головой и отставляет кружку на подоконник внутри комнаты. — Пойду проветрюсь.
— Я всегда тебе рад, друг. Ты же знаешь? В любое время.
— Спасибо. И за кофе тоже. Мишель привет, если увидишь.
Улицы полны людей. Гудящие в пробках автомобили, спешащие велосипедисты, снующие туда-сюда яркие пятна курьеров из служб доставки с запоминающимися логотипами… После трёх часов поверхностного сна никакой кофе не поможет сконцентрироваться, и только благодаря такой родной Карен Питер не сшибает все рекламные щиты, столбы и натянутые в проулках бедных кварталов бельевые верёвки.
Многие из тех, кто знает Питера Паркера, включая Неда, провожают его фигуру грустным напряжённым взглядом. Стараются быть внимательными и осторожными при встрече, когда помнят, когда способны уловить малейшие изменения в поведении (как будто бы их это всерьез волнует; телефонные разговоры вполне демонстрируют, что не очень). Умереть — это, знаете ли, «говно вопрос». Но умирать не хочет ни одна из версий Питера Паркера, поэтому он продолжает, например, уворачиваться от пуль. Жить, на деле, тоже хочется.
Видите?
Я предельно осторожен,
мистер Старк. Со мной
больше
ничего
не случится.
Я вас не разочарую.
Проблема в другом. Питер абсолютно не знает, как жить дальше.
Нет, зачем, почему — это вопросы решенные. Мишель, Нед, тётя Мэй… Люди, которые нуждаются в помощи Человека Паука и будут нуждаться в ней завтра. Со стратегией и формулировкой задач для достижения целей у Паркера тоже никогда не возникало проблем. Но…
Попытки «выбросить ненужное» из головы ни разу не увенчались успехом — ему самому от этого ужасно смешно. Только ленивая уличная собака, греющаяся при входе в дешёвую забегаловку, не напоминает о самом болезненном. Чем больше Пит старается не думать, тем глубже въедаются образы. Абсурдно глупо, потому что всё вокруг сводится к одному и тому же — к потерявшейся в пространстве точке, грохоту осыпающихся бетонных конструкций, к навалившейся на тело невообразимой тяжести, к пыли.
Каждый раз Питер возвращается к мысли о том, что именно, кто именно заставлял его действовать на пределе возможностей, преодолевая любые трудности, мир вокруг обретает смысл и пылает яркими красками. Понятие «силы» напрямую ассоциируется с голубым свечением реактора, значение характеристики «интеллект» — с внимательным, острым взглядом карих глаз, едва различимых сквозь тёмное солнезащитное покрытие очков. Прикосновение тяжелой горячей ладони к плечу — лучшая поддержка из возможных.
Помнить о том, как обстоят дела на самом деле, слишком больно. «Никогда» — самое жуткое слово. Вспоминая, как однажды погас искусственный голубоватый свет, Питер забывает, как дышать, словно захлёбывается все ещё недостаточно чистыми водами озера Уиллоу, погружаясь в глубокий слой мутного ила. Этого просто не может быть, потому что иначе он утонет, запутавшись, погрузившись слишком глубоко в холодное обволакивающее отчаяние.
Единственный способ всплыть на поверхность — представить, что всё по-прежнему. Чем живее фантазия о крепких руках титановой брони, тем ровнее бьётся сердце. Подумаешь, о нём просто снова забыли. Это не надолго. Ему не привыкать.
Вы же обязательно вернётесь,
Мистер Старк?
Тони.
Пожалуйста.