Они в постели лежат - расслабленные, утомленные недавними оргазмами и это хорошо, хорошо до одури, до шума в голове и усталости, не позволяющей даже волосы смахнуть, легшие на лоб чуть влажными прядями. И, может, Чжэнмин хотел бы остаться так навсегда. Просто лежать, разнеженным чужими ласками и чувствовать, что ему никуда не надо спешить, не надо противостоять всему свету ради выживания клана. Ничего не надо уже, кроме пальцев Чэн Цяня, лениво поглаживающих запястье.
Чжэнмин, наверное, себя так безопасно с детства не чувствовал. Жизнь раздавила, перемолола, заставила видеть смерти близких, угрозы со всех сторон и нищету, такую невыносимую для молодого господина. И, может быть, он оставался сильным слишком долго. И, может, сегодня впервые за сто лет, боже, какой долгий срок, смог расслабиться, позволить ответственности горой рухнуть с плеч.
- А-Мин?
- Что?
И, может, в другой раз Чжэнмин возмутился бы этому прозвищу, смутился бы, должно быть, но сейчас оно кажется правильным. Чем-то родным, таким нужным, будто возвращающим в детство, когда они оба были еще детьми, а главной проблемой был учитель, мешающий пропускать тренировки.
- А-Мин, ты плачешь.
У Чжэнмина в груди комок эмоцией разных сжимается, горло сдавливая. И, наверное, главное облегчение. И влагу, из глаз текущую, он только сейчас замечает. И от стыда провалиться под землю хочется. Расплакаться после секса, как в каком-нибудь плохом романе.
- Что-то случилось? Я сделал что-то не так? Старший брат?
- Все в порядке.
Чжэнмин рычит почти, злясь на себя, на заботу, на глаза чужие - чуть испуганные, с ноткой вины, откуда-то взявшейся. Будто бы Чэн Цянь может причинить ему боль. Будто бы Чжэнмин не принял бы из его рук даже яд .
Чэн Цянь обнимает его неловко, в шею лицом утыкается, и Чжэнмину невольно смешно от того, как плохи они оба в поддержке.
- Старший брат, если кто-то обидел тебя, просто скажи. Я...
Чэн Цянь осекается, прижимая чужое тело к себе ближе, и Чжэнмин почти пропадает в этих объятиях. Было бы неплохо провести всю жизнь так - скрытыми от мира, без обязанностей и гордой маски, нацепленной на лицо.
Чжэнмин губу чуть закусывает, не давая позорному всхлипу с губ сорваться. И это стыдно, так стыдно, что слезы не останавливаются, что Чэн Цянь видит его таким, что тело трясет чуть-чуть нервно, а тихий всхлип все же срывается, прерывая тишину.
- Все в порядке.
И хочется чтобы в покое оставили и чтобы не оставляли хочется тоже. И объятия чужие согревают немного, несмотря на холодную кожу.
- Хорошо, - а Чэн Цянь только кивает немного, не разжимая объятий. Может, знает, что спорить с Чжэнмином бессмысленно. Может, просто не знает, что еще может сделать сейчас, - Но если будет не в порядке, скажи. Обязательно скажи.
- Скажу.
И, наверное, они оба знают, что не скажет. Слишком привык за сто лет бороться в одиночку. Но Чэн Цянь всегда будет рядом, чтобы не дать упасть.