Лаборатория закрылась на торжество, золотой ключ запер дверь изнутри. Синие осколки лунного света просачиваются с одного из верхних окон, оставаясь на предметах неземным свечением. Настоящий фестиваль газовых ламп находится в центре комнаты, усыпанной пустыми бутылками и контейнерами для еды на вынос. Полиэтиленовые пакеты, столовые приборы, разбросанная обувь. Звуки смеха эхом разносятся по углам.
Сегодня день рождения Виктора, и, хотя Джейсу было твердо сказано «Постарайся не делать из этого ничего особенного», он просто не мог устоять перед неумолимым соблазном. Он хотел сделать что-нибудь, хоть что-нибудь, что могло бы передать частичку того, как много для него значили последние полтора года совместной работы. Это было… Чёрт, это чувство просто разрывало его изнутри. Джейс с трудом мог поверить, как далеко они продвинулись. Как быстро их мечта о хекстеке обрела форму, превратившись в раскидистое древо безграничных возможностей.
Сейчас на окраинах города строятся врата, каждое будто выше горы, и их появление обещает революцию в Пилтовере — и в мире, каким они его знают — везде. Это похоже на сладкий сон. Слишком хорошо, чтобы быть реальностью, но всё-таки является ею.
Он не привык к успеху. Не проходит и дня без осознания того, скольким его блистательный прогресс обязан вмешательству Виктора; его помощи, его заметкам, его остроумию, его твердой и безоговорочной поддержке. Джейс боится думать о том, что могло бы случиться, если бы ему было позволено совершить прыжок.
Виктор был его самым близким другом.
Поэтому было странно осознавать, что, сколько бы шагов сближения он ни делал, Виктор всегда находил способ увильнуть, уходя всё дальше в тень. Однажды он протянул Джейсу свою руку — но сейчас вежливо отказывался от встречного предложения.
Джейс предпочитал думать, что он хорош в общении с людьми. Или, во всяком случае, что он неплохо этому обучился; после стольких лет жизни под чьим-то покровительством ты начинаешь играть свою роль так, будто был рождён с нею. Знаешь, как выглядят людские границы и ожидания, и как понравиться людям, чтобы они не бросили тебя. Но на Виктора, разработавшего собственную систему, похоже, ничего не действовало. Он соглашался, отказывался, и всё это выглядело так, будто вообще ничего не значило. Что это не стоит беспокойства, что это нормально, и в итоге спрашивать что-либо оказывалось слишком неловко.
Иногда Джейс не мог помочь, но чувствовал, что обязан сделать что-то ужасно неправильное; неосознанную ошибку; случайную катастрофу; что угодно, что позволит сократить дистанцию и показать заботу. День рождения Виктора был как раз подходящей темой.
И было вполне разумным предположить, что ничего хорошего из этого не выйдет. Виктор упорно возражал против любой перспективы вечеринки, утверждая, что он каждым дюймом тела интроверт; и, несмотря на все усилия Джейса, способа уговорить его так и не находилось. Виктор всегда был занят в лаборатории, что-то мастерил или втягивался в глубокие изучения. Что уж говорить о разработке хекстек-врат: он продолжал вносить свои корректировки, заставляя обновлять чертежи каждую четверть недели. Такого понятия, как "отдых" не существовало в его картине мира, и не казалось, что он как-то скучал по нему. Джейс начинал думать, что, если бы не происшествие с документами, он бы никогда не узнал дату рождения Виктора. В этом смысле их дружба ощущалась немного односторонней.
— У тебя такой отстранённый взгляд, словно ты опять затерялся в своих мыслях, — внезапно протягивает Виктор. Он вяло сжимает в руках полупустую бутылку, а на коленях держит тарелку со следами глазури на ней. — Уже жалеешь об этом, да?
Джейс вздрагивает. В конце концов ему таки удалось сманить Виктора к этой идее путём обещания «частной вечеринки» — дорогостоящий заказ навынос, праздничный клубничный торт с именем Виктора и множество бутылок лучшего пива, которое только мог предложить им Пилтовер. Ничего особенного, никаких чрезмерных подарков — но достаточно, чтобы Виктор не смог отказаться.
— Понятия не имею, о чём ты, — говорит Джейс, перекатывая свой бокал между пальцами. — Глянь, какая чудесная ночь. Может, ты даже увидишь звезды, если попытаешься, — он неопределенно указывает в сторону большого открытого окна.
Вообще-то, звёзд там нет.
Виктор не отрывает своего взгляда. Джейс кожей чувствует, как внимательно его рассматривают.
— Я не должен тебя задерживать в такое позднее время. Тебе ещё работать завтра, — Виктор ставит тарелку на пол и опускает бутылку ниже. — Завтра на стройплощадках будет плановый обзор, и ты должен… Послушай, — вздыхает он, — я действительно искренне благодарен за… всё это. Твои принятые меры к этому.
— Мои принятые меры, — хихикает в ответ Джейс, охваченный алкоголем в его организме. Он немного отодвигается, освобождая перед собой пространство.
— Да. Это было довольно мило с твоей стороны, спасибо. Но я не хочу, чтобы ты думал, что должен мне что-то. В этом нет необходимости. Мы в расчёте, — он говорит так, будто действия Джейса были необоснованы. Или, хуже того: в них было принуждение. Будто он виноват в этом, а не делает по собственному желанию.
— И это именно то, что я по-твоему делаю? — спрашивает Джейс. Клубника скисает во рту.
— А разве не так?
Джейс переводит взгляд на одну из ламп. Странно. Странно. Странно. Виктор выглядел таким довольным всего пару мгновений назад. Едва ли не светился. Может даже был счастлив на долю секунды — такое случалось только когда один из его прототипов оказывался успешным. Джейс выдал остроумный комментарий, и Виктор ведь улыбнулся, будто ему было весело — но вот опять происходит это. Границы, аккуратное отталкивание, отторжение, он не может распознать этого. Никто больше не поступает с ним так, больше нет; не теперь, когда его лицо на первых страницах газет, а имя у всех на устах. Только Виктор.
— Ты меня ненавидишь? — спрашивает Джейс прежде, чем успевает понять, какие слова произносит.
Так по-детски, говорить это при открытой холодности собеседника. Совершенно глупая мысль.
— Прошу прощения?
Джейс сразу же сожалеет о сказанном. Во рту становится сухо; он самый неумелый оратор в мире.
— Просто… — осторожно начинает он, пробуя на вкус слова. Он слишком много выпил. Он почти не пил. — Я не могу не чувствовать, что иногда ты хочешь от меня избавиться.
— Чушь. Мы работаем вместе, я вижу тебя каждый день. Часами, позволь сказать, — недоуменно возражает Виктор.
— Да, но после этих часов, после работы, — пиво всё больше проникает в голову, — ты никогда никуда не пойдёшь со мной, и ты редко рассказываешь что-нибудь о себе, — он внутренне загорается, собирая достаточно уверенности, чтобы смотреть Виктору в глаза. Тот хмурится; глубокая морщина пересекает линию лба от висков. — Я всегда выступаю один и толкаю речи, пока ты не рядом. Они печатают заголовки с моим именем в первых строках, и это похоже на то, что они вообще даже не знают о твоем существовании, потому что… Потому что, черт, я не знаю! Потому что ты не хочешь ассоциироваться со мной?
— Хекстек — твоё изобретение. Справедливо, что ты-
— Наше, Хекстек это наше изобретение! Мы сделали его вместе, и мы всё еще…
— Мне некомфортно брать на себя ответственность за идею, которая изначально не была моей, независимо от того, насколько романтичной мыслью тебе может показаться моё упоминание, — Виктор лениво хватается за трость. Мысли Джейса внезапно останавливаются. Погодите, что он только что сказал? — У меня есть планы. Есть вещи, которые я хочу сделать, для достижения которых нужно, как ты выразился, наше изобретение. И когда я закончу, когда придёт время, я с радостью… Выступлю с речью, или что ты еще там, черт возьми, хочешь, чтобы я сделал. Я знаю, что ты, должно быть, думаешь, будто оказываешь мне невероятную услугу, благородно скача рысью на своем белом коне и предлагая подхватить меня в качестве акта благотворительности. Но это не моя сцена. Не мои зрители.
— И ты думаешь, что это мои зрители? Не так давно они были готовы бросить меня за решетку! — ощетинивается Джейс. Боже, он так чертовски расстроен. Он мечтает протянуть свои руки к горлу и вытащить наружу все мысли, чтобы вручную распутать этот узел забивающей его грудь сумятицы, которой он не может дать названия.
— Конечно, Джейс, но видеть они хотят именно тебя. Не меня. — Тон Виктора холоден. — В этом и есть разница между нами, если для тебя это всё ещё не было очевидным. Ты их золотой мальчик. А я всего лишь я, — он выгрызает последнее слово, будто пытается раздробить его зубами.
Для ушей Джейса это звучит как самая нелепая вещь, о которой можно было подумать. Ведь если бы они только знали, кем является Виктор, они бы…
Разве Виктор не видит в себе то, что так нравится Джейсу? Что Джейс видит в нем больше, чем сырые данные, больше, чем ресурс, больше, чем ассистента в лаборатории или коллегу, ведь он… Он друг Джейса, он спаситель Джейса, он подарил Джейсу весь мир, не прося ничего взамен.
Это заставляет Джейса чувствовать себя эгоистом в своем желании попросить большего; даже если этим будет всего лишь честность Виктора. Иллюзия его дружбы. Как он может заслужить это? Он делает недостаточно? И разве он не должен быть удовлетворен тем, что у них уже есть?
Все аргументы в его голове сыплются в труху. Он пытается как-то собрать их, связать слова в единое целое, но он так много хочет сказать, всё опять путается и у него ничего не выходит. Тезисы растворяются, тщательно спланированный план дискурса трескается, гипотезы стираются с воображаемого листа, будто смываемые водой. Всё, что остаётся в итоге — колющее чувство в груди.
— Может, я хочу тебя, — Джейс рассуждает блестяще, не тратя и секунды на раздумье, хотя сморозил откровенную нелепицу.
Тень замешательства проносится в ослепительных карих глазах Виктора. Он быстро отбрасывает его, мотая головой.
— Ты несешь ерунду, — смиренно бормочет Виктор. — Ты слишком много выпил, теперь даже не понимаешь, что говоришь.
— Я понимаю, — настаивает Джейс, и вот он уже держит Виктора за руку: этого достаточно, чтобы взглянуть ему в глаза. — Я понимаю, что я говорю! И я говорю, что хочу тебя.
Рядом со мной, взявшись за руки, стоять вместе. Гордые тем, чего достигли, партнеры не только в лаборатории; говорить о невероятных вещах, выпивать вместе, шутить над глупым дерьмом, делать всё разом или вообще ничего. Пока ты открываешься мне. Пока ты не отталкиваешь меня.
Когда это их лица успели оказаться так близко?
Каждая линия и изгиб, рисующие выражение лица Виктора, становятся ему до боли очевидными. Джейс отмечает незначительные морщинки на обеспокоенном хмуром лице; расположение каждой родинки, форму челки, блеск янтарных глаз, заблудившиеся в его ресницах отблески света ламп. Он выглядит таким серьезным, таким живописным, таким идеальным Виктором.
— И для чего же ты меня хочешь? — Виктор шепчет слова, будто собираясь поведать самый сокровенный секрет. Он всё ещё пытается понять мотивы Джейса. В его взгляде читается расчёт; он считает, что это сделка, уловка, ловушка или что-то в этом роде. Он всё ещё не до конца доверяет происходящему.
Рука Джейса поднимается к щеке, нежно оглаживая её. Он не думает об этом, всё происходит исключительно инстинктивно. Взгляд Виктора мечется, и он определенно выглядит немного другим, когда снова встречается взглядом с Джейсом. Никто из них не произносит ни слова. Может, это лишнее. Мысли Джейса — пустынное поле, где на ветру кружатся белые песчинки. Он знает, чего он хочет, но не смеет и думать об этом. Он боится, что сломает этим что-то. Возможно, он боится, что это сломает его.
— Давай же, — говорит Виктор, и его слова звучат как нежнейший бархат, обволакивая собою разум Джейса. — Сделай это.
Всего один вздох. Рывок вперёд. Короткое движение языка по губам. Миллисекунда напрасных колебаний, неуместных перед лицом вещей.
Джейс целует его. И Виктор, с тяжелым дыханием и на секунду замеревшим сердцем, целует его в ответ.
Облегчение, подобное утоленному голоду, распространяется изнутри в груди Джейса. Он наклоняется вперёд, обвивая руки вокруг талии Виктора и притягивая того к себе. Они соединяются друг с другом, как хорошо слаженный механизм. Пульс Виктора бешено бьётся под его хваткой. Их носы соприкасаются, когда Джейс придвигается ближе для углубления поцелуя. Пальцы Виктора перемещаются под футболку Джейса, и от его прикосновений по телу будто проходят разряды тока, оставляя след на каждом сантиметре кожи, затронутом Виктором.
Он ещё никогда не чувствовал себя таким пьяным и таким поразительно трезвым одновременно.
Джейс облизывает контур губ Виктора, и тот приоткрывает их в удивленном вздохе, пока его пальцы впиваются в чужие плечи. У него всё ещё вкус торта и специй, сахара, смешанного с резким привкусом. Рука Джейса спускается и подхватывает Виктора под бедро, приподнимая — Виктор громко выдыхает, и Джейс воспринимает это как одобрение.
Руки Виктора обвиваются вокруг его плеч. Джейс чувствует, как пальцы сплетаются с его волосами, и вдоль его спины пробегает дрожь, опасно горячая. Теперь между ними мало места; их бедра прижаты друг к другу, а грудь почти склеена. Джейса сводит желанием прижать его ещё сильнее. Его руки нашаривают жилет Виктора и начинают судорожно расстегивать пуговицы на нём, именно сейчас более выскальзывающие из-под пальцев, чем когда-либо. В животе Джейса разливается тепло. Он тянет галстук Виктора, пока тот не ослабнет, а затем стягивает с его тела жилет, желая перейти к рубашке, но Виктор внезапно останавливается, перехватив его руки. Внутри всё замирает.
Он отстраняется, тяжело дыша.
— Подожди, — задыхается Виктор с покрасневшим лицом. Он растерянно моргает, будто не знает, как вообще сюда попал, сжимает пальцы на запястьях Джейса. Они встречаются глазами всего на полсекунды, после чего Виктор опускает взгляд. Это не негативное выражение, он просто… выглядит смущенным. Он выглядит взволнованным. Джейс хочет укусить его. — Ты же не думаешь, что мы займёмся этим здесь.
— Я не против поработать и руками, — рассеянно мычит Джейс сбоку от шеи, едва сдерживаясь. Виктор так приятно пахнет. Что-то землистое, как русло реки; может, цветок?
— Никакого… распускания рук в моей лаборатории! — бормочет он негодующе, — У меня есть комната, спасибо большое.
Смысл сказанного медленно доползает до сознания Джейса.
— Ох, чёрт. — Джейс снова чувствует себя невероятно тупым. Твою ж. — Ты хочешь…
— Для начала, помоги мне прибрать этот бардак, — Виктор переводит взгляд обратно на Джейса. Теперь он немного недоверчиво улыбается. — Это же всё-таки мой день рождения.
***
Они собирают мусор в лаборатории, не глядя друг на друга, и оставляют остатки торта возле влажной раковины, где муравьи не смогут добраться до него.
Это самая длинная поездка на лифте в жизни Джейса. Синие числа сменяют одно другое со скоростью растекающегося по хлебу вязкого мёда. Зеркала вокруг небольшой прямоугольной кабинки умножают изображение втрое, как если бы они стояли посреди молчаливого заседания суда: это Виктор и Джейс, с их взлохмаченными волосами и румянцем на щеках с обеих сторон. Галстук Виктора висит набекрень. Его рубашка смята и расстегнута в случайных местах, словно после нападения дикого животного — а жилета нигде не видно. Джейс подозрительно скрестил руки перед собой, ерзая в штанах. Ни один из них не проронил ни слова.
Виктор хватает его руку, как только двери лифта распахиваются, и они вылетают в коридор со скоростью света, как пара ошалевших от гормонов подростков. «Не на публике» — вспоминает Джейс слова Виктора, и сжимает от этого его руку немного сильнее.
Его трость стучит по отполированной плитке пола с точностью часового механизма, сбиваясь только тогда, когда они достигают двери. Виктор возится с ключами. Они внезапно ощущаются головоломкой, созданной специально ради его мучений.
Джейс прижимает его к другой стороне двери, как только она захлопывается за ними. Виктор морщится, задыхается, когда зубы Джейса чувствительно прикусывают его шею. В конце концов галстук оказывается отброшен, и Виктору удаётся стянуть рубашку с Джейса. Трость с грохотом падает на пол, и Джейс отрывает партнера от земли, придерживая за бедра.
— Аккуратнее, — успевает сказать Виктор, умудряясь добавить предупреждающую нотку к возбуждению, сквозящему в его тоне, — Не забывай о моей ноге.
Они перемещаются на кровать. Всё остальное в комнате перестаёт иметь значение.
Джейс расстегивает рубашку Виктора, хотя тот и настаивает на том, чтобы её оставить. Они целуются, будто вот-вот наступит конец света, и это внезапное отчаяние настолько очевидно нелепо — даже в такой момент — что в итоге они почти смеются.
«Алкоголь, безусловно, помогает», — думает Джейс.
Виктор тянется к ящику на своей прикроватной тумбочке и извлекает из него замысловатую бутыль, внутри которой вязко перетекает жидкость. Он прижимает её к ладоням Джейса, затем разъясняет в манере, подобной научному объяснению:
— Я бываю немного… тесным, так что… — Виктор прочищает горло. Он алеет вплоть до ушей, — Ты не должен торопиться с этим.
— Как будто я хоть раз был так небрежен со своими исследованиями, — насмехается Джейс, а на губах Виктора снова расплывается самодовольная улыбка. — Я имею в виду, да ладно тебе! Я являюсь ничем иным, как эталонным примером, когда речь заходит о безопасности лаборатории, и…
— …в трепании языком, как я погляжу.
— Признаю себя виновным. — Туше. Он сдаётся.
Виктор разбирается со своим ремнём, а Джейс помогает ему снять штаны. Затем он падает обратно в центр огромной двуспальной кровати, приземляясь между мягких подушек. Виктор напоминает очень довольного собою кота.
Джейсу никогда раньше не доводилось видеть его ни в чем, кроме полной униформы. Лунный свет нежно покрывает каждый дюйм его кожи. Его волосы рассыпаются по подушкам. На нём очень много родинок.
Виктор выглядит поразительно.
Джейс целует его в пупок, стягивая боксёры; он не торопится. Смазка помогает, но, по правде, внимание играет в этом тоже немалую роль. Он оглаживает внешние половые губы Виктора и нежно трёт его член, пока тот не набухает под пальцами, а кожа не вспыхивает от возбуждения. Первый палец входит без проблем; дыхание Виктора практически не меняется. Он закусывает губу. Джейс растягивает двумя, а затем тремя пальцами; он оглаживает себя через штаны, рука перемазана в смазке. Он целует бедра Виктора и слышит его глубокое прерывистое дыхание вместе с попытками заглушить звуки. Он действительно оказывается тесным — и также горячим.
Смазка вытекает из-под пальцев Джейса, стекая нитями к кровати. Виктор выгибается дугой и Джейс восхищенно смотрит на то, как его костяшки касаются точек, от которых у Виктора дрожат колени. Он сжимает руку Джейса изнутри, судорожно пульсируя.
Он может с уверенностью сказать, что Виктор близок к завершению. Мгновенно приняв решение, Джейс прикладывается к обнаженному члену Вика, проводя по нему кончиком языка. Эффект ошеломляющий: стенки прижимаются к пальцам Джейса, и Виктор продолжает пульсировать, до полувскриков, пятки зарываются в постельное белье, когда язык Джейса трогает его сразу после первого оргазма. Его ноги содрогаются дрожью: он пылает под языком, скулит, и сжимает пальцы Джейса, пока не остается ничего другого, кроме как медленно сдаться.
А теперь медленнее. Изучая, Джейс перемещается внутри него, желая только растянуть. Влажные и липкие звуки сопровождают каждое движение его пальцев.
Джейс плавно вытаскивает их, давая Виктору возможность отдохнуть во время подготовки. Джейс освобождает свой член и вздыхает от облегчения, проводя по нему все ещё липкой рукой. Простое сжатие грозит ему звездами в глазах; трение изумительно, необходимость сдерживать себя делает мир немного нереальным. Джейс льет дополнительной смазки на свой член, растирая его, пока орган под руками не становится приятно жестким и блестящим.
Должно быть, он слишком увлекается процессом, и выглядит чуть более смущающим.
Виктор спускает его обратно в реальность, зовя по имени. Его голос напряжен и вибрирует, как небольшой двигатель.
— Иди сюда, — говорит он, тлеющие угли горят во взгляде, длинные и тонкие пальцы обхватывают его половые губы, удерживая их открытыми, — Продолжай.
Джейс выдыхает весь воздух из своих легких.
Тупые ногти Виктора пытаются расцарапать ему спину, держаться так крепко, что Джейс почти уверен, что после такого останутся синяки. Он прижимается головой к шее Виктора, утыкаясь в него, чувствует, как вокруг его члена всё растягивается и сжимается, будто в горне. Каждый толчок сопровождается влажными ударами и надломленными, всё более отчаянными стонами Виктора. Он распадается на части; его рот открыт, глаза зажмурены. Они прижимаются друг к другу, будто хотят стать одним целым, и жарко, жарко, жарко — от края подбородка до кончиков висков.
Джейс оставляет засос на ключице, когда проникает как можно глубже и кончает. Он может поклясться, что слышит всхлипы Виктора.
***
— Я серьезно, — говорит Джейс через некоторое время после того, как они закончили.
Кровать удобная. Его руки плотно обхватывают торс Виктора, пока голова того довольно покоится на изгибе шеи Джейса. Они привели себя в порядок, прежде, чем смогли прилечь вместе.
(— Пустяк, — сказал Виктор, когда Джейс с тревогой извинялся за последствия своего безрассудного способа завершения. — Ничего страшного в этом нет. В каждой нелепой случайности есть луч надежды, если так подумать.)
— Ммм? — сонно спрашивает Виктор. Джейс уверен, что он имел в виду «Ты о чем?».
Он убирает волосы с его лица. Придерживает их.
— Я хочу узнать тебя лучше, — он перебирает пряди за ушами Виктора, чувствуя, как внутри него рождается что-то хрупкое и болезненно нежное. — Если ты этого хочешь. Если ты… позволишь мне, я имею в виду.
— Должен признать, что твоя тактика соблазна действительно достойна похвалы, — отвечает Виктор, слегка шевелясь, и Виктор не может не улыбнуться. — Говоришь ли ты это всем своим завоеваниям, или только очевидно проблемным?
— На самом деле, только тебе.
Виктор приоткрывает глаза. Вглядывается.
Впервые за долгое время Джейс чувствует, что они действительно видят друг друга.
— Ты действительно безумен, не так ли? — спрашивает Виктор, но похоже, он наконец-то верит его словам.
Джейс пожимает плечами:
— Это приходит с опытом.
Это совершенно глупо, но работает. Виктор ловит себя на том, что снова улыбается, недоверчиво фыркает и тут же прижимает голову к груди Джейса.
Ему нужно время на размышления, и ночь кружится вокруг них. Виктор красивый. В укромных уголках своего сознания Джейс задается вопросом: как долго он чувствовал это, даже не осознавая всей глубины происходящего. Может год? Или полтора?
С тех пор, как они познакомились?
Виктор мычит. Джейс чувствует, как его сознание начинает уплывать. После времени, которое тянется невероятно долго, приходит ответ.
— Полагаю, я тоже бы хотел узнать тебя получше.
Он не знает, было ли что-то дальше. К тому времени Джейс уже спит.
***
Приходит утро, и они пропускают время плановой проверки, оставляя хекс-врата без присмотра, а стройку в полном беспорядке.
Когда Мел спрашивает, Виктор бормочет что-то о постоянных затруднениях на пути к его спальне.