— Выглядит, как аристократ, одет, как аристократ, ведет себя, как аристократ, на деле — чародей, — Лави шепчет, азартно сверкая глазами, не замечая, как его собеседник осторожно пытается отодвинуться от почти прижавшегося к уху губами парня. — Вот так фокусы.
— Попрошу, не чародей, а ведьма, ведьмак, если по-вашему, и не фокусы, а стечение обстоятельств, — ленивый тягучий голос раздается совсем близко, и рыжий застывает сусликом, в зеленых глазах мелькает паника. — Ваше Высочество, ваш шут — нахал. Но, так и быть, очаровательный, так и быть, не буду превращать его в зайца, — и Аллен смеется, оборачиваясь и перебрасывая за спину длинную абсолютно белую косу.
— Вы слишком добры к нему, господин придворный ведьмак, — принц улыбается, встречая взгляд золотых глаз. Те задорно сверкают в ответ.
— Я не добр, мой принц, мне просто дорога ваша спокойная жизнь. Волей-неволей, а у него самый острый язык во всех трех союзных королевствах. Вчера я видел, как он довел до трясучки министра Камелота одним предложением, а это, уверяю вас, не просто, — мужчина склоняется к чужому уху, заправляя выбившуюся прядку за него кончиком пальца. — На вашем месте, я бы брал его с собой на переговоры почаще.
— Кому нужно мнение нелюбимого сына правителя и его шута? — улыбка принца становится чуточку болезненной. — Они и присутствие мое только терпят. Мое мнение и вовсе никого не заинтересует, даже если я вдруг перестану быть двенадцатым в очереди на трон. Все только хотят, чтобы я слушал их, а не говорил. Между прочим, это ваша вина, господин ведьмак!
— В таком случае вместо сегодняшнего вечернего совета до поздней ночи, приглашаю вас выпить чаю в моей башне. В качестве извинений — еще одних за последний год — обещаюсь добыть ваши любимые пирожные, — ведьмак выпрямляется, и многозначительно оглядывается. Гревших уши сплетников как ветром сдувает. — Заодно я покажу вам свои новые наработки по защитным периметрам, о которых вы просили, а вы укажете мне на их недостатки.
— С радостью, — принц улыбается чуточку искреннее и теплее. — Иногда мне хочется свести вас с министром обороны напрямую, а не продавливать его идеи самому после переработок, но мне страшно даже представить, что Сокарро может тогда натворить.
— Мне тоже, поэтому я и предпочитаю сначала делиться результатами с вами, — мужчина бархатисто смеется, а принц как завороженный слушает его. — Наконец-то вам исполнилось шестнадцать и я могу предложить вам что-то посерьезнее чая, Ваше Высочество.
Лави, утирая свой заячий пот, торопливо отходит от беседующей парочки, чтобы не мешать, а с трона на эту картину не слишком довольно смотрит король. Но молчит.
*
Ведьмак пришел на земли королевства десять лет назад и был не слишком доволен тем, как его приняли наличиствующие маги королевства. Несколько битв за право сильнейшего, потом — несколько лет страшных слухов, и вот уже предыдущий придворный маг с гордостью называет ведьмака своим преемником, пакует чемоданы, и раньше, чем король успевает возразить, сбегает в лесную чащу, чтобы не показываться оттуда больше никогда.
Из плюсов: новый придворный ведьмак — темный настолько, что «отродье тьмы» — это комплимент — вывел их магическую оборону на новый уровень. Покусывавшие их границы соседи грызли локти от досады. Из минусов — власти над тварью, занявшей магическую башню, у короля так и не появилось. Попытки его наследников наладить контакт с будущим подданным тоже не были успешными.
И тогда, когда король уже занервничал, не зная, как реагировать на магическую бомбу у себя под боком — буквально в соседнем крыле замка, — его самый младший, самый нелюбимый сын, последыш, убивший его королеву и по всем правилам и убеждениям священников годный только для удушения подушкой под покровом темноты, смог добиться того, чего не смогли ни король, ни прочие его дети: он получил признания ведьмака и его своеобразное покровительство.
— Белый принц, — вдруг обращает на себя внимание ведьмак во время одного из советов спустя несколько лет, — понимает тонкости колдовского искусства и имеет превосходно развитое чувство человечности. Единственная причина, почему половина сидящих здесь все еще ходит по земле — это то, что принц, вопреки всем вашим попыткам его отравить, не умеет держать зла и не склонен к мстительности, — ведьмак обводит всех пристальным взглядом совершенно животных глаз. — А я склонен. И если что-то — совершенно случайно — произойдет с единственным существом на территории трех государств, разделяющим мои интересы и не утомляющим меня своими ремарками, я обижусь. Сильно, — мужчина мягко улыбается. — Поэтому в ваших интересах, чтобы принц Аллен оставался в добром здравии и ему были интересны ваши идеи, потому что в случае его интереса, они могут заставить и меня… Полюбопытствовать.
С той поры у самого нелюбимого сына короля появился свой кабинет, и вереница визитеров за его дверью стабильно была вдвое больше, чем за дверями короля и остальных принцев вместе взятых. С тех пор народ так и стал звать его: Белый принц.
К чести ведьмака будет сказано, что свое слово он тоже держал: по первому слову исполнял необременительные просьбы своего принца, возился с реализацией самых разных проектов, и очень, очень часто придворные видели, как ведьмак идет в сторону своей башни по коридору, помогая перенести свитки из кабинета принца, пока юноша вдохновенно рассказывает ему о чем-нибудь, что впечатлило его в этот день.
*
Чего придворные никогда не видели и не увидят — это того, как самый нелюбимый, но ужасно полезный сын короля год за годом вечерами крадется по коридорам замка под покровом темноты, укрытый чужим плащом и чарами надежнее, чем мантией-невидимкой.
«Это ненормально,» — скажет любой уважающий себя горожанин, — «то, что юноша не ночует в своей спальне,» — но
«Позволите мне побыть у вас, господин придворный ведьмак?» — шепчет мальчик, и каждый минувший вечер повторяет один и тот же сценарий — ведьмак позволяет, мальчик остается, и под убаюкивающую историю о том, чего быть не может, засыпает в кресле, а просыпаясь в чужой постели, игнорирует свое отражение в зеркале — из мальчика он постепенно превращается в нескладного подростка, а из подростка — в юношу, и вечер идет за вечером, год за годом, а гадкий утенок неуклонно проходит свой путь к становлению лебедем.
Чары как и всегда неслышно потрескивают на чужой башне, но тонкая фигура даже не замечает их — чужая сила ластится к коже, обещание боли превращается в обещание ласки, когда юноша осторожно тянет на себя идеально смазанные двери, проскальзывая в щель и тут же попадая в крепкие объятия.
— Я думал, прикончу сегодня капитана стражи, — бормочет ведьмак, стягивая с чужой головы капюшон. Принц встряхивает головой и его длинные волосы сияют серебром в лунном свете. — Пялился на тебя целый вечер. Хорошо, что он с тобой танцевать не может, иначе я бы точно сделал ему лягушачьи лапки.
— Не сгорай от ревности, Канда единственный из всех, кому плевать на политику, он все равно охраняет мои покои, даже от убийц, посланных братьями под видом просителей, — Аллен печально улыбается и позволяет чужим пальцам расстегнуть застежку плаща. Тот падает к его ногам и почти тут же к белой шее приникают горячие губы. Длинные пальцы ласкают линию челюсти, скользят за ухо, в волосы, сжимают до приятного покалывания.
— Перетравлю всех братьев, — обещает мужчина и слепо ищет чужие губы. Во тьме золотые глаза горят, словно два солнца, под смуглой кожей вспыхивают золотом кости. — Мой прекрасный принц…
— Тики, — принц тихо ахает и цепляется за чужую шею, когда его подхватывают на руки и целуют. Чужие зубы ласково прикусывают белое плечо в вырезе ночной сорочки, а ведьмак уже уносит его вглубь башни, кажущейся бесконечной.
*
Принц единственный из ныне живущих бывает здесь, в самом сердце обители ведьмака, а тот единственный, кто знает, что —
Принц Аллен вовсе не сын короля. Сам Аллен пока не в курсе.
Своего последнего сына покойная Королева зачала, соблазненная духом Луны. Пройдет еще несколько лет, прежде чем окружающие поймут, что младший принц не растет. И не стареет. И что он волшебное существо. Как и сам ведьмак.
Но если принц — лунный дух лишь наполовину, то ведьмак — нет. Темная сторона Луны тоже имеет своих детей, и один из них совершенно не думал, что спустившись на землю в попытке убежать от собственной семьи, наткнется на потерянное сокровище.
Он не знает, кто был отцом мальчика, не знает, как ребенок выжил. Принц с самого начала не был похож на своего отца, в отличие от остальных детей, но и на королеву не был похож, и если бы убитый горем монарх лично не принял ребенка и не совершил бы имянаречение, еще не зная, насколько чуждым будет этот младенец, ребенка бы похоронили. Очень несчастный случай — утонул, подавился, потерялся, был украден, запутался в пуповине.
Но мальчик до поры был просто мальчик. Лишенный красок, белый, как снег, с тонкой нежной кожей и бледно-розовыми губами, с глазами настолько светлого цвета, что они казались слепыми. И ему было уже пять, когда Тики встретил его.
Пять лет, и мальчик, угодивший в одно из заклинаний на башне, потому что братья затолкали его туда, куда им самим не было дороги. Надеясь, что он умрет. Ненавидя брата, и не зная, за что его ненавидят. Чувствуя страх и отвращение.
Как к Тики, но еще иррациональнее. Духам не место на земле, даже если у них есть тело.
Высвобождая эту бабочку из пут, Тики до последнего не верил в то, что видит. Мальчик, легкий, как пушинка, одетый в чистое, но не слишком дорогое в сравнении с одеждой прочих принцев, смотрел на него огромными глазами, полными слез. Он наслушался историй братьев, обсуждавших нелюдимый нрав ведьмака, и ждал жестокой расправы. А получил…
— Не желаете выпить со мной чаю, Ваше Высочество? — губы ведьмака шевелятся без его участия. Чужой свет режет глаз, в него хочется вцепиться зубами, вырвать. Мальчик так мал.
— Я Аллен, — едва слышно шепчет прекрасный маленький принц, чуть ли не плача. Говорит он мягко, ни один учитель риторики даже близко не стоял рядом с ребенком, не занимался огранкой его характера. — Не хочу быть никаким Высочеством, они все меня ненавидят.
И для Тики это решает все.
Если им не нужен принц, Тики заберет его себе. Ему — нужно. Темная сторона Луны бесконечно гонится за своей светлой половиной.
*
Аллену уже десять, когда он впервые прибегает проситься к ведьмаку на ночлег, осторожно трогая бьющие током двери кончиками пальцев. На ужин вся его еда пахла чесноком, даже десерт, но принц не смог съесть ни кусочка.
Чай в его комнате пахнет миндалем, хотя принц просил жасмин.
Тики понимающе кивает и утром королевского повара находят мертвым. Несколько служанок отравлены в своих постелях. Пьяная стража уволена с позором.
После двенадцатилетия мальчика, ведьмаку приходится неделю пробыть в лесной чаще. Не вернувшегося с охоты Аллена он находит привязанным к дереву, с укусом змеи на руке. Выходить маленький светоч своей жизни он мог бы за пару часов, но ужасно приятно провести целых семь дней вдали от людей, заботясь о мальчике, лаская взглядом его улыбку и торчащие птичьи косточки.
Он учит его ловить рыбу руками и смущается, когда принц застает его поедающим карпа живьем. К его удовольствию, мальчик никак не порицает дурные наклонности «темной твари» и с удовольствием слушает про магию звезд, жалея, что сам не колдун ни разу. Тики смешливо фыркает, ковыряясь в зубах рыбной костью.
В четырнадцать они с принцем танцуют в саду по ночам. Принц все еще не умеет, что выясняется накануне свадьбы его старшего брата. Учитель танцев, очень недовольный назначением в учителя к нелюбимому сыну короля, больно бьет его указкой по чему достанет, и Аллен путается в ногах еще сильнее. После в дело идут розги.
После второго занятия, когда принц не заглядывает к нему с очередным проектом, Тики сам приходит в чужую спальню. Долго рассматривает злые синяки на юношеских бедрах и голенях, на спине, на плечах и руках, и представляет, как будет вырывать сердце мерзкого старика из груди. Заведет себе питомцев в счет его плоти. Скормит им по кусочкам, поддерживая жизнь. Чтобы не думал, что уйдет так уж просто.
Через четверть часа учитель танцев исчезает при самых загадочных обстоятельствах, а ведьмак запечатывает покои принца. «Принц болен», — с каменным лицом сообщает стража визитерам, а новые, незаметные слуги колдуна отслеживают, кто, зайдя за угол, желает Белому принцу смерти.
Сам ведьмак в это время заботливо наносит мазь на следы ударов, не позволяя рубцам испортить белую кожу. Аллен скулит то от боли, то от стыда, мечется в лихорадке не то от потрясения, не то от количества оставленных ему ударов, бредит, и отросшие волосы мокрые от пота. Тики с неудовольствием констатирует, что даже неизнеженному мальчику тяжело дается борьба с перенесенным. Он должен лучше защитить своего принца от подобного.
К следующей ночи Аллен почти полностью здоров, и Тики дарит ему свой плащ, серебряную полумаску, почему-то ощущающуюся очень теплой к лицу, а еще — прекрасных черных бабочек, имеющих угрожающий фиолетовый отсвет.
— Они будут защищать, скрываясь в тенях. Лучше дворцовой стражи, в которой только новый капитан знает, что золото не стоит жизни, — обещает ведьмак, и только он сам после этого знает, сколько убийц пытались добраться до Белого принца.
На свадьбе наследника трона принц Аллен танцует не слишком охотно, но довольно мило и уверенно, а утомившись, уходит на балкончик, чтобы вдохнуть свежий воздух.
— Спасибо за танцы, — благодарит он, ощущая, как ведьмак воздвигся за его спиной. Почему-то он всегда ощущает появление Тики.
— Буду рад повторить сегодня ночью, — улыбается мужчина, не снявший с темных кудрей капюшон плаща, и Аллен улыбается ему в ответ, обернувшись. На щеках проступает очаровательная краснота.
У него белые длинные ресницы и белые же брови, он похож на птичку, такой же маленький, с мягкими перышками. Тики знает, что у него постоянно мерзнут тонкие пальчики, что он любит чай с веточкой мяты и умеет готовить сам блинчики, печь хлеб и варить картошку, потому что иногда прятался на кухне и кухарки думали, что он ребенок кого-то из слуг. Правда их уничтожила.
— Я буду ждать в саду, — обещает Аллен, и Тики растворяется в сумерках, блеснув улыбкой. У него чуточку более острые клыки, нежели у обычных людей, он может есть сырое мясо и пить кровь, но никогда не пытался просить о подобном Аллена. И никогда не угрожал. Все, что Аллен знает, он выведал сам и сам принял.
Ведьмак с черными волосами, золотыми глазами и смуглой кожей, похожий на человека примерно так же, как бражник схож с птицей, пугает его меньше, чем весь королевский двор и родной отец.
Ночью они, как и десять ночей до этого, встречаются в королевском саду, и пока в небе сияют звезды и Луна, они танцуют по мокрой от росы траве, а потом смотрят праздничный салют. Придворные празднуют свадьбу наследника трона, и ведьмаку и самому нелюбимому сыну короля нет места на этом празднике жизни, но оно им и не нужно. Они отлично себя чувствуют, занятые друг другом, не испытывая и толики сомнений, что прочее им и не требуется.
Аллену пятнадцать, когда они с ведьмаком обручаются. Магический обряд не требует свидетелей, но Аллен все же приглашает свое новое приобретение поприсутствовать — его шут в ужасе от перспективы быть единственным свидетелем обряда, но —
— Это только помолвка, — успокаивает его принц, а Лави перехватывает снисходительный взгляд ведьмака и чуть не седеет под стать своему господину — он подозревает, что принц просто не понимает подоплеки происходящего, и что если ведьмак получит обещание, то забрать свое слово обратно у принца не выйдет. — Я просто не хочу в один прекрасный день обнаружить, что меня пообещали кому-то в качестве откупных.
Что ж, под таким углом решение принца выглядит весьма прозорливым — король и наследник частенько смотрят так, словно думают, как избавиться от нежеланного принца с гарантией. Брак — вполне себе вариант, и чем дальше будет подобранная вторая половинка, тем лучше.
Аллен никому не рассказывал, как обнаружил неучтенных гостей в своей спальне, а Тики не расскажет ему самому, что рой черных бабочек вовсе не переносил незнакомцев, а сожрал вплоть до костей прямо там.
Однако оба считают, что следует принять меры.
Вот так в одну из ночей полнолуния они оказываются на балконе магической башни — том самом балконе, пройти к которому нужно сквозь бескрайнее пространство внутри башни, и по слухам, предыдущий маг так и не осилил этого прохождения, предпочитая просто использовать удачно подвернувшееся пространство в меру сил и фантазии.
У темного-претемного ведьмака явно нет с этим никаких проблем, Лави проводят за руку, и бесконечные прыжки окружающих предметов заставляют его голову кружиться, а потом раз — и они уже на балкончике. Принц не выглядит удивленным, сам Лави пару раз встряхивает головой и глубоко вдыхает. Пахнет розами из королевского сада, а ведьмак уже обвязывает их с Алленом руки широкой лентой и читает что-то на незнакомом Лави языке. В решающий момент он говорит на языке их королевства, всего один вопрос:
— Принимаешь?
— Принимаю, — откликается Принц, и он выглядит околдованным, а потом лента на их руках начинает гореть алым и словно вплавляться под кожу, извиваясь, как живая, заставляя проступить вязь неизвестных знаков на коже, куда вливается вся эта шелковая, словно кровь, краснота.
Ведьмак берет чужие запястья в свои руки и осторожно — целомудренно — касается губами губ принца. В ту же секунду чары осыпаются наземь осколками: принц моргает и приходит в себя, краснеет, обнаруживая, что чужие губы касаются его губ, но — он позволяет мужчине самому отстраниться и отпустить свои запястья, а потом краснеет так, как Лави никогда не видел, и отводит смущенный взгляд.
Шуту кажется, что никакая личная безопасность не стоит таких испытаний, но так кажется только ему.
— Теперь попытка взять силой закончится смертью пытающегося, — предупреждает Тики. — А поцелуи против воли — как яд, отвращающий желудок от пищи на целые недели. Не работает на детях младше пятнадцати, беременных и животных. Но шут ваш точно сляжет, так что никаких глупостей.
— Хорошо, и спасибо, — Аллен с облегчением выдыхает и одергивает рукава рубашки. Алые линии у него на запястьях бледнеют и будто таят, становясь невидимыми глазу — очень быстро и с гарантией. Лави радуется, что никто не увидит знаков и не посмеет обвинить в чем-нибудь его господина.
Тогда они еще не знают, что это будет очень тяжелый год. Тридцать соискателей благосклонности Белого принца не вернулись домой, имея ключи от личных покоев юноши — не нашли даже их тел, и если бы король не знал, кому отдал очередную связку от всех потаенных дверей в комнату, он бы всерьез подозревал, что последыш просто тайно спит со всеми искателями его благосклонности поочередно. Но когда та же участь постигла и посланных головорезов, он уже даже не смог решить, что делать дальше.
Отрава возвращалась к отравителям, бокалы хватали по ошибке те, кому они не предназначались, дрогнувшей рукой пущенные стрелы доставались кому угодно, кроме принца.
Женить его и отправить за тридевять земель осталось единственным вариантом, пришедшим на ум, и король как никто другой нетерпеливо ждал шестнадцатилетия нелюбимого сына, чтобы объявить о его помолвке и услать.
Никакой договор с королевским придворным ведьмаком уже не мог остановить короля. Или все будет так, как он решил, или отступника ждет смерть.
*
Сегодня Аллену исполнилось шестнадцать и он был официально представлен ко двору, но кому надо — все знали его и так. Самый любимый принц народа и его злой ведьмак; единственный представитель королевской семьи, который никогда не лжет и всегда исполняет свои клятвы. Сегодняшний прием — в честь его дня рождения, и Тики наконец-то может позволить себе расслабленно выдохнуть: он уже видит, что король что-то задумал, но он тоже не просто так пришел на этот прием.
Они беседуют, Тики шутливо пугает шута, уводя от общества всех желающих поболтать с именинником. Невежливо, но так надо, пока, наконец, не объявляют о прибытии на прием представителей иностранной делегации.
— Министр Шерил Камелот с дочерью Роад Камелот; герцог Тики Микк.
Аллен обнаруживает, что его — личный — ведьмак пропал, когда хочет обсудить с Тики, что кого-то из иностранных послов тоже зовут Тики. Подозрения закрадываются в тот момент, когда вслед за уже знакомым министром Камелотом показывается еще одна облачная в баснословно дорогой костюм фигура. У Аллена перехватывает дыхание, когда он понимает: вот он.
Черная пена кудрей в низком хвосте, лукавый взгляд золотых глаз, родинка под одним из них, прихотливо изогнутые в улыбке тонкие губы. Герцог Тики Микк и ведьмак без имени, которого Аллен привык звать по имени — Тики — один и тот же человек. В лицо принцу бросается краска — он только теперь вновь вспоминает, что они обручились почти год назад. Герцог знает его с пяти, он вырос на его глазах, а теперь оказывается, что он — не совсем тот, за кого себя выдавал. Что он сам — тоже принц, пусть и не королевского происхождения, во всяком случае не по прямой линии, но…
Его положение высоко, и для кого-то по-идее столь могущественного, пойти в обычные колдуны, пусть и при дворе — лишь способ избавиться от скуки.
А может, Аллен просто слишком часто бывал в чужой башне, чтобы не ощущать обиду, что эту тайну ему не доверили.
Делегация приветствует короля и наследника, и расходится по залу; Тики возвращается к кусающему губы Аллену. Он осторожно перехватывает словно бы поданную ему руку — на самом деле Аллен хотел вцепиться в него и потребовать объяснений, какая из его личин — настоящая — и целуя костяшки, смазанно шепчет:
— Когда король объявит о заключении договора и твоей помолвке — просто скажи, что слушаешься его приказа.
Аллен отшатывается, словно мужчина его ударил, но тот удерживает его за руку, и настойчиво спрашивает:
— Ты мне веришь?
Принцу хочется плакать и вскричать, потребовать ответа, кто же он на самом деле. Но он только опускает голову на чужие пальцы, сжавшие его руку, и порывисто кивает.
— Я все объясню, — обещает герцог — или ведьмак? — и отступает на почтительное расстояние. А Аллен остается. И когда король поднимается с трона, чтобы объявить всем, что переговоры завершены и по их итогу принц Аллен должен будет отправиться в чужое королевство и стать там мужем герцога, придворные замирают в пораженном молчании. В этой ужасающей тишине то, как Аллен склоняется, произнося «слушаюсь, Ваше Величество» становится особенно отчетливым.
Как и то, что принц плачет. Плачет так, словно ему разбили сердце.
*
Он несчастен; Аллен ощущает себя самым преданным человеком на свете, и уходит в свои покои, сославшись на недомогание, и сейчас он очень хочет обнаружить яд в своем бокале. А потом одна из бабочек приносит ему записку знакомым почерком: «приходи ко мне в башню, в обычное время; возьми маску и то, что захочешь забрать с собой».
Аллену нечего брать, кроме маски и плаща, и дожив до ночи, он сначала решает не идти, но спустя полчаса уговоров, в последний раз спешит по коридорам в сторону башни, проходя мимо капитана стражи у дверей, словно невидимка. Он или разберется во всем, или хотя бы найдет весомый повод для конца этого фарса.
Чары как и всегда неслышно потрескивают на чужой башне, но тонкая фигура даже не замечает их — чужая сила ластится к коже, обещание боли превращается в обещание ласки, когда юноша осторожно тянет на себя идеально смазанные двери, проскальзывая в щель и тут же попадая в крепкие объятия.
— Я думал, прикончу сегодня капитана стражи, — бормочет ведьмак, стягивая с чужой головы капюшон и снимая маску. Принц встряхивает головой и его длинные волосы сияют серебром в лунном свете. — Пялился на тебя целый вечер. Хорошо, что он с тобой танцевать не может, иначе я бы точно сделал ему лягушачьи лапки. Я не для того ждал твоего шестнадцатилетия, чтобы терпеть, что твоей руки могут потребовать другие.
Аллен все еще обижен, все еще зол и ничего не понимает, он по прежнему ощущает себя обманутым, но когда ведьмак так открыто и искренне подается к нему, впервые очевидно не играя в имитацию почтительного расстояния между ними — ему становится иррационально легче дышать. Вот он — настоящий ведьмак. Здесь и сейчас, любит его и более не скрывает.
— И поэтому полный вечер отгонял от меня всех девушек и не девушек, которых король нагнал в зал в качестве свидетелей моей потенциальной непокорности? Не сгорай от ревности, Канда единственный из всех, кому плевать на политику, он все равно охраняет мои покои, даже от убийц, посланных братьями под видом просителей, — Аллен печально улыбается и позволяет чужим пальцам расстегнуть застежку плаща. Тот падает к его ногам и почти тут же к белой шее приникают горячие губы. Длинные пальцы ласкают линию челюсти, скользят за ухо, в волосы, сжимают до приятного покалывания.
— Перетравлю всех братьев, — обещает мужчина и слепо ищет чужие губы. Во тьме золотые глаза горят, словно два солнца, под смуглой кожей вспыхивают золотом кости. — Мой прекрасный принц…
— Тики, — принц тихо ахает и цепляется за чужую шею, когда его подхватывают на руки и целуют, целуют совсем не так, как когда-то на обручении. Чужие зубы ласково прикусывают белое плечо в вырезе ночной сорочки, а ведьмак уже уносит его вглубь башни, кажущейся бесконечной. — Тики, ты и герцог, и колдун, чего же еще тебе нужно от несчастного принца? — Аллен жалко улыбается, подставляя тонкую шею под жадные губы, и замирает, услышав в ответ:
— Мой муж.
Мужчина не дает ему больше задавать вопросы, он роняет Аллена на постель, большую настолько, что она кажется постелью бога, храмом из шелка и скользких подушек, и падает рядом. Его пальцы — прикосновения бабочек, когда он расстегивает пуговицы сорочки и стягивает вниз по бедрам свободные штаны на завязках.
И Аллен забывает себя, забывает всю свою прежнюю жизнь: остается только темный-претемный ведьмак, оказавшийся сегодня герцогом другой страны, и он сам, жалобно, ломко стонущий от чувственных поцелуев, которыми тот коснулся его тела даже в самых непредназначенных для этого мест.
— Я люблю тебя, — горячечно шепчет Тики, и его горячее тело внутри заставляет Аллена умирать каждую секунду. — Я ждал этого мгновения с тех самых пор, как увидел тебя, Белый принц.
Аллен секунду думает, что это, наверное, ужасно — желать ребенка, но Тики говорит:
— Я видел твое сияние, которое никто кроме меня не замечал, и эти слепые люди причиняли тебе боль, а я был готов уничтожить каждого из них, но ты не позволял мне. Только ты и не позволял мне.
— Я не понимаю, — Аллен плачет от отчаяния. Его телу приятно, он буквально не может два слова связать, мысли спутались в клубок. Тики делает ему так хорошо, что он впервые за всю свою жизнь обнаруживает, что его тело может выплеснуться без прикосновений к себе, и его уничтожает в эти секунды, он кричит, срывая голос, выгибаясь до боли, ощущая чужое удовольствие, как свое, и от чужого рыка кружится голова.
Они лежат на смятой постели, и Аллен утомленно вздыхает время от времени; символы на его запястья пульсируют алым, изменяясь, и теперь это не метка-обещание, а полноценное свидетельства заключения их союза. Она больше не исчезает с его рук, оставаясь завитками тьмы на белой коже. Тики пропускает длинные белые волосы сквозь пальцы, целует кончики, и Аллен терпеливо ждет его рассказа.
Наконец, Тики поднимает руку, сгибает все пальцы кроме указательного и среднего, и на черноте балдахина постели вспыхивает точно такое же звездное небо, какое сейчас повисло над замком и всеми близлежащими землями. Аллен с интересом следит за тем, как звезды пускаются скользить по кругу, смазавшись в полосы.
— Давным-давно, — начинает Тики. — На Луне существовало государство, и города, и природа. Не такие, как на Земле, но в чем-то схожие, и королевские дома Луны и Земли знали друг о друге. А еще они знали, что на темной стороне Луны тоже есть свое государство. Люди там были не совсем такие, как на светлой стороне, или на Земле, но они тоже были, и между двумя сторонами и двумя народами традиционно заключалась браки. Люди темной стороны тяготели к свету людей светлой стороны, и никого это не удивляло, пока… Пока в один прекрасный момент люди светлой стороны не стали пропадать. Одни отправлялись на землю, другие просто… Просто исчезали. Проходили годы, светлая сторона пустела, и в итоге сейчас с Земли вместо хрустальных дворцов можно увидеть только остатки прекрасных рельефов светлой стороны Луны. Темная же как и прежде скрыта от взгляда. Жизнь там условно есть, но жителей, не решившихся бросить все, не так уж и много. К счастью, там нам не нужны тела, не то, что на Земле. Здесь приходится тратить энергию и создавать себе физическую форму, — Тики наматывает на пальцы свободной руки длинные белые волосы, а Аллен, запрокинув голову, зачарованно следит за мелькающими картинами-видениями, повинующимися чужому голосу.
— Жители темной стороны стали перебираться на Землю очень неохотно, многие — в поисках сограждан светлой стороны. Потом отъезды стали массовыми. Королевский дом, придворные, аристократы, купцы — на новом месте они стали заниматься тем же, чем и там, основали королевство, и годы стали десятилетиями, но… Сущности темных мало изменились. Для созданных жить тысячи лет, что означают век или два? И как и все наши предки, потомки темной стороны безоглядно тянутся к представителям светлой, хотя и могут сходиться друг с другом и даже заводить детей. Просто это… Ощущается не так. Не хватает баланса, — Тики крепче прижимает к себе взволнованного юношу. В отличие от принца, он даже не думает натягивать на свою развратную наготу одеяло.
— И представь, какого мне было, когда я вернулся из очередного странствия по брошенным городам Луны, сбежал из-под опеки своей чересчур навязчивой семьи, и в первый же год столкнулся с тобой — ребенком лунного духа, светлого духа, отражением такого же темного, каким являюсь я? Утраченный, забытый народ; полукровок осталось только на то, чтобы вообще помнить, что вы существуете, и тут ты — юный, абсолютно переполненный лунным светом… И все это — от матери, которая собственному мужу не родила ни одного сына, — Тики неверяще качает головой. Это чувство преследует его уже более десяти лет при взгляде на принца.
— Как это — ни одного? — Аллен встревоженно приподнялся на локте. Тики низко рассмеялся, любуясь его потрясенным лицом.
— Придворный маг Мариан Кросс всегда славился дамским угодником. Королева-мать каждого из своих детей, кроме тебя, понесла от него. На всех принцах личины — они буквально отражают внешнее взросление короля или королевы, а потому похожи на портреты, как две капли воды, но уверяю тебя: стоит снять личины, и там будут все до одного рыжие парни. Принцы знать не знают, что они не дети короля, но ощущают что-то неправильное — личины и им самим не дают увидеть себя. Длинну рук, ног, волос, бород, усов. Иногда они ощущают странность, но не могут ее увидеть или коснуться, им… Чудится уголком глаз другое отражение в зеркале, но стоит посмотреть прямо — и ничего.
Аллен затихает, ложится, а Тики продолжает.
— Ты — другое дело. Я не знаю, где твой отец, кем он был. Не знала и Королева. Кросс передал мне подпитку всего, что он тут навертел, но стоит нам уехать — личины посыпятся, укрепленный замок станет рушащейся крепостью, сады превратятся в лес, кони в мышей, ну, а кареты — в тыквы. Все, как в сказке, во всех сказках, что я рассказывал, — Тики целует его в висок. — Башня останется. Башня была тут всегда, замок выстроили вокруг нее, и, по правде говоря — это моя башня, мы нашли общий язык с заключенными в ней чудесами. Башня дракона, — золотые глаза мерцают. — И я нашел свое сокровище. Нашел и похитил. Эта сказка тоже правда: есть дракон, принц, башня, спаситель и чудовище. Чудовище сидит на троне, спаситель и похититель-дракон носят одну личину, но — чем богаты, а принц — принц пришел в башню сам. К дракону, что примечательно, — и он снова целует белое плечо.
— А как же министр? И договор? — Аллен крепко прижимается к чужому телу, и ему мерещится черная чешуя с отливом цвета червонного золота, дым из ноздрей и вертикальные зрачки в чужих глазах.
— Министр — мой кровный родич, еще один дух темной стороны, как и я, министр по-настоящему; но духам не место среди людей, так что любить никто его не хочет. Договор — фикция, чтобы забрать тебя отсюда, и окончится, как только окажется, что королевство на самом деле разваливается, а башня покинула замок вслед за принцем — и она действительно отправится за тобой, куда бы ты ни пошел, как и я, — Тики, мерзавец, закуривает, лежа рядом. Аллен был уверен, что он бросил. — Кросс любил королеву Марию, и если бы король заходил в склеп, он бы обнаружил, что ее тела там нет — Кросс забрал ее с собой. А без Кросса больше не осталось и магов — все кончились, пока пытались извести меня, когда я только свалился с Луны и пытался понять, что с этим делать, — Тики хмыкнул. — Для людей это будет невеселая сказка, но для тебя — все только начинается.
Тики улыбается с обещанием, а Аллен осторожно прижимается к его плечу.
Все ли ему равно?
Нет.
— А мы не можем спасти… Всех? — Аллен кусает губы, смотрит умоляюще, и Тики вздыхает: это так в духе принца.
— Завтра все проснутся от крика супруги наследника трона: ее супруг исчез, вместо него в ее постели оказался незнакомый красноволосый мужчина… — Тики поднимает пальцы и картины среди звезд на балдахине сменяются. Аллен видит незнакомцев с повадками братьев, и как те теряют все. — Старый король верит, что это проклятье ведьмака из башни за то, что позволил забрать Белого принца, но к башне нет ни входа, ни выхода, и башни нет тоже, и принц растворился на петляющих дорогах страны, украденный с солнечными лучами, потому что таков был приказ короля. Король скорбит, всех пытавшихся выдать себя за принцев казнят, и никаких следов наследника престола или остальных сыновей нет, допросы кончаются ничем. Принц Аллен же утрачивает право на трон в тот миг, когда оказывается принят в чужой дом, и гонец прибывает с письмом слишком поздно, — Тики роняет руку на постель и картина постаревшего на своем троне короля гаснет. — Спасти всех не выйдет, малыш: стоит венцу лечь на твое чело и старый паук встанет за твоей спиной, пытаясь влезть тебе под кожу и править через тебя. Никакого счастья и свободы. А когда ты перестанешь стареть и на сотни лет останешься юным, твой народ станет считать тебя то ли богом, то ли тираном, и королевство будет медленно умирать под гнетом традиций, которые не ты учредил и не ты выбирал.
Аллен торопливо прячет лицо у чужой груди, и Тики позволяет ему эту маленькую слабость.
— Забудь о старой жизни, мой принц, — Тики нежно касается паутины белоснежных волос, и с кончиков его пальцев на голову юноше слетает что-то мелкое, похожее на пыль и мягко сияющее в воздухе.
Аллен засыпает, убаюканный чужой нежностью. Ведьмак, убедившись, что приглушил память и переживания, неторопливо поднялся и накинул на тело свою привычную мантию.
Его визитер уже устроился в одном из кресел гостиной. Тики небрежно кивнул и занял место напротив.
— Не буду спрашивать, каким образом из всех наших людей именно тебе попался на глаза представитель светлых, — министр Камелот закидывает ногу на ногу и складывает поверх руки замком. — Приятно удивлен, что ты решил вступить в брачный союз, хотя и не могу понять, что ты в нем нашел, кроме его крови.
Тики вспоминает тысячи ночей на протяжении более чем десяти лет, когда Белый принц украдкой скребся в его двери и забывал уйти к себе для сна; вспоминает он и те ночи, когда он сам приходил в чужую спальню полюбоваться мягким сиянием чужой души, задолго до того, как маленький принц осмелился — или был испуган настолько, что больше не мог сдерживаться — прийти к нему.
Он приручал это прекрасное существо долгие годы, и то, о чем он Шерилу не напоминает — это простое правило всех темных духов луны: светлого нельзя неволить. Светлый создан для обожания, для любви, для того, чтобы убивать за него, для того, чтобы его свет не угасал. Светлый создан для созидания. Война уничтожает таких, как он.
— Что я могу сказать тебе, братец? — Тики неторопливо закуривает. — Дракон ждал жемчужину для своей коллекции сокровищ.
Шерил скептически хмыкает и смотрит со снисхождением. Тики даже бровью не ведет. Лежащий в его постели принц мягко сияет во тьме рассеянным светом, похожим на лунный, и темному духу, в отличие от своих собратьев, уже не хочется украсть ночное светило с небосвода.