Внезапно я обнаружил себя сидящим на коленях Неррина лицом к нему и вцепившимся в его плечи. Мой нехилый стояк упирался в такую же дубинку дилийца, а его наглые ручки вовсю оглаживали мою попу.      

Осознав происходящее, я мухой слетел с колен бывшего принца и рванул в свою каюту, где по стеночке сполз на пол. Через пару секунд за дверью послышался голос моего персонального наваждения.      

– Ерофей, не сердись. Я не хотел тебя напугать, просто немного увлекся, – тяжелый вздох. – Ты такой невероятный… Трудно удержаться.      

Он нес еще какой-то восторженный бред о моих безумно притягательных глазах, потрясающе нежной коже, волшебно сладких губах и тому подобную чушь. А я сидел, тупо уставившись в пространство, и в мой голове звучал «Танец маленьких лебедей».      

– Пам-пам-пам-пам-пам-па-па-ра-пам-пам…      

Здравствуй, белочка!      

Наконец Неррин умолк. Э-э… И это все? Так быстро выдохся? А как же дифирамбы моей паклеобразной гриве и буйной россыпи родинок? Кстати, у дилийцев родинок не бывает, поэтому мои «крапинки» им кажутся отпад какими сексуальными. Слышал, как об этом у меня за спиной шептались.      

– Ерофей, с тобой все в порядке? – теперь голос моего поклонника звучал встревоженно.      

– Нет, не в порядке, – хотел крикнуть я. – Совсем не в порядке! Я, кажется, влюбляюсь. В парня. В тебя.      

Но из горла вырвался только какой-то сип. Неррин заволновался еще больше.      

– Тебе плохо? Можно я войду?      

– Не-не, – подумал я. – Ни в коем случае. У меня только стояк опадать начал.      

Но вслух опять ничего не смог произнести. Дверь медленно стала приоткрываться. Кстати, я спрашивал у Неррина: почему при таких продвинутых технологиях у них самые обычные двери на петлях? Вон в грийской «тарелке» двери возникают и исчезают мгновенно и на стене даже следа не видно. Знаете, что он ответил? Мода! Вот же вездесущая!      

Так вот, дверь начала потихонечку открываться. Пришлось срочно обрести дар речи и убедить Неррина, что со мной все хорошо, но мне нужно побыть одному, все обдумать. К чести инопланетного Высочества просьба нашла понимание, и меня оставили в покое.     

 Думал я весь остаток дня и всю ночь. Глаз не сомкнул. Тянет меня к этому прынцу прям без удержу. Не вижу – хочу увидеть, как очи узрят – тянет прикоснуться, а как прикоснусь – крыша улетает в дальние галактики. Сегодня я очухался вовремя, а в другой раз просветление может и не наступить или наступить слишком поздно. И запереться в каюте на два месяца не получится.      

С одной стороны: лучший способ избавиться от искушения – это ему поддаться. Все равно ведь никто не узнает. И я, наконец, разберусь, что такое секс между двумя парнями и чего меня так на Неррине заклинило. Может, оскомину собью и дурью маяться перестану. Часто ведь так бывает.      

Помню, как-то лежал в больнице, и захотелось мне до смерти консервированных абрикосов. Мама их так делает: половинки в сиропе. Получаются как свежие, и сиропчик такой приятный, кисло-сладкий. Захотелось как беременной, честное слово. Мама приволокла трехлитровую банку. Я полбанки за раз приговорил, а потом как отрезало. Остальные пацанам в палате раздал и года три на эти абрикосы смотреть не мог.     

 Поддаться – кайф получим, потом оба мучиться будем. Не поддаться – только мучиться. Оно-то так, но, с другой стороны, вдруг я на секс с Неррином подсяду? И влюблюсь всерьез? Так, что расстаться станет невозможно? Че тогда делать? И потом подло это с моей стороны: поманить конфеткой, а потом – адью мусью, мне пора домой.      

Думал, думал, чуть голову не сломал. Так ничего и не надумал. Вышел к завтраку, с трудом продирая глаза. И увидел озабоченное лицо Неррина и не менее встревоженную морду тигрозайца.      

– С тобой все в порядке? – произнесли они хором.     

 Какое там в порядке! Но, чтобы не беспокоить команду, я только вяло махнул рукой.      

После завтрака у нас по графику уроки русского. Неррин смотрел на меня вопросительно, но я решил сделать вид, что ничего не произошло, напустил строгости и стал проверять домашнее задание.      

Оказалось, что он опять напутал с падежами. Пока объяснял, боролся с сонливостью, но чем дальше, тем сложнее было держать глаза открытыми. Пару раз я проваливался в дрему. А когда пришел в себя в очередной раз, понял, что моя голова лежит на плече Неррина, а этот подлый соблазнитель нежно обнимает меня за талию. Отодвинулся и заставил его повторить предыдущее упражнение.      

Когда я проснулся в следующий раз, мы лежали на кровати. Вдвоем. В моей или его каюте понять было невозможно, потому что они совершенно одинаковые, а спросонок я сразу не смог сориентироваться по сторонам света. Моя голова использовала грудь Неррина как подушку. Твердая подушечка, но такая теплая и мерно колышется… А еще моторчик тихонько тарахтит под ухом. Благодать… Оказалось, я еще нагло сложил на него все конечности. Был бы хвост – и тот бы разместил. И так мне было хорошо, что совсем не хотелось шевелиться. Если бы не переполненный мочевой пузырь, век бы с места не сдвинулся.      

– Проснулся?      

Голос Неррина такой мягкий, обволакивает как вата, нежит как теплый ветерок и его дыхание легонько щекочет за ухом. М-м… Но вставать надо, увы.      

– Ты куда? – а голос такой разочарованный. – Полежи еще немножко.      

– Я бы с удовольствием, но организм требует, – не подумавши брякнул я.      

Неррин аж засветился от улыбки.      

– Тогда возвращайся поскорее.      

И нагло развалился, закинув руки за голову. Я с восторгом пробежал взглядом по его великолепному телу, рельеф которого комбинезон только подчеркивал. Наткнулся на выпуклость ниже пояса и покраснел. Заметив мое смущение, этот бесстыжий гад разулыбался еще больше, просто расцвел аки фиялка. Пришлось срочно прятаться в санузле.      

Но просидеть там весь день у меня не получится. Нужно валить поскорее. Тем более, что каюта все же его, а не моя. Закончил свои дела, «ополоснул» лицо и осторожно по стеночке выскользнул в комнату, намереваясь пробраться к двери.      

Не тут то было! Мой инопланетный принц быстро просек маневр и кинулся наперерез. Поймал возле самого выхода.      

– Пусти… – сказал я, и сам удивился насколько неуверенно прозвучал мой голос.      

Неррин покачал головой.      

– Нет, эсси. Хватит бегать от меня и от себя.      

Я хотел было возразить, но с чужим языком во рту не поговоришь. А потом и вовсе стало не до разговоров. Очнулся от сладкого морока губ и рук только когда Неррин стягивал свой комбинезон. А на мне одежды уже не было. Я запаниковал, но взял себя в руки и решил: хватит! Нельзя так поступать с моим принцем. Нечего трусить, Ерофей!      

Тем временем обнаженный Неррин взобрался на кровать и начал оглаживать мои бока, покусывая живот, от чего по моему телу побежали мурашки размером с динозавра. Ну что у него за манера меня на зуб пробовать? Одно слово – людоед! Нет, было совсем не больно, а так… очень возбуждающе.      

Этот изверг все поднимался вверх. Сперва прикусил и облизал по очереди мои соски. Я едва не улетел без двигателя к Альфа Центавра. Потом перешел на шею, одновременно прижимая меня к кровати и потираясь о мой пах нехилым стояком.      

– Ты же меня не съешь? – спросил я, задыхаясь.      

– Еще как съем! – ответил Нерри, прикусывая мое ухо.     

 И я ему доверился. Потому, что иначе ну никак уже нельзя было. Оказалось, что это совсем не больно, а …. Слов у меня нет. Огонь. Туман. Яд. Блаженство.      

Только позже узнал, что дилийские генетики, сволочи такие, все предусмотрели, чтобы однополый секс шел как по маслу. Оказывается, у основания члена этих ребят есть специальная железа, которая выделяет расслабляющую смазку. А головка устроена таким образом, чтобы доставлять партнеру максимальное удовольствие. Женщинам, наверное, было бы не так комфортно, но на них и не рассчитывали.      

Короче, оставшиеся два месяца до прибытия мы с Неррином провели очень плодотворно во всех отношениях. И освоили много нового, да. Я учебу имею в виду. А вы что подумали?      

Между тем время прибытия на родную планету все приближалось. И накалялась атмосфера в нашем маленьком коллективе. Арбузик на нервной почве подрал когтями диван совсем как домашняя кошка, очень стыдился своего поступка и постоянно изобретал способы замаскировать дефект, все сплошь неудачные. Причем объем повреждений постоянно увеличивался. Очевидно, ушастый не мог совладать с собой и периодически снова срывался. Но мы усиленно делали вид, что так все изначально и было, его проступок одноразовый, случайный и пустяковый.      

Я все чаще наведывался в рубку. Зачем? Корабль летел на автопилоте, и обзорные панели были выключены. Как мне объяснил Нерри, их можно будет включить только по прибытии.      

Учебу мы практически забросили, она совершенно не шла на ум. В то же время мы жались друг к другу, и в кают-компании постоянно можно было наблюдать композицию из трех тел, где мы с Неррином сидели обнявшись, а тигрозаяц лежал у нас на коленях, или я лежал на полосатом как на подушке, сложив ноги на колени Неррина, или в других, еще более замысловатых сочетаниях. И мы болтали о самых разных вещах, словно стараясь наговориться перед долгой разлукой.     

 Наши ночи становились все более страстными, будто мы оба хотели запечатлеть себя в памяти партнера навечно, не дать ни малейшего шанса кому-либо затмить свой образ в будущем.      

Но как бы медленно не тянулось время, однажды перед обедом неожиданно раздался механический голос, который сообщил, что яхта прибыла в пункт назначения.      

Мы рванули вверх по лестнице в рубку, и Неррин активировал обзорный экран. Из темной глубины космоса на нас словно глаз Бога смотрела голубая планета с узнаваемыми очертаниями материков.      

– Земля… – прошептал я, чувствуя, как становятся ватными ноги, а сердце бьется где-то в горле.      

Как же я соскучился!      

Арбузик, просочившийся в рубку следом, разглядывал мой родной мир с любопытством, Неррин – с грустью. И вдруг я заметил рядом с планетой странное сооружение.      

– Это еще что за хрень?      

Штуковина была явно металлическая, блестящая и немалых размеров, поскольку перекрывала часть земного диска. Выглядела она как цветок с множеством лепестков. Что-то вроде хризантемы.     

 – Похоже на солнечную электростанцию, – просветил меня Неррин. – Ты их раньше не видел?      

Ничего себе! Это в космос кучу солнечных батарей запустили? Нашли способ передавать полученное электричество на Землю? Вот это класс! Не надо сжигать уголь, нефть или газ, загрязняя окружающую среду и расходуя ценные невосполнимые ресурсы, не нужно париться со стремным атомом. Вне атмосферы солнышко-то бесплатно светит и в любую погоду. Кстати, вон сбоку еще одна такая «хризантема» летает.      

– Нет, раньше их не было. И когда только успели?      

– Ну, очевидно тридцать шесть лет прогресс на твоей планете не стоял на месте.      

– Сколько?!!!      

Я не поверил своим ушам.      

– Как тридцать шесть? Ты шутишь? – обратил я на Неррина полный негодования взгляд.      

– Ну, понимаешь…      

И он начал нести пургу про большие расстояния и принцип работы пространственно-временных двигателей, про какие-то коэффициенты скренации, расхождение сти-полей и тому подобный малопонятный технический бред. Я смотрел на него, слушал немного виноватый голос и даже не пытался вникнуть в смысл слов. А в голове крутилось только: «тридцать шесть лет, тридцать шесть лет прошло». Капец!      

Я сел прямо на пол – ноги совсем отказались держать. Дилиец прервал свою лекцию на полуслове и опустился рядом на колени, испуганно заглядывая в глаза.      

– Тридцать шесть лет… – мне на плечи словно легла гранитная плита, и даже мысли текли вяло.      

Вот она, теория относительности в действии. Это маме сейчас семьдесят восемь, а отцу восемьдесят четыре. Они уже старые, если вообще живы… Фроське сорок пять. У нее дети взрослые, может даже внуки есть. Они давно меня похоронили и оплакали. И, нет, не забыли, но смирились со своей потерей. И вдруг я заявляюсь. Как был, восемнадцатилетний. Прихожу, к примеру к Фроське: «Здравствуй, сестричка. Сколько лет, сколько зим. Я твой брат, Ершик. Помнишь?». Не поверит ведь. Да и что я рассказывать буду? Что меня инопланетяне похитили? Как объясню где был эти тридцать шесть лет? А если к маме явлюсь, то вовсе инфаркт обеспечен.      

А если родителей нет в живых? И, не дай Бог, сестры тоже? Мало ли что за треть века произойти могло. Что мне тогда там делать?      

И как я там буду жить? Ничего ведь не знаю, не умею. Все понятия и даже бытовые навыки наверняка изменились, мои устарели давным-давно и придется заново всему учиться. Там уже такие технологии… Я как к инопланетянам попаду. В дурку определят, точно.      

– Ерофей… – Неррин взял меня за руку.      

– Ты знал, – это был не вопрос, а утверждение. – Знал и ничего мне не сказал.      

– Я не имел права лишать тебя возможности вернуться домой.      

– Вернуться?      

Я поднял глаза на Неррина, он нервно кусал губы. Кривая ухмылка выползла сама собой. Я когда нервничаю сильно, всегда почему-то улыбаюсь. Многих это раздражает, думают, что я издеваюсь.      

– Куда возвращаться? Это уже не мой мир.      

Какой мне смысл туда возвращаться? Там родные, но я уже стал для них чужим. И мне, и им будет только больно и неловко. Здесь – чужие, ставшие родными. Если я уйду, нам тоже будет больно. Им и мне. А к новому миру привыкать что тут, что там. Но тут у меня Неррин, а там его не будет.      

Я закрыл лицо руками и заплакал. Нервы сдали окончательно. Неррин сразу обнял, притянул к себе, стал сцеловывать слезинки, гладить и успокаивать. Вот такой я мужик. Истеричка.      

– Хочешь, мы спустимся, и ты сам все посмотришь? Найдем твоих родных…      

Я решительно выпрямился и вытер слезы.      

– Нет. Поворачивай назад. На Дилию.      

– Ты уверен?     

 Осталось только молча кивнуть.      

Простите мама, папа, сестренка, друзья. Так будет лучше. И для вас, и для меня. А еще для моего нового зеленого ушастого друга. И для моего, что уж там себе врать, любимого.      

Я с тоской смотрел, как Неррин усаживается в кресло и включает консоль. Он еще раз взглянул на меня вопросительно, давая последний шанс передумать. Но я ответил ему еще одним решительным кивком.      

Пока его пальцы порхали над сенсорной панелью, я в последний раз любовался видом родной планеты. Но вот экран погас и теперь не включится, пока мы не прибудем в наш новый дом, на Дилию. Я вздохнул печально. Впереди три месяца путешествия в центр галактики.      

– А сколько лет пройдет, когда мы вернемся? По дилийскому времени?      

– Дней пять-шесть.      

Я вытаращился.      

– Это как?      

Неррин снова пустился в запутанные технические объяснения, из которых я не понял и десятой части. Это что же получается? От хвоста до головы – три метра, от головы до хвоста – один миллиметр? Очень интересная арифметика. Хотя тут скорее физика и геометрия. Да уж, не с моими знаниями в этом разобраться.     

 И тут неожиданно экран включился вновь. На нем появилось изображение улыбающегося Итэле.      

– Поздравляю, парни. Вы прошли Последнее испытание. Жду на Дилии. Пора выполнять ваши обязанности.      

Че-го?!! Мы с Неррином переглянулись.      

– Какое еще испытание?      

Но экран уже погас.      

– Гм… Попробую предположить… – пробормотал Неррин. – Я пожертвовал своим рейтингом ради того, чтобы вернуть тебя на Землю Хотя меньше всего на свете этого хотел. Очевидно, таким и было мое Последнее испытание. А ты не остался на родине, выбрал Дилию и меня. И брак у нас наверняка будет счастливый.      

– Думаешь?      

– Уверен!