— манджиро.
такемичи редко начинал разговор с имен; честно говоря, он вообще не предпочитает переходить на личности, держась на расстоянии ото всех, по привычке.
майки сидел на укрытом каким-то аляпистым пледом диване, сбросив шлепки на пол и поджав колени к подбородку, и выглядел подобранным котом, готовым то ли к прыжку, то ли к боданию головой в поисках ласки. на столе перед диваном стояла забитая окурками пепельница, валялись помятая пачка мевиуса и полупустая винд блю, и такемичи взял сигарету из синей пачки, подсунув голубую к майки.
закурил.
майки склонил голову, закрывшись волосами, защелкал зажигалкой и скоро начал дымить своей карамелью, откинувшись затылком на спину дивана. он не курил — раньше, по крайней мере, в другое время, — но такемичи всегда покупал ему эту пачку, памятуя о его любви к сладкому, и майки было сложно отказываться, закуривая очередную.
— что, такемучи?
четверть сигареты осела пеплом на стол, не успев стряхнуться на горку из окурков, и такемичи чуть раздраженно выдохнул: убирать-то ему. табак дерет горло, оставляет за собой слабую молочность каким-то тусклым воспоминанием, одним из сотен, которые такемичи предпочел бы забыть, а не находить к ним неочевидные ассоциации.
— ты не хотел когда-нибудь, — такемичи нервно затягивается, теребя пальцами фильтр и осыпая пеплом футболку, мысленно делает счет до пяти, и выдыхает сквозь дым, — просто уехать подальше отсюда?
такемичи, честное слово, уже не знал, который раз он прокручивал этот диалог у себя в голове; слова роились на ветвях домыслов и ожиданий, заставляли самого нервничать и пытаться удержать свою голову на месте, пальцем дергая очередную сигарету в пачке. майки же тряхнул светлой копной, откидывая пряди за уши, пустил бледный дым в потолок, устало моргнул.
— может быть.
это «может быть», произнесенное в глухой духоте небольшой квартирки такемичи, больше звучало, как отчаянное «да, блять, я так заебался» и сопровождается таким тусклым и тошным взглядом, что такемичи неловко дергает плечами.
он сел на подлокотник и взял зубами помятую сигарету, безнадежно защелкал зажигалкой — пустая, блять — и радраженно кинул ее на столешницу, опустив взгляд на упавший из-за этого с горки на пепельнице окурок. майки протянул ему закуренную винд блю, чуть не пихнув в зубы, и такемичи послушно захватил фильтр, случайно цапнув чужие пальцы.
карамель неприятно осела на языке
— ты бы хотел в европу, например? — такемичи не к месту вспомнил "поднебесье" и серьги изаны, которые когда-то клеймом остались на шее манджиро. он потер свою когда-то треснувшую скулу, которая теперь ноет на плохую погоду, путаясь с зубной болью. — я немного накопил и, может, смогу купить какой-нибудь подержанный пикап в германии и билеты туда-обратно, и паспорта, конечно, — такемичи нервничал и начинал заговариваться, тревожно ломая пальцы и сминая в руках фильтр, нервно вставляя смешки, — я же, ты же знаешь, манджиро, хорошо английский знаю, французский пытался учить и что-то помню из русского, мы можем побыть везде, вдвоем, телефоны может вообще забросим подальше, выключим их нахер, и…
манджиро резко потянулся к такемичи, прикуривая от его карамельной винд блю горький синий мевиус:
— почему нет, такемучи. — дым заставил такемичи прищурить глаза, и он невольно выдохнул носом, в котором теперь останется карамельный осадок. — было бы круто.
...и вот поэтому сейчас такемичи уверял в легальности своих водительских прав какого-то пожилого немца, продающего ему старый серебристый форд пикап две тысячи второго года.
говорить на английском было не сложнее, чем сдавать в универе устный экзамен, черт бы его подрал, но немец на отрез отказывался понимать такемичи, видимо считая, что тот все еще пихает ему «липовые» национальные права, на которых из английского-то только категории. такемичи же и не пытается уверить его в этом — он осваивается с новым телефоном и сим-картой и старается перевести на немецкий свою речь, которую старик не понимал из-за акцента.
майки же стоял поодаль, опершись на кузов пикапа, в непривычных светлых бермудах и темной майке, накинув сверху на плечи вязаный кардиган: похожий когда-то носила эма. он надвинул на глаза козырек кепки и с интересом разглядывал потрепанный, но аккуратный и чистый салон через опущенные окна, щурясь на палящем солнце и фыркая, когда волосы попадали в рот. у него, вроде, была еще категория «B», и такемичи надеялся, что если сделка состоится — деду явно нужно продать пикап, он и ломается скорее всего только для вида, чтобы цену набить — то за рулем будут они оба, попеременно, конечно.
такемичи смог сбросить цену до двух с половиной тысяч евро, настояв на том, что у машины слишком большой пробег для цены в три тысячи и больше, и немного ехидно обмахнулся своей пачкой документов и прав, веером сложенных в руке. вообще, это было немного незаконно — хотя, как сказать немного, очень даже много — и такемичи охватил азарт, который он не чувствовал еще со школы, когда еще толком не понимал, к чему все может привести. ему повезло, что документы на машину и европейскую визу — вполне достоверные, кстати, на таможне не повалят — ему сделали без разговоров, по знакомству, с одним условием: продать машину перед возвращением.
в одной из петель такемичи, вроде как, был маркетологом, поэтому сложной эта задача ему не показалась.
светло-серый салон поприветствовал такемичи с опаской: непривычный леворулевой автомобиль заставлял чувствовать себя не в своей тарелке, хоть такемичи и сдавал на национальные и международные права, где как раз использовались такие авто. он забросил рюкзак с одеждой и бесполезной вне японии раскладушкой на задние сидения, сумка же со всем остальным стояла в ногах майки, который все еще с каким-то детским интересом осматривает машину; такемичи даже не хотел его прерывать, впервые за долгое время сам увидев, как разгладился лоб манджиро, оставив только несколько морщинок-складок. такемичи достал из кармана повязанной на пояс джинсовки мебиус, закуривая прямо в салоне с распахнутой дверью, и смотрел на такого непривычного майки. но сидеть в машине под взглядом ее бывшего владельца ему не очень-то и нравилось, поэтому:
— майки? — манджиро еле заметно встрепенулся, чуть мотнув головой и как-то нервно поправив кепку: такемичи даже немного покраснел, впервые увидев у него такую реакцию. — можешь уже садиться, заедем в какую-нибудь забегаловку сейчас, если хочешь.
майки же словно проснулся только: он потянулся, прохрустев спиной и зевнул, забрасывая их вещи на все то же заднее сидение, а сам почти мгновенно оказываясь по правую руку от такемичи, уже доставая из своего рюкзака карамельный винд блю и прихваченные из японии сладости.
— не забудь, что нам нужен матрац походный: я не собираюсь спать на заднем сидении, такемучи. — и со смешком щелкнул того по носу, прикуривая от его сигареты.
такемичи тепло рассмеялся, разворачивая авто на выезд из города к ближайшей заправке.