Сколько коридоров ни обойди — всюду проникал мягкий теплый свет. Его размытые полоски пронизывали проемы высоких окон, и, отражаясь на стенах, казались насквозь пропитанными солнцем. Каменная обитель источала ауру храма, возведенного для поклонения счастью и незыблемому вдохновению. История становления Мэйшу брала свое начало еще из тех лет, когда Чжи Юй значился лишь как клан с несоизмеримым богатством, которое могло сравниться только разве что с числом их семейных связей.

Главной роскошью земель в Ордене и по сей день остается восхитительного уровня плодородность, чем безусловно старались пользоваться все жители без исключения.

Семья Юй, располагавшая самыми крупными земельными владениями среди южных провинций бывшей Империи, наживала завидный капитал, сумев одной из первых проникнуть скользкой змеей в торговые отношения. Чуткий ум заклинателей этой фамилии возмещал недостаток хитрости и наглости, что были присущи многим зажиточным господам в округе, точно также желавшим заработать.

Однако всеобщую любовь народа смог завоевать именно «Дом благородия» — так называли раньше в быту имение, принадлежавшее клану Юй.

Честью было носить золотистую вышивку чешуей, в которой сразу узнавалось твое положение, этот узор будто служил меткой удачи от самих Небес. Достойные условия существования здесь получали все, от крестьянских до личных слуг и заведующих казной. 

И как бы жадно ни стискивались императорские тиски в давнишние времена, тем, кто находился под крылом у Чжи Юй, дышалось свободнее и жилось во сто крат спокойнее. Справедливые хозяева и глава — «прелестной души господин» — зажигали в рабочих силу, а в тяжелую пору бремени надежду, которой и в обычное время-то иногда не доставало.

Клан разросся и распространил свое влияние далеко за пределы южных земель, дойдя до северных и восточных границ, не меняя своей позиции насчет обострявшегося политического положения на континенте. Из всех возможных тактик члены этого рода отдали предпочтение нейтралитету, хотя, разумеется, находились и те, кто тихо и без лишнего шума возражал, но все недовольства, как полагалось в смуту, оставались при себе, дабы не навлечь беду на собственную голову. Страшнее слепой диктатуры был только ее гнев.

Но, в конце концов, времена принялись меняться, не исключая людей, которые тем принадлежали.

Для Фэн Сунин в жизни не менялось практически ничего. Перед ее глазами словно замерзла ледяная корка, сквозь иней которой было невозможно различить хоть что-то; время погибло для нее, а счет дней потерял смысл.

Особенно крепко в ней держалось мысль о неизменности некоторых личностей, например господин Шан до сих пор злоупотреблял привычкой невзначай оказываться там, где лишним ушам присутствовать было нежелательно.

Сунин быстро сбежала после бурных переговоров с хозяином дворца и, вихрем взлетев на второй этаж, направилась в неизвестный или по большей мере забытый коридор.

Заклинательница не стремилась найти обнаруженного наверху мужчину, несмотря на противоречивую готовность высказать пару ласковых слов. Больше этого ей хотелось прилечь в пустой комнате и отдохнуть в одиночестве какое-то время. Сунин не нравилось, в какой хаос приходили ее собственные ощущение от наслаивающихся друг на друга событий, и женщина отчетливо понимала, что до настоящих разбирательств они еще пока не дошли, но ждать осталось наверняка недолго.

Открыв первую попавшуюся на пути дверь, она замерла у порога и внимательно посмотрела в центр помещения. Коротко фыркнув, Сунин оперлась на массивный косяк и сложила под грудью руки.

— Подслушиваешь? — спокойно поинтересовалась она, уже заранее держа все доказательства на руках.

— Ну что ты, как я могу? — с добродушной издевкой в голосе на нее обернулся Шан Цинхай. Широкая улыбка определенно красила этого человека.

Сунин прошла вглубь просторной комнаты, которая была обставлена не слишком богато, в отличие от остальных покоев. Всю мебель составляли кровать, накрытая однотонным шелком, длинный, во всю дальнюю стену столик со множеством шкатулок и запечатанных емкостей на нем, вокруг наружного окна панели, украшенные неяркими, но привлекающими взгляд качественные полотна с лесными пейзажами. Утонченным вкусом хозяев веяло даже от этой скромной красоты.

Кажется, такое помещение здесь называли «малым хранилищем», в которых обычно складировали небольшие запасы какой-нибудь утвари или вещиц не первостепенной важности, а кровать или футон располагались специально для тех случаев, когда служащему приходилось оставаться в комнате за работой до глубокой ночи, а идти в другое крыло дворца до своей спальни сил не оставалось. За той же потребностью сюда мог зайти переночевать кто-либо из рабочих, чтобы не шастать в сумерках через залы до покоев, если вдруг задерживался по обязательствам.

Сунин бы с облегчением облюбовала эту комнатку под один час сна в тишине, если бы не вторые лица. Без роскошного вычура центральных помещений здесь она чувствовала себя гораздо расслабленнее.

Цинхай молча проводил взглядом ее шаги к низкой кровати, на которую она присела. Сам он тоже на выход не торопился.

— И сколько ты услышал?

— Чтобы понять некоторые моменты, мне хватило сполна.

Сунин на этом заключении поморщилась — как из древнего клана алхимиков, она ненавидела абстрактность слов, хотя каялась — сама не раз замалчивала о размышлениях и фактах, известных ей. Построение выгоды — трудоемкое дело, которое нередко щекотало нервы, если собеседник начинал плести интриги в ответ.

— Не криви лицо, — ласково поправил мужчина, — я лишь опасаюсь попасть под твою горячую руку.

— Избегаешь прямоты, потому что боишься со мной разругаться? Трусишь? — Сунин изумилась, подавив внутри вспышку смеха. Конфликт видать и впрямь был ее сильной стороной.

— Осторожность не трусость, — Цинхай пожал плечами и отошел к окну.

То, как доброжелательная улыбка моментально могла перемениться покалывающей хмурью на лице мужчины, сбивало с толку во время разговоров. Угадать, в каком направлении движутся его мысли, представлялось задачкой под стать опытным математикам. Но решали ее вместо математиков настырные министры; может, именно поэтому с годами у Цинхая вошло в привычку всячески перекрывать эмоции, накладывая одну на другую, словно чередуя веера между собой.

Цинхай вышел на середину хранилища, заводя за руки. Со стороны казалось, что комнатка ему вовсе не подходила по размеру — уж слишком миниатюрной выглядела она, когда по ней широкими шагами рассекал последний. Зачем с таким-то ростом вообще носить обувь на каблуке...

— А глупость не смелость, — мужчина искоса глянул на правительницу Ордена Бэй Фэн.

Заклинательница с прищуром рассматривала его, закинув ногу на колено.

— Забавно слышать это замечание от тебя.

— Знаю. И я учусь на своих ошибках. Тебе тоже советую. Похвально, конечно, что ты не боишься говорить другим в лицо все, что пожелаешь, но такая отвага может однажды плохо окупиться.

Цинхай находил поведение Сунин весьма неразумным. Личные переживания ни в коем случае не должны смешиваться со здравым хладнокровием. Как можно идти на поводу у эмоций, в такое-то время? Они всем своим немногочисленным составом играют на сцене театра правительственной власти, и каждый обязан серьёзно поразмыслить перед тем, как стачивать доверие между собой. Даже Цинхай, как провокатор, рожденный такими же и среди подобных, понимал, что поддержание мира перерастает уже в жизненную необходимость.

А если постоянно, да еще и целенаправленно вскрывать раны? Конечно они никогда не заживут, только продолжат гноиться и ныть больнее прежнего. Потому эти поступки чести им в высоком положении не делали.

Вообще, Его Бывшее Величество совершенно точно подметило, что устраивать громкую ссору в центральном холле само по себе было чересчур опрометчиво, но, надо полагать, страсти до дверей просто не дотерпели.

Ужасная шутка, он никому о ней не расскажет.

— Хорошо, я сделаю одолжение, о котором просит этот глава Ордена. Буду хранить молчание, заодно силы на болтовне сэкономлю.

— Ну зачем же бросаться в крайность?

Цинхай ободряюще усмехнулся; ему показалось, что чужая язвительность начала потихоньку оттаивать.

— Пусть заклинательница из клана Фэн сделает мне другое, как она называет, одолжение.

Брови Сунин медленно изогнулись в неподдельном любопытстве, пускай ее все еще не покидала аура вечного подозрения.

Рядом с Цинхаем, если выдавалась встреча, она держалась почти равнодушно, если не полностью свободно. Возможно, пока что просто не нашлось причины, по которой можно было бы полноправно выпустить когти в его сторону.

Ох, насколько же сильно сказывались личные взаимоотношения с людьми у Сунин на обоюдном внешнем влиянии, с таким человеком лучше никогда не вступать в ссору — злопамятность в ней не засыпает.

— Что ты хочешь? — трудно было догадаться, сердится она или нет на его предложение.

Цинхай же с явной охотой выпрямился перед ней и запустил руку под ткани своих синих одежд, старясь нащупать что-то под слоем верхнего ханьфу. После непродолжительных поисков, глава Ордена Шан наконец вынул вещь, которую так тщательно искал. Главной проблемой оказалось вспомнить, где находится внутренняя подкладка, служившая карманом для важных, но некрупных вещиц.

В целом, это было одной большой особенностью всей одежды северян — вшивать подкладки-карманы, в которых можно спокойно хранить необходимые в жизни и по дороге предметы. В древние времена их племенам приходилось носить чуть ли не полноценные наборы выживания с собой: по большей части снасти, травяные лекарства и все, что было дорого душе; в руках даже при всем страждущем желании много утащить не получилось бы, а заклинания инвентаря тогда не существовало и в помине.

С тех пор утекло огромное количество воды, и северяне ныне не нуждаются и в половине того, без чего когда-то не могли прожить. Но одну традицию из этой части своего прошлого они чтут и соблюдают по сей день.

— Рассвет давно подошел к концу, — в ладони Шан Цинхая блеснула узенькая палочка, в которой улавливались очертания флакона из черного нефрита. — Пускай вечер наступит еще не скоро, я бы хотел закончить с кое-какой деталью уже сейчас, раз уж мы здесь, в тишине и одиночестве.

Фэн Сунин недоумевала с каждой секундной все более отчетливо, и предел был окончательно достигнут, когда Цинхай снял с одного конца флакона тонкий колпачок, из-под которого выглянула черная заостренная кисть.

— Я, кажется, понимаю, к чему ты клонишь, — Сунин вздохнула, коротко кивнув, и, подбирая полы тяжелого халата, поднялась с кровати. — Но какая у меня роль в этой ситуации?

Цинхай широко улыбнулся, опустил взгляд вниз, расценив отклик женщины как согласие, и снял колпачок со второго конца колбы.

— Мне приходилось красить Синьхэ и Цзюйли, но когда дело останавливалось на самом себе, то все... шло из рук вон плохо, — Цинхай беззвучно засмеялся, сморщив только нос. — В прямом смысле, да. Может, глава Ордена Фэн облегчит мою участь и окажет помощь? Я буду очень признателен.

— Если бы лестью можно было брызгаться, мне бы пришлось отправляться сейчас сушить верхнюю одежду, знаешь.

— Я искренен! — Цинхая смешил непреклонный тон женщины, которая взяла из его рук вынутую кисточку и емкость с тушью. — С вами по крайней мере точно.

Сунин умело управлялась с кистями и росписью, макияж, какой она наносила в обычные дни, стал тому практикой, и подвести глаза для нее труда не составляло. Просьба позабавила Сунин, но глава не отказалась выполнить ее.

Северный народ — люди суеверные, на их счету безграничное количество мифических легенд, сказок и страшилок, которые появились не на пустом месте. До определенного момента в качестве оберегов красили лица только люди, назначенные на службу в храмы или у алтарей, еще больше тех, кто уделял пестрому макияжу внимание перед ритуалами и церемониями.

Это было чем-то в роде защиты от темных сил, по поверьям, прямо как у волшебных существ. Корни обычая зарыты в настолько далеких временах, что уже вряд ли кто-то из северных адептов осилит про это вспомнить в подробностях. Но местные так или иначе за устои держались железной хваткой, хотя бы элементарно на запасной случай. Поэтому перед торжествами и затяжными, до глубокой ночи, празднествами в Янь Шан в меру своего желания подводили глаза синей или преимущественно черной краской. Это никогда не входило в полноценное обязательство, но в качестве совета рекомендовалось абсолютно всем, даже детям.

Скорее всего, предприимчивые адепты Янь Шан сейчас пойдут массово разукрашиваться и поджигать на улицах ладан, потому что сила силой, но без духовной связи с предками они чувствовали себя неуютно.

— И как же ты раньше справлялся? — слукавила Сунин, после чего сразу же насупилась и жестом показала Цинхаю, куда присесть.

— Просил шиди или саньди, естественно. Еще раньше выручала матушка.

В комнате повисло молчание, пока Сунин набирала кистью легкий слой краски на ее кончик. Женщина была сосредоточенна на выведение ровных и аккуратных линий, а Цинхай следил за отражением бликов на гладком нефрите колбы. Такой двусторонний стержень носили с собой многие из них, как для косметики, так и для письма. Всегда есть, чем расписаться или оставить записку в любой момент, вдобавок чернила рисковали вытечь, а утрамбованная полужидкая масса в пузырьке никуда сбегать не собиралась.

— Я... до сих пор очень хорошо помню ее, — Фэн Сунин сделала четкий мазок под линией ресниц, от чего у Цинхая чуть защипало верхнее веко. — Она была настоящим эталоном для подражания. Хотелось быть на нее похожей.

— Я рад, что она осталась на твоей памяти таковой, — у Цинхая в полуулыбке шевельнулся уголок рта, на что Сунин возмутилась: «Не вздумай дергаться». — В какой-то период она с особой любовью пристрастилась к косметике, а большинство смесей изготавливала сама. Думаю, что и косметику она любила как раз из-за процесса создания. Для нее это было сродни научным экспериментам.

— Что ж, она с успехом преуспела не только в заклинательстве. Словно не краской, а волшебством подводила глаза, — Сунин склонила голову набок, приподняв черные брови, — всегда красивая и безупречная императрица. Из каких благовоний делалась ее сухая тушь для глаз?

— Если не ошибаюсь, жженный миндаль и масло белой лилии, — у Цинхая дрогнули желваки; ему вновь захотелось улыбнуться; он давно ни с кем не делился счастливыми воспоминаниями о покойной матери. — Она не была императрицей.

— Империя, может, и разделена, но о древней крови ваших предков никто не забывает. Потому и ты не забывай. Прошлое еще несколько вечностей будет дышать в спину тебе и твоим отпрыскам, — пояснила Сунин, заканчивая трудиться над линиями второго глаза.

— Напоминает какое-то проклятие, — горько оценил такое положение Цинхай и встретился с многозначительной женской ухмылкой.

— Знакомо.

Складывая кисть обратно в блестящую колбу, Сунин прищурилась, оценивая проделанную работу; словно два тонких осколка искрящегося зеркала уменьшились в размере, но при этом сконцентрировали в себе поражающий дух.

Какой бы суровой наружностью не обладала заклинательница, облик ее завораживал. Пускай взгляд последней мог потягаться в соперничестве с морозной стужей.

Любопытно, сколько придется ждать, чтобы загадочная наследственность оборвалась... И еще увлекательнее кажется ее истинное происхождение.

— Твой народ никогда не перестанет почитать могущество, как и историю предков, — бесстрастно проговорила Сунин выпрямившемуся Цинхаю и, спустя пару обессиленных вздохов, продолжила, будто заученными цитатами из каких-то свитков. — Ты для них и свет, и тьма, кара Небес и их же правосудие.

— Правосудие не может заключаться в человеке, людям не дано знать истину.

— Думаешь, это что-то меняет? В богов можно верить сколько угодно, но до них не дотянуться, а вот ты живой, из крови и плоти, также стоишь над ними. Почти равнозначен. Первая и последняя ступень на пути к вознесению. Тебя и боятся, и восхваляют как бога.

Шан Цинхай посмеивался с умозаключений давней подруги, но прокручивал их в мыслях под разными углами, как карту со множеством тропинок. Вот только все они были нарисованы наугад и по особенно примитивным приметам. Цинхай был убежден, то — очередная провокация, брошенная специально для него. Ведь наступила эпоха, когда он обязан считаться с другими, чтобы у соседствующих кланов не возникло желание упасть в революционные настроения, чего так старательно пытался избежать его отец-предшественник.

— Сунин-цзе, ты ведь не веришь в божеств? — подначил заклинатель, складывая руки на груди.

— Верно, — согласилась она, и уголки ее губ самодовольно поползли вверх. — Я тебя не боюсь, и благовоний с моей руки в священном храме ты не увидишь.

Все, как он ожидал.

— Ну спасибо, что помогаешь мне чувствовать себя человеком, — глава заерничал и скосил взгляд на причудливые холсты на стенах, хотя они не представляли для него интереса.

— Лучше всех с этим справляется наш дорогой сюн.

— А вот это уже обидно.

Цинхай неосознанно продолжал крутить в руках набор с тушью, а Сунин оперлась на выступавший угол подоконной полки. Так тихо.

После всех произошедших событий, наскоро случившихся передряг и сомнительных разговоров тишина вокруг звенела в ушах. Шумели разве что птицы.

В Линъюй прилетают и строят гнезда огромное количество птиц, зачастую маленьких и скромных на палитру красок в своем оперении — но красивые и дружелюбные. Прямо как сами жители музыкальной столицы.

Переливчатый щебет здешних пташек был слышен и в этой комнате, где-то подальше и снизу под окном, возможно, кружат у дворцового крыльца и чего-то выискивают. Жаль, что говорить они не умели, военной охране с такой воздушной разведкой стало бы в разы сподручнее.

— В какой-те мере я его понимаю. Юй Дэ, — неожиданно добавила Сунин и убрала выбившуюся прядь волос за ухо. Цинхай полностью обратился во внимание. — Держать контроль на собственной земле проще без лишних рук. Ты можешь создать проблемы. Ко всему прочему однажды ты уже...

Раздался негромкий грудной кашель со стороны входа, и две пары глаз взволнованно переметнулись к дверному проему.

У входа в покои, сомкнув руки на чешуйчатом черном поясе, стоял, склонив голову глава Ордена Юй, спокойный, с нечитаемым выражением лица.

— Я предпочитаю не злоупотреблять чужой помощью, — учтиво поправил Юй Дэ, переступив порог, и встал напротив товарищей, которых, судя по реакции, застал врасплох своим внезапным визитом. Они же были, как один, готовы поклясться, что лидер клана Чжи Юй качественно избегал шанса хотя бы мельком улыбнуться.

Фэн Сунин закатила глаза:

— Вы друг у друга учились что ли подслушивать чужие диалоги?

— Я стою здесь от силы минуту, не беспокойся, — Юй Дэ покачал головой. — Выловил в зале младшего секретаря и только потом отправился на ваши поиски.

— Зачем искал? — мгновенно вспыхнул вопрос Цинхая, и следом от него с притворной (а может и нет) обидой донеслось: — Кстати, насчет моей помощи, ты ее и так не принимаешь.

— Раз ты говоришь об этом, значит, я успешно справляюсь со своими задачами, — слова Юй Дэ зазвучали легче, будто бы прокатились по мягкой волне от середины к берегу водоема; теперь он наконец улыбнулся, повернувшись на Цинхая. — Что за боевой раскрас?

Минув недолгое размышление мужчины над ответом, в глубине глаз Шан Цинхая подозрительно блеснул пугающий огонек.

— Первый день летнего, цветущего времени и День объединения кланов... Сегодня мы ведь празднуем конец династической диктатуры, — заклинатель в синих одеждах шагнул к Юй Дэ, — в благодарность делимся особенностями культур, учимся уважать чужие традиции и доверять свои, правильно?

— Да? Строим единство не господством и не ценой человеческой крови, — Юй Дэ охотно насторожился и услышал, как Сунин, кажется, прошептала: «Зря ты у него это спросил», приложив ладонь ко лбу. — К чему эту словесная прелюдия?

— Как глава клана и Ордена Шан, — Цинхай горделиво задрал голову, — я должен чтить традиции Севера. И в такой знаменательный день...

«Мгм?»

— ... я был бы счастлив и признателен, если бы глава Ордена Юй разделил их сегодня со мной.

— ...

— Как хорошо, что я решила накраситься еще перед церемонией, — заметно развеселилась Сунин.

Юй Дэ выставил перед собой ладони и завертел головой, тряхнув вороной копной волос. Сунин права, зря он спросил Цинхая — попытка уговорить упрямого наглеца отступиться от своей идеи возымеет успех лишь при содействии удачи.

— Если бы я тебя не знал, то даже не заподозрил бы какие-то иные мотивы, кошмар...

Мужчина досадливо отвел карие глаза в сторону, игнорируя тихонько злорадствующую женщину. К огромному сожалению, рассудительный Юй Дэ чувствовал, что предложение друга все-таки находится внутри рамок личной принципиальности. Демон бы подрал эту его компромиссность...

— Какие же у меня могут быть мотивы? — проворковал Шан Цинхай, крутя между пальцев черную кисть, на которую Юй Дэ смотрел как на наставленный острый меч.

— Поиздеваться, подурачиться.

Кажется, заклинатель огня расценил его слова скорее как комплимент.

— Иногда ты своим поведением напоминаешь ребенка.

— Я просто молод душой.

Сопротивление по итогу оказалось тщетным.

Юй Дэ еще пару раз выдержанно вздохнул под едкие комментарии Сунин, которая нашла в развернувшейся сцене увлекательное представление. Оно для нее не ново, потому что еще больше подобных конфузов и дурацких историй пришлось на ее раннюю юность.

Цинхай мастерски орудовал кистью, наловчившись, очевидно, на младших принцах, но отчего-то весь процесс затягивался на неприлично долгое время для нескольких линий краски. Сам глава продолжал начатое дело с абсолютной безмятежностью, словно все шло так, как и планировалось.

Планировалось видимо то, что подразумевал Юй Дэ, когда отвечал на его последний вопрос.

Наконец, пытка ароматной тушью благополучно завершилась.

— Отлично. Теперь я доволен, — Шан Цинхай растянулся в щедрой улыбке, убирая флакон с кистью под одежды; металлические пластинки обмундирования на его плечах радостно зазвенели. — И конечно же благодарен.

Как выяснилось опытным путем, процедура для главы Юй была не быстрой и отнюдь не безболезненной — с непривычки глаза угрожали заслезиться в самый разгар действа.

— Предлагаю уже перейти к сути того, что я хотел обсудить, и заодно в следующее крыло Мэйшу, — проморгавшись, Юй Дэ развернулся и направился к выходу из покоев. — До наступления сумерек, думаю, у нас получится все уладить.

Главам Шан и Фэн ничего не оставалось, кроме как спуститься за старшим заклинателем. В противоположном крыле находилась аналогичная куча комнат, но дополнением к ним служили обширные покои главенствующей семьи и залы собраний по разным назначениям.

Три правителя проследовали вниз по каменной лестнице, после чего заслышали странный гомон и зачастивший шелест стали, исходившие со стороны дверей дворца.

Через них навстречу верховной знати расшумевшейся толпой повалил поток адептов Чжи Юй, что держали наготове клинки. Но еще мощнее интригу создавал тот, против кого их обнажили.

Около пятнадцати мечей утыкались Нань Хуану чуть ли не во всю спину, но выглядел мужчина настолько расслабленно, будто вместо заточенного металла ему под лопатками скребли назойливые кошки.

— Ох, вот так встреча! — выпалил Нань Хуан и сложил вместе ладони. — Приветствую вновь старших господ и прошу у них прощения за бурное вторжение и суету. Эти ребята таскаются за мной по всему городу.

— У нас приказ на задержание, — ворчливо донеслось до него сзади.

— Ну так задержали бы, в чем ваша проблема? — заливисто рассмеялся мужчина. — Мне даже руки связать не попытались. Вы стесняетесь? Не нужно! Поверьте, я не поклонник иглоукалывания, мы можем договориться, вам стоит лишь отринуть свою застенчивость.

Военный отряд издал единогласный замученный вздох.

Этот человек их порядком уморил. В действительности эффективнее всего было бы использовать кляп, но потенциальный преступник вел себя слишком мирно и уступчиво, беспрекословно подчиняясь выставленным указаниям, вследствие чего в надзирательных мерах по закону не было нужды. Ко всеобщему разочарованию.

— Убрать оружие, — мрачно приказал Юй Дэ. — Что все это значит?

Он не успел получить ответ на свой вопрос, так как все обернулись на новую волну тяжелого грохота дверей, которые распахнул немолодой и абсолютно рассерженный мужчина с мелким пучком жидких волос на затылке.

— Ты! — рыкнул он, завидев кудрявый хвост в золотистых кольцах.

— И вам доброго дня, судья Хао, — возликовал Нань Хуан и упер руки в бока. — Все в сборе, прелесть.

Вбежавший мужчина задыхался от отдышки, и некоторым его лихорадочный вид показался настолько жутким, что от компании заклинателей принялись поступать настояния вызвать лекаря. Однако, с тяжелой рукой на груди, он привел себя в чувство и отдал низкий поклон, прежде чем снова заговорить.

— Извините этого слугу за столь непочтительное безрассудство, но великим хозяевам кланов ли не знать о минувших событиях? — дрожь волнения никак не отпускала его. — Руководящим лицом на построении был он! Этот бастард! Чем отплатил он вам за годы вашей заботы? Устроил покушение на госпожу дома Бэй Фэн! В День объединения кланов! Ты, — судья со всей яростью взглянул в глаза Нань Хуану, — подверг опасности людей!

— У вас есть хоть одно доказательство моей вины? — посерьезнев, спросил он, смерив требовательным взглядом главного председателя столичного суда.

— Ты единственный, у кого был безусловный доступ на парадную площадь, неужели этого мало?!

— Ничтожно мало. Любой человек может заполучить доступ на арену, если хорошенько пораскинет мозгами и меридианами.

— И не каждый сможет выманить темного духа, примите к сведению, — напряженно процедил Юй Дэ. — Пусть военнослужащие возвращаются к своим обязанностям, здесь для них работа закончена. Ступайте.

Неловко переминувшись, патрульные адепты отдали всему собранию старших чинов поклоны, уважительно попрощались и строевым шагом развернулись на улицу; некоторые знакомые Нань Хуана с отряда пожелали тому удачи и также покинули дворец Мэйшу.

— А эту ситуацию мы сами, уже досконально разберем, судья Хао. Если за всем стоит обвиняемый вами Нань Хуан, ход расследования непременно приведет к нему. Пока что вы предъявляете несущественные улики, причем одну. И я очень сомневаюсь, что глава Ордена Цзи, в силу своих способностей, за столько дней репетиций не поставила бы хоть кого-то из нас в известность о том, что мой кузен владеет темной магией.

«Но и про гуля на свободе госпожа Ордена Цзи ничего не сообщила, — напряжение в Юй Дэ непроизвольно росло. — Он ведь и сам мог прийти, их притягивают скопления энергии. Темную магию возможно заглушить только светлой, с помощью усмиряющих талисманов. Если судить объективно, что я и должен, то здесь... могла быть командная работа».

«И мотивы...? Я не хочу думать о наихудшем варианте, в котором мой шиди спелся с черными магами, но мысли сами лезут в голову, и мне нельзя закрывать на них глаза. Он тоже это понимает, я уверен».

— Вы сами вправе решать, как поступить, конечно, господин, — не отступал судья, — но тогда вам... всем вам, великие господа, нужно снова посетить церемониальную площадь. Вероятно, никому еще не сказали о находке, что обнаружили наши люди под землей.

Юй Дэ, слегка оторопев, переглянулся с остальными и уточнил:

— Под землей?