Башня пронзает небо шпилем, отправляет свои волны пронзать его голову. Волны путаются в проводах, провода гудят, натянутые между домов. Птицы, должно быть, ощущают эту вибрацию, недовольно лапками перебирают. Башня теряет шпиль в высоких облаках. Башня отправляет сигналы, как стрелы. Стрелы попадают в экраны.
Эта башня была мечтой, мечтой чужой и невысказанной. Антон видел, как тоскливо Олежа на неё смотрел. С какой грустью он говорил о ней, о её истории. Не произносил прямо: я мечтаю об этой башне. О ее волнах и гуле проводов. О стрелах, метко выпущенных в экраны. Эта башня — символ мечты. Это все Антон мог понять и сам.
Олежа предложил как-то сходить на смотровую площадку, но то времени не было, то сил, то слишком дождливо или туманно. О какой мечте Антон не смог догадаться? О поцелуе с видом на весь город? О переплетенных, как провода, пальцах, насквозь пропитанных гулом волн?
Олежа понижал голос и поглядывал внимательно: все ещё слушает? Все ещё интересно? Не утомил своей не сказанной прямо грезой? Рассказывал городские легенды про призраков.
На весь город волны смерти распространяет башня, построенная на костях.
Найдено тело. Обнаружена девушка. Семь погибших. Труп.
Пугая птиц, даёт экранам указ: покажите их.
Мечты Олежи стали ещё одним скелетом под невыносимо высокой конструкцией, захоронились глубоко под фундаментом. Останки выглядывали из-под бетона каждый раз, когда Олежа проходил мимо могилы.
Олежа иронию любил — оценил бы, что безразличная ко всему башня, ставшая мечтой, похоронившая мечту, отдавала приказ экранам много дней подряд. Ухмылялась, когда министерство образования призывало к ответу министерство обороны. Кто стал причиной, кто возьмёт вину за эту смерть на себя?
Фотография крупным планом. Неловкие движения — видео со вручения очередной грамоты. Старое, Олежа ещё не был с ним тогда знаком. Может быть, тогда мечта была захоронена не так глубоко? На дисплее Антону мерещится в глазах огонь, которого Антон не застал. Антон застал только угли, которые от разносящихся по воздуху незримых волн краснели и тут же подергивались серовато-белым. Серовато-белым, как облака, укутывающим шпиль, с которого разносилось во все стороны: самоубийство, кто виновен, кого призвать к ответу?
И Антон — только Антон — знает, кого.
Останкинская башня волнами сбивает его с ног, закручивает, как в прибойной зоне, не даёт глотнуть воздуха. Останки с могильного камня улыбаются незнакомой фотографией.