Глава 1. Золушка-неудачница, или Неприятности в «березках»

  «Погода была ужасная, принцесса была прекрасная. Днем во втором часу заблудилась принцесса в лесу…». Помните этот прикольный детский стишок? Я недавно читал его младшей сестре. И мультик был такой в «Карусели». Там дальше еще про людоеда, который, несмотря на ужасный аппетит, впечатлился красотой принцессы и отпустил ее. И следом та же история рассказана во второй раз, но слова «ужасный» и «прекрасный» автор поменял местами. «Погода была прекрасная, принцесса была ужасная…». Ну, и так далее.

      Забавно.

      Знал бы я, что этот стишок окажется для меня почти пророческим! Разве что людоед не настоящий, хотя, если рассматривать в переносном смысле… Да и отпускать меня пока никто не собирается.

      Ладно, все по порядку.

      Человек я по жизни жутко невезучий. Если выхожу из дома без зонтика в самую ясную погоду — точно пойдет дождь. Даже не дождь — ливень, и я вымокну до нитки. Если где-нибудь раздают что-нибудь нужное или полезное, непременно передо мной запас нужного и полезного заканчивается. Если мне нельзя опаздывать на первый урок под страхом смерти, троллейбус, в который удалось втиснуться в последний момент, обязательно сломается. Голова у меня начинает болеть ровно за пять минут до годовой контрольной по алгебре, а гриппую я только на каникулах. Но с началом учебы всякие вирусы и простуды немедленно исчезают!

       Так что, когда вся эта история со мной приключилась, я не сильно и удивился. С моей везучестью вляпаться по самые уши неведомо во что — событие вполне ожидаемое. Наверное, при моем рождении звезды как-то там раком встали, не иначе.

Судите сами: родиться меня угораздило восьмого марта. Можно ли было парню выбрать другой день похуже, чтобы появиться на свет? Вряд ли.

      Но это было только начало, хотя и весьма символическое. Родители назвали меня Ерофеем. Мода тогда, видите ли, была на всякие старинные русские имена. Но, хоть убейте, не встречал я больше моих сверстников с таким имечком. Да и вообще никого с подобным неймом не встречал. Разве что Ерофей Хабаров — историческая личность. Захотелось же моим родителям выпендриться, а я теперь мучайся! Они, кстати, и сестру мою Ефросиньей назвали. Пока она мелкая, ничего страшного: Фрося, да и Фрося. Многие думают даже, что это прозвище, а не имя. Но представьте, как она вырастет и с парнями знакомиться будет!

       — Как вас зовут, прекрасная незнакомка?

       — Фрося…

      Представили?

       Впрочем, от наших папаши с мамашей этого следовало ожидать. Отец у меня профессор в местном универе. Декан исторического факультета, во как! А мамулька на этом самом факультете препод, кандидат исторических наук. И это еще не все! Дед у меня по материнской линии вообще академик, правда, по медицине. Только он в Питере живет.

      И что в такой семейке могло вырасти? Правильно, типичный «ботан». Музыкальная школа по классу фортепиано, первый взрослый по шахматам, английский и немецкий — почти родные. И, конечно же, золотая медаль на горизонте. Это пока остальные мои друзья гоняли на великах и в футбол играли с утра до вечера.

      Эх, ну назвали бы меня Платоном или, на худой конец, Тихоном. А так — Ерофей Ананьев. Представляете, как мне с таким имечком и фамилией жилось? И как меня во дворе, детском садике и школе только не называли? Так что принятое в нашей компашке «Фея» и «Аня» — это самые мои безобидные прозвища, на которые я давно не реагирую — привык.

      Наша компашка — это мои одноклассники Артем, Игорь, Колька и Руслан. Вот нормальные у всех пацанов имена! Один я — Ерофей. Обнять и плакать!

      Живу я в большой панельной многоэтажке, вернее — жил… И в этом доме два моих одноклассника проживают, только в других подъездах. А в таком же доме напротив — еще два. Так уж получилось, что в одном дворе — пять пацанов из одного класса. Так что сам Бог нам велел вместе держаться.

      Но если вы думаете, что днем рождения и именем с фамилией мои неприятности ограничиваются, то глубоко ошибаетесь. Кроме чудного имечка от родителей мне досталась не менее примечательная внешность.

       Во-первых, рост аж сто шестьдесят три сантиметра. Это для парня! Да все мои приятели как минимум на полголовы выше! Мне в школе девятиклассники кричат: «Кыш, мелочь!». А я уже в одиннадцатом…

       Во-вторых, тонкая кость и хрупкое телосложение. Размер обуви у меня — тридцать девять. А одеваться вполне могу в «Детском мире». Думаете, я с этим не боролся? Как бы не так! Три года занятий самбо. Если бы только вы знали, чего мне стоило получить у родителей разрешение на этот «мордобой»! Помогло только то, что я из школы частенько являлся домой с подбитым глазом и расквашенной губой. И чего они хотели, после того как таким имечком наградили?

      Скрепя сердце, отец все же согласился на две тренировки в неделю по полтора часа. Мужик, мол, должен уметь за себя постоять, так что дерзай, сын. При условии, что ни шахматы, ни английский, ни музыкалку я не брошу. Вот представьте, как мне удавалось все это с учебой «на отлично» сочетать?! С утра до вечера как белка в колесе. Помогало только то, что секция самбо работала в нашем школьном спортзале. Я оставался после уроков в школе, делал домашку, а потом к пяти на тренировку. Кстати, туда со мной еще и Артем ходил. Да и до сих пор, наверное, ходит.

      Но перед одиннадцатым классом самбо пришлось отставить. Нужно готовиться к выпускным экзаменам, да и к поступлению во все в тот же родительский универ. В этом вопросе варианты даже не обсуждались. Самбо я бросать не хотел. Лучше бы шахматы бросил. Но отец был непреклонен. Пришлось перейти на утренние пробежки и посещения тренажерного зала по воскресеньям вместе с ребятами. Итог: «кубики» пресса, вполне приличные бицепсы и трицепсы, но… все это видно только, если меня раздеть. Или нацепить что-нибудь сильно обтягивающее. А в джинсах, свитере и куртке мелочь остается мелочью…

       Кожа у меня белая, загораю плохо. Становлюсь сразу красным как вареный рак, а потом шкура неопрятными клочьями облазит. Тот еще видок! Зато родинок целая коллекция и, что примечательно, — в самых неудачных местах. Над бровью, например, и над верхней губой маленькие такие «мушки». Не парень, а мадам де Помпадур, блин.

Уши у меня оттопыренные, хорошо хоть небольшие. А волосы невыразительного «мышиного» цвета, но вьются, сволочи, «мелким бесом»! Приходится носить их довольно длинными, чтобы уши закрывать. Ну, не до плеч, конечно, но в глаза лезут. И ни о какой стильной стрижке речь не идет: при виде моих мелких завитков а-ля Пьер Ришар все парикмахеры дружно ищут мыло и веревку.

       Добавьте треугольное личико с острым подбородком, пухлые губы, нос «картошкой» и серо-зеленые глаза с «лисьим» разрезом — вот и будет мой портрет. Краса, прям, неземная! Слава Богу, хоть зрение у меня на удивление нормальное, а то к такой красе еще очки на нос… Тогда уж был бы полный крантец!

       Бреюсь я редко: щетина практически не растет, да и вообще волос на теле мало. Если в джинсах и курточке, вполне за девчонку принять можно. Плоскую такую девицу с рожей средней гнусности. Это меня и погубило.

       Началось все в одну препаршивую субботу в конце марта. На дворе каникулы и тепло, но пасмурно и ветрено. Короче, погода была прекрасная, принцесса была ужасная… Днем во втором часу… мы с пацанами пошли прогуляться в «березки». Это недалеко от моего дома сквер такой. Там дом длинный-длинный, целых десять подъездов, а вдоль дома как раз сквер и тянется: три аллеи параллельно друг другу, пересекаемые узкими дорожками. На аллеях фонари и скамейки, а в центре — круглая площадка с фонтаном. А вокруг этой центральной площадки березы посажены. Отсюда и «березки».

      Сквер этот в хорошую погоду днем оккупируют мамаши с колясками и пенсионеры с газетами, а по вечерам — молодежь. По длинным широким аллеям удобно кататься на роликах и скейтах, а на лавочках покурить, поболтать и пивка попить. У нашей компашки даже «своя» лавочка имеется. Обычно мы на ней и зависаем.

      В тот день родители с малой в цирк пошли на дневное представление, а я с ребятами — в «березки». Вечером там еще холодно, а днем пока солнышко пригревает вполне можно на скамеечке посидеть часок. Радуясь теплой погоде и отсутствию родаков дома, я выскочил в кроссовках вместо ботинок и без шапки. У куртки капюшон имеется, если что.

       Затарились мы пивом и сигаретами в ларьке напротив сквера и порулили к «своей» лавочке. И тут, на полдороги, у меня развязался шнурок. Я отдал свое пиво Кольке и наклонился, чтобы шнурок завязать. Пацаны дальше по аллейке побрели, травя анекдоты, меня ждать не стали. Я потянул шнурок посильнее, чтобы больше не развязывался и старенький растоптанный кроссовок держался плотней на ноге. Трысь! — в руке половина шнурка.

       — Твою ж ….!

       — Что там, Фея? — обернулся Колька.

       — Да шнурок порвался!

       — Догоняй, Аня! — крикнул Артем, и ребята свернули на другую аллею.

       Я снял кроссовок, тихо матерясь, вытащил оборванный шнурок, бросил злосчастную обувку на асфальт, и попытался связать два обрывка, балансируя на одной ноге.

       Я говорил, что невезучий? В тот момент мне пришлось еще раз убедиться в справедливости этого утверждения.

       — И кто это у нас тут? — услышал я ехидный голос за своей спиной. — Какая девочка и одна!

      Мгновенно меня окружили четыре амбала, скалясь в довольных улыбках. Каждый в два раза шире меня в плечах и на голову выше. Я знал эту компанию. Они были из соседнего района, но иногда захаживали и к нам. Настоящие отморозки. Именно их набегам наши «березки» были обязаны большинством разбитых фонарей и поломанных скамеек. Их называли «бригада» и старались не связываться.

       — Чего надо? — огрызнулся я, ощущая, как неприятный холодок скверного предчувствия проскальзывает вдоль позвоночника.

       — Ну, что ты такая грубая, Анюта, — противным сюсюкающим тоном произнес один из «бригадиров», придвигаясь еще ближе. — Мы, может, познакомиться хотим?

        — Отвали, придурок! Какая я тебе Анюта?

       Они приняли меня за девчонку! Должно быть, слышали, как Артем назвал меня «Аня».

        — Ты гляди! Недотрога! Прям принцесса! — хохотнул самый здоровенный лось из этой шайки и наклонился к моему лицу, вытягивая губы в трубочку. — Ух ты, суси-пуси, киска!

       Я прекрасно понимал, что парни просто прикалываются от скуки. Но, зная их репутацию, понимал и то, что «шуточки» могут быть довольно жестокими и плохо закончиться. Для меня, естественно. И не важно, что день на дворе. На улице еще слишком холодно, чтобы в сквере гуляло много народу. Вот и сейчас аллейка, насколько хватало глаз, была пуста. Да и не стали бы «бригадовцы» так нагло средь бела дня приставать, если бы поблизости маячил кто-нибудь из взрослых. А мои ребята уже далеко и вряд ли вернутся. Скорее будут ждать на нашей скамейке, считая, что я все еще веду борьбу с так некстати порвавшимся шнурком.

       Вот же черт! И кричать стыдно. Но мне в одиночку с этими четырьмя громилами даже с учетом самбо ни за что не справиться. Дать по роже — не вопрос, только попробуй до этой рожи еще дотянуться!

        — Какие проблемы, ребята? — я сменил тактику на более миролюбивую и интеллигентную, стараясь ногой нащупать кроссовок.

       Авось поприкалываются и уйдут.

       — Да никаких! — по-клоунски развел руки тот, что наклонялся ко мне. — Пойдем, Золушка, с нами. Погуляем!

       — Во-первых, у меня своя компания, — как можно спокойнее возразил я. — Во-вторых, у меня, как видите, небольшая проблемка. Так что, как-нибудь в другой раз, мальчики.

       Кроссовок, как назло, перевернулся подошвой кверху, и я никак не мог вернуть его в нормальное положение и всунуть ногу. Наклоняться за ним в подобной ситуации, да еще и стоя на одной ноге, было слишком опасно.

       — Что ж это, крошка, твои «джинтильмены» тебя бросили? — вступил в разговор другой «бригадовец», обшаривая мое тельце недвусмысленным взглядом.

      Третий жевал жвачку, засунув руки в карманы, и похабно лыбился. Четвертого я не видел, только чувствовал его присутствие за своей спиной.

        — Они бросили, мы подберем! — радостно пообещал первый.— Не парься, малышка. С нами не скучно! — подмигнул второй, придвигаясь и хватая меня за рукав.

       В этот момент мне, наконец, удалось всунуть ногу в чертов кроссовок, и я почувствовал, как стоящий сзади хмырь грубо облапил меня за задницу.

       Дальше я действовал на инстинктах: пнул что есть силы по голени стоящего сзади «шутника», вывернул запястье тому, кто пытался меня ухватить за рукав, врезал как следует локтем под ребра третьему, увернулся от четвертого. А теперь бежать! Я и рванул со всей возможной скоростью от своих «ухажеров». Сзади несся трехэтажный мат под аккомпанемент топота четырех пар ног.

       Я бы и убежал, если бы не растреклятый кроссовок! Я еще и скорость не успел набрать, как этот лапоть слетел с моей ноги и прямиком скрылся в ближайших кустах. Конечно же, я запнулся. Ногой в одном носке в лужу в марте месяце, знаете ли, то еще удовольствие. И, конечно же, меня тут же настигли.

       Теперь «бригадовцы» знали, что жертва не беззащитна. А я потерял единственное преимущество — неожиданность.

        — Ах, ты ж, сучка! — рявкнул тот, кто догнал меня первым, и рванул за капюшон.

       Я отлетел назад и врезался в него. От резкого рывка воротник куртки на мгновение впился мне в горло, а сильный толчок буквально вышиб воздух из легких. Пока я хватал ртом живительный кислород, этот амбал обхватил меня сзади, со всей дури прижимая мои руки к бокам.

       — Держи ее, Серый!

       Меня снова обступили со всех сторон.

        — Что ж ты творишь, бля…! Нарываешься, кошка драная!

       Все попытки вырваться из железного захвата Серого провалились одна за другой. Ударить его головой в подбородок я честно пытался, но элементарно не доставал, а повторить пинок по голени тоже не удавалось. Наученный горьким опытом своего приятеля Серый весьма ловко уходил от моих замахов.

       — Что-то больно ты борзая, Аня! — схватил меня за подбородок «бригадовец», который раньше жевал жвачку. — Мы к тебе со всей душой, а ты, коза…

       Жесткие пальцы больно впились в тело. Жвачку он, должно быть, выплюнул, пока за мной гнался. И теперь от него ощутимо несло ментолом и злостью.

        — Да пошел ты! — я с отчаяньем понимал, что влип и влип конкретно.

        — Че ты выделываешься, сучка! — прошипел еще один мой «поклонник». — Своим четырем шавкам даешь, а нам, значит, западло?

       Я почувствовал, как его рука шарит по моей груди, пытаясь нащупать через куртку и свитер то, что по определению у меня быть не могло.

       — Что ты там найти пытаешься, придурок?! — фыркнул я, хотя мне было вовсе не до смеха. — Я — не девка!

        — Да ну? А кто? Папа римский?

       — Пацан!

       — Кто? — заржали все мои «кавалеры» хором.

        — Вы ошиблись! Я — парень!

        — А мы сейчас проверим! — зло хохотнул громила и схватил меня за ширинку.

        — Руки убери, скотина!

       — Тихо, Аня, не брыкайся!

       И этот идиот полез мне в штаны! Конечно, я брыкался и матерился на чем свет стоит, но меня держали крепко.

       — Точно, парни, барышня-то с яйцами! Вот так Аня! — загоготал производивший осмотр и сжал мою мошонку.

        — Пошел вон, извращенец!

       Я мог отбиваться только ногами, что и сделал, врезав коленом по яйцам своему обидчику. Громила согнулся пополам, сразу же выпустив из рук мое драгоценное. А я получил хлесткую пощечину, от которой перед глазами заплясали цветные пятна. Теперь разъяренные «бригадовцы» придвинулись вплотную.

        — Аня, значит? Ах ты ж, пидор поганый!

       Не знаю, кто из них произнес эти роковые слова. Но я понял, что только что прозвучал мой приговор…

       Дальше меня оттащили с аллейки в кусты и били. Долго и жестоко. Сначала руками, потом ногами. Я сжался на земле в комок, подтянув колени к груди и защищая руками голову. Помогало мало. У троих «бригадовцев» были кроссовки, а у одного — армейские ботинки с подбитыми железом носами.

       Спасительная темнота долго не наступала. Мысли сквозь адскую боль текли вяло.

       — Убьют…

      Наконец пришла темнота.