Ло и Дофламинго целуются

Ло и Дофламинго целуются.

Если это можно назвать поцелуем – они кусают губы друг друга в неистовой ярости, по их подбородкам медленно стекают капли крови.

Между ними ненависть, она сжигает сердца – то, что осталось от них, – до тла. Страсть, бушующая и разрушительная. Агония на двоих.

Каждый поцелуй – безмолвный крик. Крики порождают симфонию их боли.

Ло и Дофламинго целуются.

Это война за первенство, в которой нет самой концепции честной борьбы. Они используют все возможные преимущества, чтобы превзойти друг друга.

Азарт опьяняет не хуже крепкого алкоголя, и в глазах пляшут яркие звёзды.

Нет ничего другого – только это сражение языков, губ, рук, тел – вот, чем заполнилась реальность.

В них упрямство – незыблемое и бескрайнее.

Ло и Дофламинго целуются.

В их помыслах неприкрытая похоть: губы врезаются друг друга, чтобы получить удовольствие, удовлетворить низменные потребности.

Эгоизм – то, что их объединяет. Каждый хочет, чтобы наслаждение просачивалось сквозь кожу и растекалась по телу. Что чувствует другой? Плевать.

Искаженное чувство, что могло бы назваться потребностью в любви, если в нём осталось бы что-то кроме всепоглощающей жадности, можно было слизнуть с распаренное кожи, как горький вязкий сироп.

Ло и Дофламинго целуются.

Так быстро, будто боятся быть застигнутыми за чем-то постыдным, неправильным. И эти поцелуи такие – их хочется прятать даже от самого себя.

Они противоестественны – их не должно существовать в природе! Слишком насыщенные чувствами, которые вытекают из разбитых сердец сквозь трещины.

Незнакомые новые чувства пугают. Поцелуи тоже.

Хорошо, что они слишком гордые, чтобы это признать. И продолжают.

Ло и Дофламинго целуются.

Долго, преступно долго – где-то среди сотен стран и среди сотен их глупых законов должен был существовать закон, запрещающий так долго целоваться. И это прекрасная мысль – продолжать целоваться, думая, что это преступление, ещё приятнее.

Они не могут по-другому: быстрее передать всё накопленное между ними невозможно.

Это тянется вечность, оттого движения медленные и неторопливые, и вместе с тем они смакуют каждый момент.

Поцелуй – не только тепло губ, даже не только переплетение языков. Это перепутанные мысли, крепкие объятия, головокружение и жёсткая шершавая стена, в которую больно упираются руки, колени, спина. Это таинство.

Это врата туда, куда они не смогут никогда попасть.

Ло и Дофламинго целуются.

Громко и тихо, нежно и грубо, быстро и долго, наедине и на виду – по-разному. Но много, очень много. Потому что любое количество – слишком мало.

Многое изменилось: смягчились голод и похоть, появилось некое извращённое подобие нежности, но жадность осталась прежней. Они жаждали друг друга и не могли насытиться. А смогут ли? А нужно ли?

Возможно, увлекателен сам процесс, а не конечная цель?

Ло и Дофламинго целуются.