Примечание
День 3
Олежа бросает на навигатор тревожный взгляд; Антон взволновано постукивает пальцами по рулю. Ехать-то всего жалких три километра, но вечная пробка около моста, где сливаются с основной дорогой дублеры, заставляет думать, что пешком было бы быстрее. Антон сдерживается, чтобы не нажать на гудок – все равно ничем не поможет.
Олежа осторожно поднимает руку чуть выше. Густая темная кровь струится по предплечью, капает на халат, рубашку и на брюки.
— Я боюсь, что залью тебе всю машину.
Антон перестраивается грубо – сейчас не до вежливости.
— В салоне потом отмоют.
Антону кажется, что в одной из ран блестит стекло.
Сейчас они выедут на мост и сразу поедут. А там до травмпункта пять минут с учетом надевания бахил. Олежа цокает.
— А я говорил, что мне нужно новое оборудование. Сто раз сказал, что эта дурацкая интерактивная доска мне вообще не сдалась, а вот новые колбы были бы намного полезнее. Господи, да у меня предметных стекол на всех не хватает, приходится за свои деньги покупать, хорошо, конечно, что они копейки стоят. Но «нет, Олегсей, город выделяет нам определенный бюджет, ко-ко-ко». Да лучше бы купили микроскопов современных, дети бедные телефонами на зеркала светят. Презентации было отлично и с проектора показывать, а доска эта дорогущая и неудобная, я сам на нее дышать боюсь.
Антон не перебивает. Антон выдыхает, когда они наконец протискиваются на мост. Олежа правда на каждой планерке жаловался и на старые горелки, и на то, что мензурок ему не хватает. Олежа иногда вскакивал и, размахивая руками, горячо доказывал, что он, вообще-то, готовит специалистов по профилю. Олежа до хрипоты ругался с коллежским бухгалтером, когда Дмитрию Сергеевичу закупили нового спортивного инвентаря на несколько сотен тысяч, а ему досталось целое ничего. «Отлично, будут у нас химики, которые ни разу опыт на нормальном оборудовании не ставили, зато умеют хорошо играть в баскетбол», — почти кричал он посреди коридора. Антон не мог с ним спорить. Антон вел не профильные предметы и ему для нормального образовательного процесса нужен был только кабинет, даже проектор или новейшая интерактивная доска были приятным дополнением, но не более.
Антон заворачивает во двор больницы, спешно паркуется, машет Олеже рукой, мол, сиди, сам открывает ему дверцу машины. Плохо, что пострадала ведущая рука, ближайшие несколько дней Олеже будет совсем тяжко.
Дверь (кто вообще додумался делать в травмпункте такую тяжеленную дверь?) он перед ним открывает. И бахилы он Олеже помогает надеть, когда тот осторожно опускается на низкую лавочку. По классике в очереди перед ним пара мужчин неопределенного возраста, явно совершенно не трезвые и, вполне вероятно, не имеющие определенного места жительства, и мать с истошно орущим ребенком.
— Если они мне не закупят новых колб после этого, — говорит Олежа, садясь как можно дальше от бомжеватого вида и запаха мужчин, — то я со следующего года уйду в мед. Меня там будут рады видеть, трижды пытались переманить.
Антон качает головой, а сам думает, что и ему приходили письма от нескольких юридических кафедр.
— Не совсем твоя специализация.
Олежа пожимает плечами. Антон видит, как сильно побелели кончики пальцев. Сколько уже прошло с тех пор, как в его кабинет забежала испуганная третьекурсница? Полчаса? Больше?
Пока она пыталась объяснить, что там Олегсей Михайлович, и горелка, и колба, и срочно нужна помощь, и пока Антон делал стремительные шаги по мучительно длинному коридору (а ведь кабинеты соседние, обычно расстояние кажется прямо-таки микроскопическим). Пока прибежали директор и медсестра, пока звонили в скорую, где девушка приятным голосом честно сказала, что быстрее будет приехать в травмпункт самим, потому что бригад свободных нет — время стремительно утекло каплями Олежиной крови. Олежа и сам бледный, хмурится, сжимает губы. Проклятая колба, старше их самих, при нагревании просто разорвалась. Антон замечает легкую царапинку на подбородке и более глубокую на щеке. Повезло что защитные очки спасли глаза. Могло быть и страшнее. В колбе мог быть какой-нибудь едкий реагент, крупные осколки могли задеть вену, конечно, рана такого размера была бы не такой уж и критичной, но всяко хуже, чем сейчас. Хотя и сейчас все очень плохо.
Антон прогоняет в голове номера статей трудового кодекса. Загустевшая кровь крупной каплей падает на белый лабораторный халат.
Из-за белой двери выходит девушка. Она заметно переносит вес с правой ноги. Следом за ней появляется женщина в медицинском халате — то ли врач, то ли медсестра.
— Что у вас? — спрашивает у мамы с ребёнком.
— На прогулке вчера упали, а сегодня рука распухла сильно, синяк большой.
— Сразу на рентген. Сто восьмой кабинет. У вас что, мужчины? — кивает на соседей по лавочке.
— Да Володька, ну, перебрал слегка, приложился головой, да так, не сильно, я ему говорю, ерунда, а он...
Перебивает она его резко и почти с раздражением.
— Позвольте молодого человека тогда вперёд пропустим? А то он у нас здесь кровью истечет, — дожидается двух неуверенных, рассинхронизированных кивков. — Пройдемте. Вы сопровождающий? — смотрит на Антона, снова ждёт кивка. — Ожидайте.
Антон ожидает. Антон в заметках на телефоне записывает статьи, по которым можно прижать директора с бухгалтером на пару. Кто угодно подтвердит, что Олежа сто раз говорил про старые колбы, мензурки и горелки.
— Четыре шва наложили, — говорит Олежа, мрачно кивая на перебинтованную руку. — Господи, я надеюсь, что они не разнесли весь кабинет, пока меня не было.
— Твоих отпустили домой. И всех следующих. И моих тоже. Так что ты устроил всем незапланированный выходной, — говорит Антон, придерживая дверцу машины. — Сейчас довезу тебя до дома, будешь лежать и выздоравливать. В аптеке тебе что-нибудь будет надо?
— Да, надо будет. И в колледж заехать надо, у меня там все вещи остались.
Антон кивает — у него тоже.
***
— Я завтра заеду пораньше, помогу тебе с перевязкой, — говорит Антон. Мелькает шальная мысль предложить остаться на ночь — все равно спортивные штаны Антона лежат где-то в Олежином шкафу ещё с прошлой летней сессии, когда завал был таким адовым, что лишние пятнадцать минут, которые можно было не тратить на дорогу от Олежиной квартиры до Антоновой были дороже золота, но Антон думает, что это, все же, излишне.
— Не стоит, правда, я сам как-нибудь.
Антон не говорит ничего, только склоняет голову и выразительно смотрит на олежину повязку. Олежа цокает и закатывает глаза.
— Точно справишься сам сегодня?
— Не маленький, — говорит он почти с задором, а потом как-то резко серьёзнеет. Антону хочется верить, что нежность в Олежином голосе ему не кажется. — Спасибо. Спасибо тебе большое.
— Пожалуйста. Если что — звони, приеду.
Олежа улыбается тепло и знакомо. Антон смотрит, как он здоровой рукой открывает подъездную дверь, и думает, что он точно справится. Желание остаться на ночь на знакомом раскладном диване в уютной гостиной никуда не исчезает.
***
Рука распухшая, горячая. Швы выглядят совсем нехорошо, если быть честным, но Антон не показывает того, что больше всего хочет вместо пар снова поехать к врачу — Олежа точно понимает во всем этом медицинском куда больше него, а он совсем не волнуется. Только чуть морщится время от времени.
Тёмные стежки на бледной, хоть и покрасневшей коже выглядят жутко.
— Если слишком туго, ты скажи.
— Нормально. Самое оно, — говорит Олежа и опять чуть морщится. Бинт волосится белыми ниточками на Олежин кухонный стол.
— Спасибо, — говорит Олежа и как-то совсем неловко обхватывает больную руку здоровой. Знобит?
— Может ты больничный возьмёшь?
Олежа чуть качает головой.
— Поехали. Опоздаем.
Антон решает не спорить. Он закрывает двери Олежиным ключом, потому что поворачивать ему руку сложно до невозможности, и Антон чувствует укол совести, что все-таки не предложил остаться. Как Олежа вечером справился с замком? Как-то все же справился, конечно.
В Антонову машину Олежа залезает привычно, опять закатывает глаза и говорит, что может сам открыть и закрыть дверь. Антон хочет сказать, что ему приятно за ним поухаживать, но прикусывает язык.
Вместе до колледжа они ездят уже больше трех семестров — просто Антон, устроившийся в колледж в прошлом году заметил на остановке знакомого человека. Пару секунд ушло на то, чтобы понять, что видятся они в коридорах по десять раз за день и что их кабинеты соседние.
Привычная пробка к мосту тянется на три светофора по дублерам.
Олежа на пассажирском сидении прикрывает глаза. Антон незаметно от него включает подогрев сидения. Стоило настоять на том, чтобы Олежа взял больничный.
— Спасибо, — тихо говорит Олежа и немного расслабляется. Антон опускает руки с руля. У Олежи есть минут пятнадцать, чтобы подремать.
***
В понедельник Олежа заходит в его кабинет сразу после третьей пары — у Антона даже не все второкурсники успели уйти на обед.
— Антон Эдуардович, позвольте вас на пару слов?
Антон выразительно кивает на закопавшегося со сбором рюкзака студента. Тот начинает нервничать ещё сильнее.
Олежа терпеливо ждёт, пока Антон закроет дверь.
— Я надеюсь мы направляется в нашу чудесную столовую? Изысканные комочки в пюре и недоваренная картошка в супе? Великолепные напитки с неповторимым букетом ароматов...
— Компот там нормальный, не надо на него наговаривать, — Антон усмехается.
— Можешь мой забрать.
— Антон Эдуардович, может быть вы развеете завесу загадочного тумана? Почему ко мне перед парой подошёл наш бухгалтер и очень злобно попросил написать список того, что из оборудования я прошу закупить?
Антон старательно смотрит на стены коридора.
— Ну, видишь, они наконец-то услышали твои просьбы.
— А ты мне не скажешь, почему он перед тем как уйти буквально прошипел «вот ведь спелись»?
Антону не удаётся сдержать усмешку.
— Не имею ни малейшего понятия.
Олежа фыркает.
— Чего ты им наговорил?
— Напомнил ещё разок про ТК РФ. А то они подзабыли. Студенты и то лучше знают.
Олежа качает головой, давит улыбку.
Антон ставит на его поднос два компота.
— Мне швы в среду снимать, кстати.
— Мне как раз к третьей паре, я доброшу. Тогда наверное тебе и перевязку делать не надо будет? — Олежа отрицательно качает головой, здоровой рукой двигает поднос по металлическим поручням. — Салат тебе брать?
Ихихи Душкиии >w<