— А вот это — это, вообще, что?!
Жан держал двумя пальцами то ли тряпичную куклу, то ли старые трусы, сросшиеся с футболкой в двухголовое чудище, то ли что-то еще, что Эрен при всем желании не смог бы опознать.
— Это не мое, — сказал он безапелляционным тоном и даже отвернулся, как бы давая понять, что не имеет к странному куску ткани никакого отношения.
Началось все пару дней назад, когда Жану вдруг позвонила мать и сказала, что собирается его навестить. Сначала Жан легко согласился, а потом они оглядели квартиру. Эрену заниматься уборкой не хотелось, не его же мама приедет, но он не стал спорить. Однако масштабы катастрофы таковы, что уборка быстро превратилась в тяжкую и бессмысленную работу.
Вот сейчас они разбирали груду одежды «для стирки» между шкафом и креслом и обвиняли друг друга в том, что грязные вещи залеживаются в углу; каждый при этом утверждал, что это другой ленится доводить дело со стиркой до конца. Жан заявил, что свои вещи-то он как раз стирает, так что вся куча принадлежит Эрену.
— Это — твое! — гаркнул Жан и швырнул тряпку Эрену.
— Да выкинь ты ее просто, и все!
— Остальное тоже выбросить?!
Эрен пожал плечами. Он не смотрел на Жана, но прекрасно знал, что у того сейчас красное лицо, волосы растрепались, и при других обстоятельствах можно было бы просто притянуть его к себе и поцеловать, перевести ссору сразу на стадию примиряющего секса, но сейчас Жан его так бесил… Взгляд его скользнул по комнате и остановился на столе у окна. Эрен подошел к нему и демонстративно провел пальцами по столешнице, скинул на пол пару грязных салфеток и чуть не свалил чашку с заплесневевшими остатками кофе.
— Кто бы говорил! — громко произнес он. — У тебя тут новая цивилизация скоро будет! А это вредно! Дышать плесенью! Мне рассказать, какие болезни могут быть из-за спор?!
Жан устало сел на диван.
— Да завали ты уже! Трудно просто закинуть свое барахло в машинку?
— А трудно было сказать мамаше, что ей тут нечего делать?
Эрену, действительно, не улыбалось принимать в гостях миссис Кирштейн, еще и притворяться, что они с Жаном просто снимают квартиру, потому что так дешевле. Почему-то Эрену хватало смелости поставить семью перед фактом и представить им Жана как своего парня, а Жан мямлил что-то каждый раз, когда родители спрашивали его про личную жизнь и сочинил легенду, что Эрен просто скидывается на аренду.
Вообще-то, Эрен не собирался ругаться из-за этого всего, но слова как-то сами вырвались, и теперь пути назад не было.
— Ты думаешь, мне охота из-за нее тут на задних лапках ходить?! Мог бы поселить ее в гостинице, не померла бы!
— Ты рот-то закрой! Про мою мать говоришь!
— Ты первый начал меня доставать! Эта куча тут два месяца лежит, тебе пофиг было, а сегодня ты как с цепи сорвался! Чего боишься? Мама ата-та по попке сделает?! И если тебе так вперлось навести чистоту, давай клининг вызовем. Ты бы лучше подумал, чтобы рассказать ей про нас, но ты же только о шмотках этих думаешь, которые, кстати, твои, а что я думаю, тебе плевать, надо — сам все делай, а то прилип как пьявка! Ну или давай все выкинем, и дело с концом. А если я тебе так не нравлюсь, могу и съехать! А ты сиди у мамкиной юбки…
— Рот закрой, я сказал!
— Не затыкай меня! Я тебя полгода терплю, могу в конце концов все тебе высказать! У тебя миллион претензий, а сам ты ни хрена не делаешь! И на меня тебе плевать, иначе давно бы рассказал ей все! А еще вчера ты посуду опять не помыл, и мне пришлось…
Жан уставился на Эрена. Он раскраснелся, на лбу выступил пот. Он не просто злился — его несло, и он говорил уже какую-то совсем чушь, что-то про съеденную неделю назад Жаном шоколадку, про которую сам Жан уже успел забыть. Эрен перестал вспоминать старые обиды и перешел к общим рассуждениям о том, что Жан — скотина, никогда не делает ничего по дому, игнорирует своего парня и теперь еще прицепился со своими грязными шмотками. Он прошелся еще по вопросам, которые постоянно задавал Жан, пока Эрен пытался смотреть свой сериал; потом он заявил, что ему надоело, что Жан вечно несет какую-то чушь. И так далее, и так далее…
Заткнуть его не было никакой возможности. Ни на окрики, ни на легкий шлепок по заду он не отреагировал. Тогда Жан набрал воздуху в легкие и гаркнул так громко, как только мог:
— Закрой рот, я сказал! — Он перевел дух, снова набрал воздуху и начал, перекрикивая Эрена, декламировать:
— Мне твое молчанье — словно в уши мед.
Так что, Эрен Йегер, закрывай свой рот!
Эрен уставился на него, не понимая, какого черта на Жана нашло.
— Мы с тобою вместе очень много лет.
Эрен скрестил руки на груди, показывая всем видом, что полгода — это не «много лет», но ему интересно, что еще Жан придумает.
— Рот закрой свой, Эрен, ты на шпингалет.
Ты, наверно, скажешь, что я груб и резок.
Я отвечу: «Эрен! Захлопни хлеборезку!»
— Сам заткнись, — вяло огрызнулся Эрен.
Вообще-то, ему уже не хотелось сердиться. Его забавлял этот неожиданный поэтический припадок. Стихи были смутно знакомые: кажется, они их слышали в каком-то юмористическом шоу. Жан между тем продолжал:
— Сильную имеешь надо мною власть,
Если твоя, Эрен, не открыта пасть.
Ты смотри, как тихо — слышно, муравьишка
Сухую муху как несет…
Эрен хихикнул, представив себе муравьишку с мухой.
— Потому все, Эрен, что ты закрыл свой рот!
И нет такого другого мужчины в мире,
Что сейчас со мною живет!
Тут уже Эрен не выдержал и заржал в голос. Жан тоже хихикнул, но продолжил:
— Чтобы мог бы так же, как и мой любимый,
Закрывать свой поганый рот!
Эрен согнулся пополам от смеха и вытер слезы.
— Так, отлично, теперь у тебя истерика, — проворчал Жан, подходя к нему.
— Ты придурок, — сказал Эрен, обнимая его за шею. — И у тебя ритм хромает.
— Это импровизация, — обиделся Жан. — Думаешь, легко на ходу сочинять?
Они поцеловались, и Эрен потащил Жана на кровать — мириться.
— Ну что, — спросил Эрен, когда отдышался, — клининг все-таки вызовем, может?
— Не. Сниму маме номер. У нас тут и так тесно.