Проснуться в незнакомой постели — дело само по себе не такое уж необычное. Необычно было не помнить ничего, что могло бы тебя в постель привести: ни пьянки, ни даже свидания. Гакт сунул руку под одеяло и убедился в своем подозрении: он был абсолютно голый. Рядом, однако, никого не было. Но и запах, стоявший в комнате, и ощущения в теле говорили о том, что он ночью занимался сексом. Оставался один вопрос — с кем? Гакт стал перебирать версии и вспоминать вчерашний день. Вариант вырисовывался один: это был разовый трах со случайным человеком, так как остальные варианты были или в отъезде, или не в настроении. События же не наводили на мысль о любовных приключениях. Гакт был дома, в студии, к вечеру выбрался поесть… Дальше он ничего не помнил. Смутно виднелась какая-то девушка, с которой он едва не столкнулся в дверях ресторана. Остальное — чернота.
Бросив попытки разобраться в прошлом, Гакт сосредоточился на настоящем. Он оглядел комнату. Светлые обои, бежевые занавески, какие-то шкафчики-комодики — все говорило о присутствии женской руки (или руки очень женственного парня). Небольшая комната напоминала картинку из журналов с интерьерами. Гакт встал и прошелся по комнате. Одежда обнаружилась на стуле — аккуратно сложенная, что никак не вязалось с бурным сексом. На столе стоял ноутбук, а рядом с ним — фотографии в рамках. Гакт взял одну из них, и его прошиб холодный пот. Это была самая обыкновенная свадебная фотография: невеста в белом платье счастливо улыбается, прижимаясь к новоиспеченному мужу. И все было бы хорошо, только вот в муже Гакт узнал себя. Вторая фотография, видимо, была сделана позже: он и незнакомая женщина вместе сидят за столом в кафе, пьют шампанское и выглядят до неприличия счастливыми.
— Какого хуя?! — не удержался от восклицания Гакт. — Фанатки ебанулись в край!
Гакт, все еще голый, замер посреди комнаты. Его охватила страшная мысль: «Меня похитили!» Кто и каким образом мог бы это сделать, он не знал. Скоро явилась другая мысль: это всего-навсего сон. Он ущипнул себя за руку, но комната не исчезла.
«Бежать!» — подумал он и кинулся к окну. Нет, невозможно. Тут этажей десять, не меньше.
— По крайней мере, я еще в Токио, — пробормотал Гакт, заметив вдали силуэт Токийской башни. — Позвонить! Надо кому-нибудь позвонить!
Он кинулся искать свой телефон, но его нигде не было. Тогда он схватил лежавший на том столе, где стоял ноутбук, Siemens. Позвонить, однако, не успел: дверь растворилась, и в комнату вошла женщина в белом полупрозрачном пеньюаре.
— Ты уже проснулся, дорогой? — мурлыкнула она. — Что ты хочешь на завтрак?
Гакт уставился на женщину. Она была высокая, всего на полголовы ниже его самого. Длинные и тонкие руки и ноги в сочетании длинными распущенными волосами делали ее визуально еще выше. Лицо у нее было хорошенькое: такие личики всегда замечаешь в толпе, но никогда не запоминаешь. Под полупрозрачной тканью пеньюара виднелись большие круглые груди с темными сосками. Опустив взгляд чуть ниже, Гакт заметил, что белья она не надела.
— Ничего, — пробормотал он. — Я не хочу есть.
— Хорошо, — улыбнулась она. — Кофе тебе сварить?
— Я… — Гакт осекся, вспомнив, что на нем-то нет и пеньюара. — Да. Кофе. Это замечательно. Кофе. Да.
Он сел на кровать и прикрылся одеялом.
Женщина проскользнула к нему, села рядом и положила руку ему на лоб.
— Как твоя голова, дорогой? — ласково спросила она. — Ты вчера так сильно ударился головой! Хорошо, что сегодня воскресенье. Ты сможешь отдохнуть дома.
Она порывисто обняла его и прижалась щекой к его щеке. Гакт осторожно высвободился.
— Я… Извини… те. Я тебя… вас не помню.
Гакт ожидал, что она рассердится. Он находился, судя по всему, в ее доме, и это именно она наверняка притащила его к себе — ками весть как. Судя по обращению «дорогой» и ее поведению, она считала, что они очень близки… Как-то он читал статью об эротоманах, и там говорилось, что возражать их фантазиям может быть опасно. Вопреки ожиданиям, женщина только шире улыбнулась, а голос ее сделался еще нежнее.
— Конечно, дорогой. Доктор предупреждал меня. Не бойся, любовь моя, ты все вспомнишь. А я тебе помогу. Я — Наоко, твоя жена.
— Кто-о-о-о? — Гакт не поверил своим ушам.
— Твоя жена, — невозмутимо повторила женщина. — Мы женаты уже двенадцать лет…
«Это когда же я успел-то?» — подумал Гакт.
— А какой сейчас год? — спросил он вслух.
— Две тысячи тринадцатый, дорогой.
— Значит, мы поженились в две тысячи первом?
— Именно! Вот видишь, ты уже начинаешь вспоминать. Пойдем завтракать, дорогой! Или можешь сперва принять душ, если хочешь.
Душ показался хорошей идеей, и Гакт кивнул. Женщина засуетилась. Явились чистое полотенце, халат и нижнее белье (трусы-боксеры). Жена торжественно проводила мужа в ванную комнату и пообещала, что по возвращении его будут ждать ее фирменные блинчики.
Оставшись в одиночестве, Гакт первым делом кинулся к зеркалу — посмотреть на себя. Его лицо и тело выглядели привычно, а вот волосы… Волосы имели природный черный цвет, а подстрижен он был так же, как и все или почти все офисные работники Японии.
В версию с похищением Гакт уже слабо верил. Та, что назвалась его женой, не производила впечатления маньячки, специализирующейся на похищении мужчин. То, с какой заботой и деловитостью она собирала его в душ, больше походило на семейный ритуал, чем на насилие. Свадебные фотографии, другая стрижка, искренняя забота жены — все заставляло задуматься: а вдруг это — реально?
Гакт оглядел ванную. Да, в этой вартире жили мужчина и женщина, определенно. Гакт вдруг усомнился в реальности той своей жизни.
Когда-то в юности он уже был женат. Брак тогда представлялся ему чем-то простым и легким. Как писал английский писатель с непроизносимой фамилией, «у них была ах-любовь». На поверку все оказалось не так радужно: не было денег, чувства ответственности, умения любить. Ах-любовь не спасла ни от неизбежно возникшей между ними отчужденности, ни от вторжения в их жизнь фанаток. Теперь же ему подкинули второй шанс. Или что-то вроде того.
Гакт сидел за столом, а около него хлопотала его вроде бы жена, и он никак не мог отделаться от мысли, что как-то так в юности и представлял семейную жизнь. Он пил кофе и ел блинчики, жена щебетала, охотно отвечая на его вопросы. Постепенно Гакт укрепился в мысли, что та его жизнь ему приснилась и по-настоящему его место здесь, в этой карамельно-плюшевой реальности. Он будто бы даже вспоминал что-то. Смутно виднелись в памяти кафе, где они с женой познакомились, их общие друзья, ее родители. Гакт вяз в медовом щебетании жены и верил ей с каждым глотком вкусного душистого кофе все больше. Одно обстоятельство искренне его огорчило, — это известие о том, что он был единственным ребенком в семье. Он, однако, быстро оправился от этого известия, сидя перед телевизором с женой в обнимку. В той жизни он избегал телевидения и даже передач со своим участием не смотрел, здесь же телевизор добавлял уюта и покоя.
Расслабленный, спокойный, он сидел и смотрел на экран, как вдруг из телевизора донеслась знакомая мелодия.
— Странно, что показывают такой старый клип, правда? — сонно протянула жена.
Гакт ничего не ответил. Он впился взглядом в экран и не верил глазам своим. Показывали Mizerable, но вместо себя Гакт увидел Кирюина Шо! «У сучонка получилось «стать Гактом», черт бы его побрал», — подумал Гакт.
— Кто это поет? — спросил Гакт осипшим голосом. Ответ он уже знал, но ему надо было это услышать. Внутренне он уже закипал. — Кто это такой?!
Жена взглянула на него с удивлением, но быстро сообразила, что он и этого не помнит, и ласково ответила:
— Это Кирюин. Его все знают! Ты не помнишь, дорогой, но мы однажды ходили на его концерт…
— Куда-а-а-а?!
— В Токио Доме. Я не помню, как назывался тур… Кажется, Diabolos… Что с тобой, дорогой?
Гакт вскочил и заходил по комнате. Нет, это было уже слишком! Жена, сестры нет и не было, блинчики на завтрак, телевизор — это все он готов стерпеть, но Кирюин, занявший его место!
— Это я выступал в Токио Доме! Это у меня был тур Diabolos! — крикнул Гакт, не помня себя от ярости. — И у меня была только одна жена! И мы в разводе! А ты на нее даже не похожа!
Лицо его текущей лучшей половины побелело. Она поднялась, подошла к нему и повисла у него на шее.
— О, дорогой! — чуть не плача говорила она. — О, мой бедный! Ты ничего не помнишь. — Она стала гладить его по лицу и волосам. — Но ничего, это пройдет. Все будет хорошо. Ну, успокойся, успокойся, дорогой!
Жена принялась целовать его. Гакту стало стыдно. Вряд ли она была виновата…
— Прости… — Он осекся, забыв ее имя. — Я… прости, я забыл…
— Томоко. Я Томоко, помнишь?
Она крепко поцеловала его в губы. Гакт машинально ответил на поцелуй. Рот у нее был горячий и влажный. Целовала она так, что у Гакта дух захватило. Не отойдя еще от увиденного по телевизору, он дрожал от злости и, не сдержавшись, так стиснул жену в объятиях, что она ойкнула. Оторвавшись от его губ, она довольно улыбнулась и потянула пояс его халата. Потом скинула свой пеньюар и предстала перед мужем в полной наготе. Груди ее набухли от возбуждения, и Гакт, поддавшись внезапно охватившему его желанию, припал к ним губами. Женщина жарко застонала и томным голосом предложила пройти в спальню. Гакту, однако, путь до соседней комнаты показался слишком долгим, и он увлек жену обратно на диван. Она не только не возражала, но и поощряла его, предлагая ему свое тело с полной покорностью и абсолютным бесстыдством. Все мысли потонули в жарком дыхании жены, обдававшем его член. Она взяла его в рот до самого основания и начала старательно сосать. Рвотный рефлекс, судя по всему, у нее отсутствовал. Это было так хорошо, что больше походило на эротическую фантазию, чем на выполнение супружеского долга.
Гакт зарылся пальцами в ее волосы. Она на мгновение открыла глаза и бросила на него похотливый взгляд. Гакт осторожно потянул ее вверх, и они снова оказались лицом друг к другу. Она сидела верхом на его ногах так, что лобком прижималась к его члену. Гакт целовал ее в раскрасневшийся влажный рот и гладил ее спину, бедра, ягодицы, грудь.
Где-то глубоко в мозгу появилась мысль о том, что в происходящем есть что-то неправильное, но Гакт, хоть и слышал ее, не мог заставить себя оторваться от этой женщины. Ее гладкая, как атлас, кожа, запах ее тела, страстное хриплое дыхание — все будто бы окутывало сладким туманом, из которого одна часть его сознания пыталась вырваться, а другая — погрузиться в него еще больше.
Женщина опустилась на его член, энергично задвигалась, и Гакт окончательно потерял связь с реальностью. Он ничего не видел, кроме ее горящих глаз, и ничего не слышал, кроме их общих, почти в унисон, стонов.
Придя в себя, Гакт испытал нечто вроде галлюцинации: ему показалось вдруг, что лежавшая рядом с ним женщина безобразнее каппы. Видение, впрочем, задержалось лишь на долю секунды, а вот появившееся вместе с ним чувство загнанности в ловушку никуда не делось. Гакт вдруг понял, что вляпался в крупные неприятности. Реальность происходящего будто бы только подтверждала его опасения. Кто-то сыграл с ним злую шутку, и он понятия не имел, как выпутаться. Жена уже не казалась ему милой и заботливой. Скорее, он мог бы сравнить ее с каким-нибудь коварным духом, любящим зло подшутить над путником. Однако он сумел не показать своих эмоций.
Жена выскользнула из его объятий, накинула пеньюар и обворожительно улыбнулась мужу.
— Дорогой, давай пообедаем в городе? — мурлыкнула она.
Гакт кивнул и, изобразив улыбку, признался, что не знает своего финансового положения. Жена понимающе улыбнулась в ответ и принесла его бумажник. Гакт с интересом принялся изучать его содержимое. Он обнаружил десяток купюр по десять тысяч иен, несколько купюр помельче, две кредитные карты неизвестных ему банков, фотографию жены и несколько собственных визиток, на которых значилось: «Камуи Гакуто. Sato inc. Отдел продаж».
— Что ж, — пробормотал Гакт, — ресторан я, очевидно, позволить себе могу… А где мой телефон?
Жена принесла тот Siemens, что он видел в спальне.
— Это не мой телефон, — нахмурился Гакт. — У меня был айфон.
— Что такое айфон? — с искренним удивлением спросила жена.
— О. Понятно. Что ж, давай оденемся и пойдем в ресторан.
Гакт хотел покинуть квартиру. Ему нужно было осмотреться в этом мире и понять, что делать. Как ни страшила его эта реальность, он решил встретить ее лицом к лицу.
Токио, на первый взгляд, выглядел прежним, однако Гакт заметил несколько деталей, которые создавали впечатление поддельности города. Не было некоторых привычных глазу названий, реклама попадалась редко. И — Гакт не сразу обратил внимание — ни одного иностранца. В центре Токио в выходной! В разгар туристического сезона! Он спросил у жены, приезжают ли в Токио туристы из-за границы, и получил в ответ удивленный взгляд и краткую справку: Япония — закрытая страна. Гакт почувствовал легкий укол обиды. Он столько сил положил на разрушение границ. Ему хотелось вывести японскую музыку на международный уровень, и даже в практически открытой стране это было сложно, а теперь — просто невозможно. Гакт с тоской подумал о Джоне. Как сложилась его судьба, если он не приехал в свое время в Японию по студенческому обмену? И выходит, что европейского тура YFCz тоже не было? Иностранные фанаты тоже немыслимы… Мысль от фанатов метнулась к Кирюину, и Гакта передернуло.
— Дерьмо, — буркнул он себе под нос.
Здесь он не музыкант, и от этого становилось еще горше. За обедом он много пил и почти ничего не ел. Ему было тоскливо, хоть вой. Жена пыталась развеселить его, но он оставался мрачен. Всю жизнь он работал, как вол, чтобы иметь все то, что теперь осталось в той жизни. Здесь у него не было ничего.
Гакт извинился перед женой и пошел в туалет. Оставшись один, он достал телефон. Номер родителей навсегда врезался в его память. После нескольких гудков его поприветствовал бодрый женский голос:
— Компания Toyota, головной офис. Танака слушает.
Гакт сбросил звонок. В доме его родителей — офис, сестры никогда не было. А что друзья? Гакт пролистал записную книжку и не нашел ни одного имени, которое бы хотел увидеть. Ю, Чача? Где они? Он физически ощутил свое бесконечное одиночество. Он потерял дело своей жизни, положение в обществе, славу и машины, но это было мелочью. У него не осталось никого! Он совсем один! У него осталась только посторонняя женщина, ждущая его за столиком. Он вспомнил ощущение уюта и покоя утром, когда они смотрели телевизор. Не показали бы старый клип, Гакт бы так и остался в этой мягкой паутине.
Гакт умылся, приказал себе не раскисать и вернулся к жене.
— А с моими родителями ты знакома? — как бы между прочим спросил Гакт, когда подали десерт.
— Нет, дорогой. Ты говорил, что они умерли еще до нашего знакомства.
— Вот как…
Он спрятал лицо за бокалом, потом с нарочитым аппетитом принялся за десерт. Вкуса он не чувствовал, но делал вид, что ему очень нравится. Разговаривать больше не хотелось.