Ангела стояла у операционного стола десять…двенадцать…дцать? часов. Она с самого начала отучилась смотреть на время - что толку - тем, кого укладывают на стальную столешницу, точно не до минут.
Ангелу трясут за плечо, говорят: ее ждут в командном пункте. Ангела кивает на очередного солдата: у него мясо вместо половины спины, и если она сейчас уйдет, то и он тоже. Ей говорят: пусть. Вы не единственный врач. Ей говорят:
Циглер, вы спасаете каждого, кого приносят в эти палаты. Ей говорят: но, Циглер, вам правда нужно поторопиться, если вы действительно хотите помочь им всем. Быстрее уйдете – быстрее вернетесь.
Ангела Циглер смотрит на парня, на его кровь и думает, что все спасенные жизни ничего не стоят, если ее просто так выдергивают из лазарета в самый разгар боя. Пока она будет в другом конце лагеря, многие ее не дождутся. Один ли или десятеро - она, сирота, со смертью мириться так и не научилась. Но «Циглер, немедленно к командующему. Тебя ждут».
Злятся на нее, окликивают. Она подзывает медсестру, говорит делать все, чтобы этот не умер ближайшие десять минут. Затем смотрит на себя. Сплошные пятна, пропитала ее форму, такую пронзительную синюю форму, до изнанки. Ангела Циглер трет подолы на ходу, только бы больше не видеть этот красный цвет. В мире так много хороших, живых вещей красного цвета – а она запомнит только кровь. Ангела Циглер врезается в кого-то на полном ходу, едва не падает. Ангелу кто-то подхватывает под плечи и крепко держит. Острые стриженные ногти, цепкие пальцы. Ангела поднимает взгляд.
Один глаз синий-синий («как моя чистая форма, ну вот, я теперь помню только войну про все цвета»), а второй – красный. И волосы тоже красные.
- Не знаю, кому пришло в голову просить одного врача ждать вдалеке, пока к нему придет другой врач, бросив своих раненных. Командир у вас бестолковый, - говорит на родном немецком. – Tabronorm. Мои дела могут подождать, - Мойра О`Доран смотрит на столешницы и столики с инструментами. – Они нас ждать не будут.
~
Мойра О`Доран оставляет Ангелу в холле неприметного здания, наполовину встроенного в скалы. Говорит: за ней сейчас придет Рейес. Или Моррисон. В общем, кто-то из них.
«Серьезным лицом они одинаковы».
Перед тем, как закрыть за собой тяжелую дверь бокового коридора (с бело-рыжей эмблемой), Мойра смотрит на Ангелу и говорит поторопиться в научное крыло как можно скорее, ведь «вам, доктор Циглер, нужно начинать осваиваться, а этот официоз вроде серьезных лиц и серьезных разговоров».
Гэбриэль Рейес и Джек Моррисон вдвоем расспрашивают Ангелу о том, где она спасала жизни, о том, что случилось с ее семьей и вдруг - о том, скольких она спасла в прошлой битве. Ангела отточенным рассказом закрывает два вопроса, на третьем запинается. В лазарете ей порой не хватало времени на то, чтобы моргнуть, а тут вопрос про счеты. Можешь ли ты быть хорошим врачом, если ты нашел время на чествование своих достоинств, когда вокруг умирают?
Гэбриэль хмыкает и хлопает ее по плечу: им очень давно не хватало штатного медика из такого крепкого теста. Моррисон рассказывает: они искали второго врача, и Ангел, - Ангела - исцеляющая одним прикосновением (как говорили те, кому повезло попасть именно в ее лазарет), была им нужна. Ангела Циглер в тот же день оказывается в научном крыле Overwatch. Она получает карты от своей комнаты, кабинетов, папку документов и, лично от Мойры, сдержанное поздравление вместе с комплектом совершенно белой формы, потому что О`Доран специально выцепила дня нее комплект, на котором из красного не будет ничего – ни красного креста, ни даже флага Швейцарии.
~
Мойра О`Доран работает с Ангелой Циглер уже год. Им больше не пришлось выходить на поле боя - по крайней мере, так знает Ангела. Моррисон и Гэбриэль попросили их сделать невозможное: сделать так, чтобыих бойцы перестали умирать.
Ангела и Мойра начали с кроликов.