Чайник протяжно засвистел. Даниил устало поднялся на ноги и выключил плиту.
— Спасибо, Дань, — кивнула мать и вновь повернулась к сидевшей рядом бабушке. — Я думаю, на ближайшие пару месяцев с ремонтом все. А обшить дом панелями можно летом. Я и мальчики поможем, правда?
Даня тяжело вздохнул и обменялся обреченными взглядами с отцом и старшим братом.
Он не знал, сколько лет этому дому, стоявшему посреди маленького посёлка. Бабушка хоть и содержала его в порядке, но сейчас дом неизбежно старел. Он так бы и остался ветшать, если бы этой весной семья не решила привести его в порядок — почти весь апрель Филатовы занимались ремонтом.
— Да не всё. Надо бы разобрать хлам, который скопился на чердаке, — заявила бабушка, выставляя на стол чайный сервиз.
— Неужели ты все-таки решила расстаться с этим барахлом? — притворно удивилась мама.
— И половина его — ваше. Оно сроду мне не нужно. Надеюсь, к майским вы управитесь. Нехорошо встречать праздники в беспорядке.
Она принялась разливать чай по чашкам.
— Ну вот завтра мальчики и займутся твоим чердаком.
Мама не спрашивала — она утверждала. Иногда Дане казалось, что она полностью унаследовала стальной характер бабушки. Сама не умеющая расслабляться, Нина не давала расслабиться и остальным, умудряясь каждому найти задание.
Даниил покосился на отца, который продолжал смиренно молчать.
— Ну, это без меня, — с облегчением вздохнул брат Андрей и поправил очки. — У меня завтра смена на «Скорой».
Он расслабленно откинулся на спинку стула, необычайно довольный собой. Дане только и оставалось растерянно смотреть на остальных, да бороться с завистью.
— Ладно. Думаю, папа с Даней и вдвоём одолеют весь хлам.
— Эй, мне тоже надо когда-то делать задания для универа!
— Да какие там задания, Дань? Вечером сделаешь, — мать была непреклонна.
Даниил и хотел бы настоять на своём, но знал, что спор о свободном времени может перейти в спор о серьёзности его профессии. Семья всё ещё не понимала, что такое графический дизайнер и чем он занимается.
— Это наглая эксплуатация, — буркнул Даниил и наградил недобрым взглядом чашку. — Должен у меня быть хоть один выходной?
Андрей усмехнулся. Надвигающиеся выпускные экзамены в медицинском заставили его забыть о выходных, а работа на «Скорой» — иногда и о сне. Круги под глазами уже не сходили и стали неотъемлемой частью образа. Однако он не жаловался. Помимо интересных случаев и бесценного опыта, в работе был еще один плюс — возможность съехать от родителей.
— Это в твоих же интересах, Даня, — мама немного смягчилась. — Чем быстрее закончим, тем быстрее будешь отдыхать.
— Ага. Только потом, я чувствую, наша школа ремонта переедет к Андрею.
— Ой, зачем оно мне в съемной квартире? — фыркнул тот.
— А как же мои предложения по минималистичному решению интерьера? — Даня, как когда-то в детстве, обиженно надул губы.
Однокомнатная квартира Андрея в центре Екатеринбурга не блистала отделкой и помнила, наверное, еще царей, отчего и сдавалась очень дешево. Кухня радовала подпаленными обоями, газовая плита была явно старше родителей, а шкафчики и полки держались на честном слове. Бачок унитаза отказывал чаще, чем отключался свет, а ванна на косых ножках уже никогда не отмоется до белого цвета. Мать при виде квартиры пришла в ужас, но не смогла изменить решение сына. А вот Даня успел положить глаз на высокие потолки и атмосферу петербургских коммуналок, предлагая сделать незамысловатый модный апгрейд.
— Если хочешь, завтра после чердака можешь начинать ремонт у меня, — язвительно подметил Андрей и сделал большой глоток крепкого чая.
* * *
Лестница на чердак выглядела ненадежно. Даниил на пробу покачал её, сомневаясь, не рухнет ли она.
— Ну что, пап, вперёд? — сказал он.
— Э, нет. Мне месяц, как гипс сняли, — усмехнулся отец. — Ты залезай, а я тут, принимать буду.
Обреченно вздохнув, Даниил начал подъем наверх. Ступени предательски скрипели, и каждый раз Даня надеялся, что он не полетит вниз. Но вскоре лестница осталась позади, и он ловко справился со старым засовом на дверце.
В нос тут же ударил запах пыли и древесины, а глазам предстали горы старых вещей, сваленных как попало и покрытых густой паутиной. Угол, где протекала крыша, оказался облеплен грибком.
— Ну что там? — крикнул отец снизу.
— Тут работы хватит на полгода! — пессимистично заметил Даниил. — Мне точно понадобятся веник и фонарь помощнее.
— Минуту. Анна Васильевна!
Пока отец и бабушка искали веник, Даниил сделал круг по чердаку. В слабом свете фонарика он ещё раз оценил масштаб работы и рассмотрел вещи. Их с Андреем детский велосипед выглядывал из-за груды коробок; в шкафу без дверок догнивали старые книги и газеты. Разбитый светильник, старинный самовар, чье-то съеденное молью пальто…
— Данька, ну где ты там? — крикнул отец.
В проёме появился кончик веника, и парень поспешил забрать его.
В ходе работы Даниил обнаружил не один склад макулатуры, коробку с видеокассетами и сам видеомагнитофон. Два дисковых телефона, плёночный фотоаппарат и старый «Зенит». Пылесос, который выглядел как уменьшенная копия ракеты; разбитый телевизор, несколько коробок одежды, в том числе и той, что когда-то носили они с братом. Всё это было осторожно спущено вниз, где отец и баба Аня в приступе ностальгии рассматривали каждую вещичку.
Всё это время Даниил старательно избегал угол, покрытый наростами. И всё же встреча состоялась.
— Как эта растительность ещё не захватила посёлок? — поморщился Даниил, принимаясь за верхние коробки и вновь направляя фонарик в угол.
Потертый, погрызенный мышами чемодан, помнивший молодость еще прабабушки, был следующим на очереди. Даниил присел перед ним на колени, в надежде заглянуть внутрь. Однако чемодан преданно хранил секрет. Зажав фонарик в зубах, парень двумя руками пытался победить насквозь проржавевшие защелки, но всё было напрасно.
Посмотреть, что скрывается внутри, стало делом принципа. Даниил оглянулся в поисках какого-нибудь инструмента, но из подходящего увидел только крепкую кочергу. Один удар по ржавым механизмам — и всё удалось.
— Ну и что тут? Рубашки деда? — пробормотал Даниил, открывая крышку.
Внутри оказалось совсем немного вещей. Бесформенное тряпье он хотел вытащить сразу, но заметил в нем пару записных книг и несколько запечатанных конвертов.
— Это ещё что?
Даниил взял один из блокнотов. Переплёт истрепался, чернила на нём поплыли от сырости, но имя можно было разобрать.
— Владислав Яновский, — прочел Даня. — Кто это?
Открывать было страшно — казалось, что блокнот рассыплется прямо у него в руках. Он с опаской переворачивал пожелтевшие мятые листы.
«1916 год? Ну и древность!» — подумал он, когда увидел одну из первых записей.
Буквы были длинные и угловатые, но почерк оказался вполне понятным. И чем больше получалось прочесть, тем сильнее вытягивалось лицо Даниила.
«Чего? Революция? Секретный отдел ВЧК? Какого хрена?»
Рука уже сама перелистывала страницы, взгляд цеплялся за даты, подчеркивания, исправления.
«Романовы?» — вдруг споткнулся он о знакомую фамилию и ниже склонился над дневником.
«Ночью мы убили бывшего великого князя», — по спине пробежал холодок. Это еще что такое?
Даниил ещё раз взглянул на обложку, где значилось имя автора, и лишний раз убедился, что видит его впервые. Снова быстро пролистал, уже не беспокоясь о сохранности страниц.
«Алапаевск? Интересно. И снова Романовы».
— Данька, тебя мыши съели? — голос отца вырвал из размышлений. — Где застрял?
Даниил поспешно закрыл записную книжку, и аккуратно сложил на неё несколько конвертов, обратив внимание только на адресатов.
«От Александры Яновской Любови Яновской»? Сёстры, наверное, — успел предположить Даниил. — «Из Ленинграда в Москву». Как вас занесло в окрестности нашего Ебурга?»
— Тут какой-то чемодан, — он передал его отцу.
Бумаги он оставил в стороне, намереваясь на досуге прочесть.
Далее младший Филатов разбирал чердак и параллельно строил теории. Кажется, здесь замешана история большой семьи. Могло ли это остаться от прошлых владельцев дома? И что за Романовы — неужели сама царская семья?
За этими мыслями Даня не заметил, как закончил уборку. Выключив фонарь, он осторожно спустился вниз и обнаружил, что провел на чердаке почти весь день. На дом опустились мягкие синие сумерки, а на улице стало ощутимо холоднее.
— Это всё на выброс? — спросил он, заметив в коридоре сваленные мешки.
— Да, надо будет навестить помойку по дороге домой. А это ещё что? — поинтересовался отец, указывая на тетрадь.
Даниил прижал к груди свою находку.
— Нашёл одно чтиво, вроде интересно. Не знаешь, кстати, кто такой Владислав Яновский?
— Яновский? Боксёр, что ли? Как его там… Чемпион-то олимпийский… — Владимир задумчиво почесал затылок.
— Нет, не боксёр, — вздохнул Даниил. — Забей.
«Этот Яновский, если и чемпион, то только по стрельбе в Романовых», — усмехнулся он и спрятал бумаги в рюкзак.
— Ну где вы там, работнички? — раздался с кухни громкий голос бабушки. — Ужинать идите, а то остынет всё!
— Ты иди, я в душ сначала, — сказал отец.
«Да и мне бы в душ не помешало сходить», — заметил Даниил, разглядывая грязные пыльные руки и не менее испачканную футболку.
— Данечка, ты что будешь? У меня макароны со вчера остались. Пюре вот сегодня сделала, котлеты слепила. Оладушки с завтрака доешь? — посыпались предложения от бабушки, не успел он сесть за стол. — Хлеб порезать? Тёмный или белый? Могу маслом намазать.
— Ба, — протянул парень, устало подперев голову руками, — хоть что-нибудь дай, без разницы.
Бабушка как заведенная бегала между столом и кухонными шкафчиками.
— Ба, — снова обратился Даня. — А ты знаешь, кто такие Яновские?
— Кто?
— Я нашёл эту фамилию среди бумаг в твоём хламовнике. Письма двух девушек — сестер, что ли? — и дневник какого-то Владислава.
— Я такого не припомню, — отмахнулась бабушка, выставляя на стол нарезанный хлеб. — Хотя…
— Может, он наш родственник?
Бабушка пристально посмотрела на внука, глубоко задумавшись.
— Ну да, всё верно. Мама моя в девичестве Яновская была. Только она Станиславовна.
— Отлично! Так может Владислав — это твой дядя?
— Дядька у меня был, верно, так тот Николай. И умер в младенчестве, аккурат под Октябрьскую. А Владиславов не знаю.
— Тогда как его вещи здесь оказались?
— Ну чего ты заладил? Наверное, матушка моя и привезла, когда переехала сюда, — Анна подошла ближе и достала из волос Дани паутинку. — Ну что за стрижка? Это ж надо — виски сбрить! И само выпасть успело бы.
— Так модно, — проворчал парень и пригладил светлые пряди.
Бабушка, причитая о моде, вернулась к своему занятию.
— А об убийстве Романовых что-нибудь знаешь? — продолжил он.
— Даня, двоечник! В Екатеринбурге живёшь и в Храме на Крови был — стыдно не знать!
— Нет, про царя я знаю. А что было в Перми и в Алапаевске?
— Не знаю, Даня. Я таким не интересовалась, — ответила она, с горкой положив еду на тарелку.
— Просто этот Яновский писал, что сопровождал Романовых и, вроде, даже убил…
— Котлеты тебе две положить или одну?
Даниил тяжело вздохнул, поняв, что и бабушка ему здесь не помощница.
— Две.
Дневник не выходил из головы Дани весь вечер. Даже в машине на пути домой и пока они с отцом выгружали мешки с мусором, парень задумчиво хмурил брови и почти не говорил. Что-то в этой истории не давало ему покоя.
Отец, к счастью, принял непривычную для сына молчаливость за усталость и не стал мучить расспросами. Оказавшись дома, отец отправился спать и посоветовал сыну сделать то же самое.
— Конечно. Доброй ночи, — сухо ответил Даниил и закрыл дверь в комнату.
Планы на ближайшие пару часов у него были совсем иные.
Даниил разложил диван и лёг с дневником в руках.
«Кажется, этот первый», — Даниил открыл тетрадь, записи в которой начинались с воспоминаний о фронтовых днях 1916 года и тяжёлом ранении.
И чем дальше, тем больше Даниил увлекался происходившими событиями, а клубок из незнакомых имён постепенно распутывался. В вопросах Романовых неплохо помогло беглое пролистывание Википедии.
Даниил уже едва держал глаза открытыми, когда дочитывал второй дневник. О сне не могло быть и речи — за окном занимался рассвет и скоро нужно собираться в институт. Но перед этим ещё кое-что.
Конверты, хранившиеся вместе с этими записями, кажется, никогда не вскрывали. Было боязно резать бумагу, но любопытство требовало знать в этой истории всё до конца.
Письма были короткими, но достаточно информативными, а похоронка с именем «товарища Яновского Станислава Эдмундовича», будто расставила все точки над «е».
Даниил замер над своими находками, взвешивая всё, что ему удалось узнать за эту ночь. На него одного открытий было слишком много, и они требовали выхода.
В коридоре захлопнулась входная дверь — это мама вернулась с ночной смены. Пронзительный звон будильника окончательно вырвал Даню из размышлений и напомнил, что пора собираться.
— Доброе утро, — сказала мать устало, когда Даниил вошёл на кухню.
— Доброе. Заварить тебе кофе?
Мать кивнула и спросила:
— Как справились с папой вчера? Бабушкин хлам вас не съел?
— Нет, но пытался. Я, кстати, нашёл кое-что… Слышала что-нибудь про Владислава Яновского?
Мама задумалась ненадолго, прежде чем сесть за стол и взять кружку.
— Родственник, что ли?
— Да, вероятно! Ты ведь застала бабушку Веру. Она ничего не рассказывала?
— Ой, Даня… Нашел, что спросить. Я вчерашний день не помню, а ты говоришь. Она нам очень помогла, когда папа умер, но о своей семье почти не говорила. Ее отец, Станислав, то ли пропал, то ли на войне погиб — она тогда была чуть ли не младенцем. Ну и брат у неё старший был, так тоже умер — то ли корь, то ли дифтерия — тогда же жуть творилась без прививок. А в остальном не знаю. Матушка её, наверное, многое могла бы рассказать, но предпочитала о прошлом не вспоминать. Погиб её муж и все, как и многие мужики тогда.
— Станислав, действительно, погиб на Гражданской, я нашёл похоронку и…
Мама нахмурилась и произнесла, тщательно скрывая недовольство:
— Даня, я безумно устала. Мы полночи боролись с желудочным кровотечением у бабули, еле её вытащили. Дай мне позавтракать в тишине и отпусти спать.
— Ладно. Прости, — вздохнул он, снова оставаясь один на один со своими размышлениями.
Кофе и бутерброды едва лезли в горло. Сказывалась и усталость, и эмоции от сделанных открытий. Утренние ритуалы сегодня вообще выполнялись с трудом.
Даниил небрежно бросал необходимые вещи в рюкзак. Дизайн-макет с прошлой недели почти не двинулся с места и похвастаться перед научным руководителем было нечем. Зато он прихватил дневники и конверты с письмами. Даже если последний близкий человек пошлёт его, то, может, кто-то из одногруппниц согласится выслушать жуткие семейные истории?
Гудки в телефоне звучали недолго.
— Ты чего так рано? — прозвучал хриплый голос, кажется, ещё сонного брата.
— Это очень срочно. Ты ведь дома сегодня? — Даниил нервно закусил губу.
Почему-то он был уверен, что и Андрей его слушать не станет.
— Да, как раз спал после суток.
Брат говорил спокойно, но Даниил чувствовал с трудом скрываемое раздражение.
— Извини, обещаю загладить вину. Так я приду?
— Ладно, приходи, раз разбудил.
Даниил подскочил на месте, успев только сказать точно в динамик:
— Ты супер! С меня пиво.
Схватив рюкзак, Даниил вышел в коридор обуваться. Вот и пропала всякая необходимость идти в институт — всё, что у него есть, можно обсудить и по почте.
— Да какие там внуки? — послышался голос матери, и парень стал тише застегивать ветровку. — Старший мрачный сыч, а младший, кажется… Ох, не хочется, конечно, так думать… Голубая луна?
Даниил еле подавил смех, в отличие от отца, который не сдержался.
— Я ушёл! — громко оповестил Даниил, раз уж родители не спят, и захлопнул за собой дверь.
* * *
Андрей оказался дома только около девяти утра. Бросил рюкзак и ветровку прямо посреди коридора и поплелся в душ — хотелось смыть с себя усталость после тяжелой смены. Поспать ночью не удалось: пришлось кататься между вызовами и приемными отделениями городских больниц. Поэтому под конец дежурства глаза начали неумолимо закрываться, а в голову над правой бровью словно воткнули раскаленный прут.
Однако от теплой, пахнущей ржавчиной воды стало только хуже — теперь Андрея еще и мутило. Он мельком посмотрел в маленькое, в следах зубной пасты, зеркало, отметил, что теперь мало чем отличается от своих пациентов, и прошел на кухню. Взглянул на кастрюлю, отмокавшую в раковине уже второй день, подумал, что обязательно ее вымоет, и открыл холодильник. На полках одиноко лежали пол батона, жалкие остатки колбасы и банка с неизвестным содержимым, которую было попросту страшно открывать.
Андрей посмотрел на колбасу, прислушался к своим ощущениям и понял, что есть сейчас он, пожалуй, не будет. Вместо этого он покопался в рюкзаке и извлек помятый блистер. Непослушными пальцами вынул таблетку и отправил ее в рот, не запивая.
Затем он поудобнее устроился на старом диване и почти сразу отключился. Правда, ненадолго. Буквально через час зазвонил телефон. Андрей с неохотой приоткрыл глаза. Звонил Даня. Говорил, что у него есть что-то очень важное и ему срочно нужно об этом поговорить. Черт с ним, пусть приходит — поспать уже все равно не выйдет.
Час спустя они оба сидели на маленькой обшарпанной кухне.
— Извини, что разбудил, — виновато начал Даня. Он сидел на колченогом табурете, подобрав под себя ногу, и ел только что сделанный бутерброд. — Будешь?
Андрей глухо застонал и покачал головой. Очки он снял, и от этого брат казался забавным говорящим пятном.
— Как там уборка? И что за срочность?
— Я как раз по этому поводу. Смотри, что я нашел на чердаке!
С этими словами Даниил выложил на стол два старых толстых блокнота и несколько пожелтевших конвертов. Андрей инстинктивно отшатнулся, едва не расплескав кофе.
— Убери это отсюда!
— Как ты работаешь с такой брезгливостью?
— На работе я об этом не думаю. Это что за плесень?
Андрей подцепил обложку первого блокнота, и тут же отодвинул.
— Это не плесень, это дневники. Личные.
— Не знал, что бабушка вела их.
— Если бы. Владелец — некий Владислав Яновский.
— И ради этого ты меня разбудил?
— Тихо ты, подожди. Не все так просто. Я уверен, что Владислав — наш родственник.
— С чем я тебя и поздравляю. Ты только за этим пришел?
— Дослушай. Владислав прямо пишет, что причастен к убийству Романовых.
Андрей поставил пустую кружку на стол.
— Даня, милый, пощади. Меня Иваныч полночи грузил своими легендами подстанции, теперь ты еще.
Даня растерянно моргнул, пожал плечами и принялся запихивать бумаги обратно в рюкзак.
— Прости. Тебе и вправду надо отдохнуть.В следующий раз поговорим.
Андрей почувствовал легкий укол совести. Все-таки, Дане очень хочется поделиться, стоит его выслушать. Андрей встал, снова щелкнул кнопкой чайника и вытащил из шкафа вторую кружку.
— Это ты извини. Я устал, но я тебя внимательно слушаю. Чай или кофе?
— Чай.
— Так что, этот Владислав убил царя?
— Нет, его родных.
— Интересно. Ты точно уверен, что мы родственники? Кто он вообще такой?
Даниил словно только этого и ждал. Он взял верхний блокнот, откашлялся и заговорил.
— Владислав Яновский — автор этого дневника. Он поляк и даже дворянин, правда, обедневший. Кроме него в семье было еще двое братьев — Эдвард и Станислав.
— И что дальше? Все трое стали революционерами?
— Не совсем. Первый дневник начинается с Первой Мировой, с 1916 года. Все братья воевали, но к тому времени Эдвард погиб, а Владислав был тяжело ранен, контужен, чудом выжил и отправлен домой.
— А второй, как его?..
— Станислав? О, он остался. Тоже контужен, но это не помешало ему заниматься окопной агитацией в пользу большевиков. А Влад, кстати, до ранения сочинял агитационные листовки.
— Как их не поймали и не отдали под трибунал?
Даня развел руками, и продолжил.
— Они оба вернулись в Москву и выступали в октябре семнадцатого на стороне большевиков. Влад пишет, что они очень жестко подавляли сопротивление. После этого мать перестала с ними общаться.
— Её можно понять.
— Они оба недолго пробыли в Московской ЧК. Уже в феврале их переводят, вот, смотри, — и Даня принялся читать. — «Вчера поступил приказ о нашем переводе в ГубЧК Екатеринбурга. Уже вечером мы срочным порядком выезжаем. Кажется, им не хватает доверенных лиц в штат общей канцелярии. Из-за того, что брат часто находился при комиссарах и отделах, он успел хорошо зарекомендовать себя, потому и выбрали нас». Я так понял, Владиславу не слишком доверяли, считали мягким, поэтому за него часто вписывался брат. Да вот, сам смотри: «Сташек молодец — он очень упрям и честен, всегда добивается своего и всегда просит за меня». Влад к тому времени уже начал сомневаться во всем, что делал, и это наверняка было заметно.
— Он прямо так и написал?
— Ну да, вот, тот же день: «Признаться честно, я устал. Сташек меня бы не понял — он подобное переносит легче, даже с некоторым воодушевлением помогает подавлять восстания и исполнять приговоры. Я стараюсь не подавать вида, но вечерами одолевают сомнения. Дезертиры — это ничего, но с контрой бывает сложно. Когда просят пощады — становится тяжко. Иногда даже задумываюсь: может, это все несправедливо? Но я не должен сомневаться».
— Как он там работал? И кстати, кого из Романовых он убил?
Даня зашуршал страницами и, наконец, остановился на одной.
— Сначала к ним перевели князей Константиновичей…
— Это кто?
— Потом объясню. Владислав был в отряде по их охране. А потом пришел запрос из Перми, нужны были доверенные лица для устранения князя Михаила, брата царя.
Андрей нахмурился и потер кончик носа, пытаясь что-нибудь вспомнить.
— В пользу которого отрекся царь?
— Именно. Михаил жил в Перми относительно свободно, только был обязан каждый день отмечаться в милиции. Властям это не нравилось, Влад об этом пишет: «Ему совсем не нравится свобода, в которой позволяют жить великому князю». Это он о некоем М., товарище по ЧК. Сам Яновский же пытается не конфликтовать и убеждает товарищей дождаться приказа. Он пишет, что князь очень плохо выглядит и не стоит его трогать раньше времени.
— Болезнь?
— Да, я потом читал, что Михаил был тяжело болен в ссылке.
— Так что в итоге? Убил его Влад?
— Смотри сам, — и Даня, найдя нужную страницу, подтолкнул дневник к брату.
Андрей осторожно взял тетрадь, поднес ее поближе к глазам и, молясь, чтобы она не рассыпалась, принялся читать.
– «13 июня. Ночью мы убили великого князя. Мы подъехали к гостинице в 11 вечера, я остался в фаэтоне за поводом. М. предлагал пойти с ними к Михаилу, но мне не хотелось. Иногда ловил себя на мысли, что лучше было бы отказаться, но как? Обратного пути у меня не было. Они почему-то задержались там. К. рассказал позже, что Романова пришлось долго уговаривать, даже угрожать. Я и до этого замечал, как плохо выглядит князь, но вчера он мне показался особенно болезненным. Ещё и лишился чувств прямо у фаэтона, мы еле затащили его. Так и повезли. Дорога казалась нескончаемой. Придерживались ранее оговоренного маршрута, но произошло всё раньше. М. вдруг крикнул, что приехали. Пара человек выскочили, секретарь князя не успел и шага сделать, как раздался выстрел. Это М. стрелял.
Следом ещё два выстрела было — К. добавил пулю секретарю. Ж. выстрелил в князя, но только ранил. У того даже силы остались пробормотать что-то и поковылять к секретарю. Мне захотелось покончить с этим скорее. Вытащил свой наган и выстрелил Романову в спину. Следом ещё два выстрела — это были Ж. и М. Князь упал замертво. Ясно помню, будто всё на несколько секунд замерло и как-то притихло. Мы подошли к его телу. Между лопаток было отверстие — моя пуля. Ногой толкнул его, чтобы перевернуть. Тут М. и нашёл свою пулю — точно в голову.
Посмеялись — кровь-то у князя совсем не голубая. Поздравили друг друга, — тихо всё провернули, без лишнего шума, без свидетелей — как приказано.
Выбрали участок в стороне от дороги, где будем копать. В три лопаты справлялись быстро. Пока работали, говорили о будущем. Все делились своими планами и настроение было приподнятое.
Так ещё до рассвета и закопали Романова и его дружка.
Встретил утро с гордостью. Я выпустил пулю в Романова! Сташек лопнет от восторга, когда узнает. Уже представляю, как обо мне будут писать газеты, учебники. Избавил страну от кровопийцы — что может быть почетнее?»
— Следующую запись тоже читай, — попросил Даня.
Андрей пожал плечами и продолжил:
— «14 июня. До чего тяжелый день. Мою небольшую статью в газете о побеге Романова, кажется, приняли за чистую монету. В других изданиях эту новость быстро подхватили.
К обеду заявился М., сообщил, что труп решено перепрятать. А лучше и вовсе избавиться. Они с Ж. и И. уже решили везти ночью тела к заводу Мотовилихи. Просил помочь им. Меня это предложение почему-то не обрадовало.
Собрались у М., обсуждали дело до вечера. К месту приехали в полночь. Снова за лопаты. В этот раз шло легче, земля на том месте ещё мягкая. Копал, а к горлу подступала тошнота — мы, черт возьми, выкапывали труп Романова! Год назад я думал, что служение революции заключается в другом.
Скоро И. и К. вытянули из-под земли тело.
Двинулись к заводу Мотовилихи. Там было тихо — завод оказался нерабочим, не было даже охраны. Товарищи мои скрылись за воротами. Я и ещё двое остались на страже.
Как нам потом сказали, тела горели быстро, и смрад от них шёл страшный.
Всю дорогу до дома чувствовал себя опустошенным. Странно, что вчерашнее чувство душевного подъёма бесследно прошло. Сейчас только отвращение к себе и сомнения».
Андрей отложил тетрадь. Раздался щелчок чайника и этот звук привел его в чувство. Он облокотился на тумбу и скрестил руки на груди.
— Что скажешь? — спросил Даня.
— Не знаю. А что это за секретарь, кстати?
— Друг и помощник князя.
— А его-то за что?
— Спроси чего полегче. Это еще не все. Владислав вернулся обратно в Екатеринбург, а уже через месяц вместе с братом убивал Константиновичей. Вот, читай.
Андрей послушно подтянул к себе блокнот:
— «Когда мы убили М. Романова, я думал, что больше не испытаю такого. И всё же я был вчера с ними. Слова Сташека долго ели меня изнутри. Поехал ли я, чтобы доказать ему, что не трус? Наверное. Но ещё я чувствовал необъяснимый страх за него. Хотел быть рядом. Как и положено, ехали по дороге к Синячихинскому заводу. Томительный и долгий путь. Бывшие князья аж запели со скуки», — Андрей остановился и с удивлением посмотрел на брата. — Что сделали?
— Может, решили, что если умирать, так с музыкой? — усмехнулся Даня. — Ты продолжай, это не все.
– «Как и планировали: остановились близ заброшенных шахт. А. и С. наврали с три короба про разрушенный мост, сказали князьям дальше следовать пешком в обход. Каждого из них вели двое, другие держались в стороне; оружие у всех было наготове. Я тоже следовал рядом. Романовы всё поняли. Один и монахини стали молиться. Кончать с ними было решено сразу. Видел, как их потащили к шахте. Не сопротивлялись совсем, только ноги, кажется, у них подкашивались от ужаса. У меня от такой картины тоже колени дрожали, и ком в горле стоял от пронзительных криков, которые резко обрывались на дне шахты. Кто-то из бывших князей, молодой совсем, спрашивал: за что их? За другого заступаться думал, отпустите, мол, ребёнок же ещё. Обоих сбросили вниз. Было приказано тащить гранаты, мы со Сташеком взялись исполнить. Когда возвращались, то увидели, как некоторые стреляют в яму. Над последними, старым князем и его служком, только измываться закончили. Потащили их к шахте, а у старого князя нашлись силы сопротивляться. Не удивительно — здоровый был, как конь. Он ударил Г. и вцепился во второго, думали уже, что утащит за собой. Сташек выстрелил. Реакция у него всегда была отменная, как и меткость. Романов был убит точно в голову. Так и сбросили его. Со дна слышались голоса, стоны и молитвы. Сташек кидал гранаты вниз вместе с остальными. Взорвалось только четыре раза. Всё стихло, и я почувствовал облегчение — кончено. Теперь-то всё. Уже засобирались, да только снова зашептали со дна шахты. Сначала подумал, будто с ума схожу — только я это слышу? Нет, все это слышали! Стали собирать быстро хворост, сухие ветки. Торопились — хотелось скорее покончить с этим — дело уже неприлично затягивалось. Сташек причитал: что же они не дохнут? Уже рассветные сумерки прошли, когда накидали в шахту достаточно и подожгли. Тлело всё быстро. Женский голос и чьи-то стоны стихли, когда ствол шахты плотно заволокло дымом. Шёл к повозкам и старался разделять общее веселье, скрывая адскую головную боль. Всё думал, как это страшно — так долго умирать. Сташек, наверное, горд, что убил того старого князя. А я думал о том, что Сташек спас его от дальнейших страданий. Думаю об этом, и до сих пор бросает в дрожь. За всю свою службу в ЧК и служение Революции не видел ещё такой страшной расправы. Кажется, я всё ещё слышу их голоса».
Андрей замолчал и отодвинул блокнот подальше.
— Что думаешь?
— По-моему, оба брата конченные. Ну, Владислав в меньшей степени — он сомневался, и во втором убийстве не участвовал. Он потом остался в ЧК?
— Ушел. Уже к осени 1918 он переехал в Петроград и остался там. Вскоре женился, завел детей, словом, пытался жить обычной жизнью, не вспоминая о прошлом.
— Почему пытался?
Даня отхлебнул чай и отправил в рот остатки бутерброда. Затем взял второй блокнот и открыл на одной из страниц.
— Война и работа в ЧК не прошли для него даром. Влад повредился головой, всерьез и навсегда. Поначалу это было не слишком заметно, он просто слышал голоса, вот, например, 1921 год: «Иногда не понимаю, что случается со мной наяву, а что происходит во сне. Иногда слышу странные вещи». Через пять лет ситуация стала хуже: «Работал и снова слышал их. Шепчутся о чём-то, как будто думают, что я не знаю и не слышу. Но я слышу. Игнорировать эти голоса всё труднее. Они отвлекают, мешают работать. Эдуард спросил, его ли я прошу замолчать. Нет, говорю, это мысли вслух. Как могу объяснить ему такое? Должно быть, дети пугаются не меньше моего». Не завидую я его детям и жене. Владислав, кстати, и сам это понимал и вот что написал: «Хорошо, что Сани рядом — это успокаивает меня, приводит в чувство. Но как же я не хочу, чтобы она страдала по моей вине. Я приношу ей одни беды. Жаль, что не могу сделать её счастливой. Она заслуживает большего, но по какой-то причине не хочет уйти и оставить меня». Жена, правда, не ушла. А Влад незадолго до своей смерти стал совсем плох. Галлюцинации из слуховых стали визуальными, он постоянно видел убитых собой людей.
— Да это ж шизофрения! — воскликнул Андрей и так махнул рукой, что задел полупустую чашку и расплескал остатки чая. — Давай угадаю — Влад вышел в окно или повесился?
— Экстрасенс из тебя так себе. За несколько лет до смерти его здоровье сильно ухудшилось. Влад писал об одышке и сильных болях в груди.
— А его семья?
— Все плохо, — коротко сказал Даня и потянулся за конвертами, о которых Андрей почти забыл. — Они все погибли во время блокады Ленинграда. Вот, смотри.
Андрей повертел в руках конверт, взглянул на адрес и спросил:
— Любовь Яновская — кто это?
— Жена Станислава. Он ее бросил с ребенком и уехал сюда. После так и не вернулся к семье. Вот, я нашел похоронку от двадцатого года.
Андрей почувствовал, что еще немного — и отступившая головная боль снова вернется. Он начал запутываться в сложной семейной истории. Необходим был перерыв.
— Дань, слушай, — начал он, — это все очень интересно, но я все-таки действительно устал. Мне нужно поспать, хотя бы часа два. А ты оставайся тут, мой ноут в твоем полном распоряжении. Можешь, кстати, в магазин сходить.
— И не подумаю.
— Кто-то обещал пиво, — напомнил Андрей.
Пришлось Дане соглашаться.
* * *
Андрей крепко заснул, едва его голова коснулась подушки, и проспал до самого вечера. Он проснулся, когда часы показывали около пяти и, пошатываясь, направился на кухню, с которой доносился запах чего-то вкусного.
— Выспался? — спросил Даня.
Он стоял у плиты, одетый в видавший виды зеленый фартук, и помешивал в сковороде картошку с луком и грибами. Андрей почувствовал, как заныл желудок.
— Теперь ты хотя бы на человека похож. А то утром хотелось тебя добить из милосердия. Садись, будем ужинать.
Андрей благодарно улыбнулся и опустился на шаткий табурет.
— Ужасная смена, — сказал он, поедая картошку. — Днем еще ничего, терпимо, а ночью началось. В час ночи приехали на отек легких и катались с ним полтора часа, а около трех поехали на другой конец города и знаешь, что там?
— Температура тридцать семь и два?
— Почти. Головная, черт возьми, боль! Двадцать пять лет девушке. В таком случае я тоже могу хоть каждый день скорую вызывать. В пять — «плохо с сердцем», труп до прибытия.
Андрей запустил пальцы в волосы, сильно их растрепав.
— Кстати о трупах, — заметил Даня. — Пока ты спал, я одолжил твой ноутбук и почитал еще немного о Романовых.
— Ты мне обещал рассказать, кто такие Константиновичи, — напомнил Андрей.
— Да, я как раз собирался. Это были князья императорской крови. Ты слышал о Константине Романове, поэте?
— Издеваешься?
— Я тоже нет. До этого момента. В общем, у него была целая куча детей. Кому-то из них повезло, и они эмигрировали. Один погиб на войне — тоже в каком-то смысле повезло, — а остальные убиты в Алапаевске. Их было трое — Иоанн, Игорь и Константин. Еще с ними убили князя Владимира Палея — еще один поэт. Там такие запутанные связи и истории, что я не буду пытаться это объяснить. И еще с ними была Елизавета Федоровна.
— А вот ее я знаю! — обрадовался Андрей. — Монахиня, да? Сестра царицы? Нам что-то такое в школе рассказывали.
— Именно. Я бы рассказал тебе больше, но там без бутылки не разберешься, поэтому…
Даня открыл холодильник и продемонстрировал брату несколько бутылок пива.
— Бери ноутбук, я возьму пиво, и пойдем в зал — я нашел несколько документалок, так будет нагляднее.
Четверть часа спустя братья сидели вместе на диване и изучали рекомендации Ютуба.
— Передачи с канала «Спас»? — Андрей чуть не поперхнулся пивом. — Спорю на что угодно, реальными фактами там и не пахнет. Мы ведь не будем это смотреть?
— Не сейчас. Я нашел кое-что другое.
В следующие пару часов братья посмотрели несколько фильмов о Константиновичах, и пришли к выводу, что кадры, конечно, красивые, но ведущий рассказывает чересчур пафосно и за него даже иногда становится стыдно. Следующим было видео об убийстве Михаила Романова, но оно оказалось ужасно скучным. Тогда Даня запустил «Тайны века», тоже посвященные Михаилу. Увидев на экране фото убийц, Даня воскликнул:
— А вот и они! Теперь понятно, о ком писал Влад в дневнике. М., И., К. и Ж. — это же Мясников, Иванченко, Колпащиков и Жужгов. Странно только…
— Что?
— Я искал везде упоминания Владислава — их нет. И на этом фото его нет. Где он?
— Фотографировал, наверное.
— Андрей, я серьезно!
— И я серьезно. А в воспоминаниях Яновского нет, наверное, потому, что… Если бы ты был на месте тех людей и убил бы потенциального царя — стал бы ты вспоминать какого-то товарища, или приписал цареубийство себе?
— Логично.
После фильма о Михаиле рекомендации Ютуба оказались завалены похожими роликами. Из всех братья выбрали один с интригующим названием «Факты и мифы убийства Романовых». Рассказ традиционно начался с убийства в Перми и продолжился расстрелом царской семьи, и убийством под Алапаевском.
— Какая мерзость, — Даня отвернулся от экрана, когда там появились фотографии трупов.
Андрей совершенно спокойно и внимательно слушал о расследовании убийства.
По желанию Андрея дальше смотрели уже о расстреле Николая II и его семьи.
Видео сменяли друг друга, бутылки постепенно пустели, а в голове у Андрея становилось легко и пусто. Андрей все чаще зевал, а глаза начинали предательски закрываться. Даня, судя по его сонному морганию, тоже держался из последних сил.
На очередном видео, с многообещающим названием «Уроки православия», сдался Даниил. Информация о множестве церквей и икон, которые строились и приобретались на деньги князей, оказалась лучше колыбельной. Он положил голову брату на плечо и громко засопел. А вскоре и Андрей уронил голову на грудь и провалился в сон.