хрусталь

Он сжимает снег в своих пальцах. Перчатки изорваны в ходе битвы, в течение которой он ломался несказанно сильно. Неужели он настолько сильно отличается от него? Неужели он настолько сильно хуже его? Он вздрагивает, хватаясь за чужой белый плащ. Он смотрит в отражение напротив, но не видит тех эмоций, которые ему нужны на данный момент. Он жмурится, пытаясь в который раз отречься от того, что с каждым разом все сильнее и сильнее достигает его — эмоции, чувства, словно он живой человек, словно он способен, как и все, также тепло улыбаться.

— Почему, — тихо шепчет он, сжимая потрескавшимися руками, его сознание трескается по швам, и он не знает что делать. А можно ли что-то делать в этой ситуации? Он в крови, в прахе, в меле. Все смешалось в нем. И идеальное, и неидеальное. И совершенное, как чистый мел, и несовершенное, как черная почва. Альбедо смотрит на него с сожалением. А как его зовут? Разве он может быть Альбедо? — Почему я не могу иметь то, что имеешь ты. Я ведь такой же..

Альбедо садится вместе с ним на колени. Холодный ветер, приносящий снегопад сильными порывами, сковывает любое движение, но он все равно осторожно кладет ладони ему на плечи, обнимает так, словно он был самой дорогой вазой, что когда-либо была создана на свете. Альбедо нежно проводит по волосам своего прототипа. Ты прекрасен, как жаль, что они оба осознали это слишком поздно. — Ты совершенно другой, — говорит ему алхимик Ордо Фавониус, и тогда Альбедо, который не знает мира, который не знает, что таится за пределами Драконьего Хребта, вздрагивает, чувствуя, как расколотое сердце разбивается на более мелкие осколки. Алхимик гладит его по волосам, словно родитель, убаюкивающий любимого ребенка. Он целует тело, покрытое синяками и взбухшими венами, с которых вытекала темно-алая кровь. — Ты отдельная личность, похожая на меня только внешностью. Тем ты и лучше, ведь ты другой.

Человек, нет, искусственное создание напротив рвано выдыхает и закрывает глаза. Он проводит пальцами по гладкой коже, на которой нет ни одного рубца, нет ничего «несовершенного». Завидует ли он? Конечно, он тоже хочет быть идеальным, лучшим, но настоящее искусство, с заботой и теплотой держащее в своих руках его, действительно творение изумительное, лучше всех. И раз он другой, то неужели он хуже всех?

— Быть идеальным – своего рода проклятье. — Альбедо выдыхает, устремляя свой взгляд в небеса, окутанные темными тучами в ночное время. Он едва видит сверкающие звезды в глазах умирающего. Слёзы стекают по щекам. Хочется жить. — Я просто хотел жить, — извиняется он, и тело с ярким звоном разбившегося хрусталя разлетается на осколки. Ваза распалась на множество маленьких частиц, с болью вонзающиеся в кожу алхимика. Соленые капли стекали с уголков его глаз, но он не дрожал, не взрывался миллионом чувств, он все также сидел посреди Драконьего Хребта в кромешной тьме. Лунный свет едва падал на его плечи, а Селестия как никогда сильно не обращала свой взор на него. Звёзды меркнут.

Надо собрать осколки.