Оля проверяет все еще раз, проверяет внимательно и очень тщательно: черные свечки из Алисиного запаса, она их раздает щедро — купила еще несколько месяцев назад по оптовой цене такую огромную упаковку, что она заняла почти всё место под кроватью; стол тщательно убран, все вещи с него очень осторожно поставлены на пол; и самое важное, самое ключевое — шар. Стоит на подставке, глянцево мерцает в золотистом пламени чёрных свечей, просвечивает обшарпанной дверью позади.
Оля гасит свет, зажмуривается на несколько секунд, чтобы привыкнуть к темноте.
Дверь сбивает с толку. Дверь просвечивает через стекло, преломляется, выпучивается. Отлично видно след содранного скотча, мазок краски в тон стен. Дверь мешает, и Оля опять включает свет, чтобы решить, что с этим делать. Пересесть не выйдет никак. Оля гасит свечи, чтобы они не прогорели, пока она решает эту проблему, оглядывает комнату. Достает с верхней полки шкафа постельное белье, вынимает простынь, осторожно вешает её прямо на дверь, цепляет за косяк, осторожно, чтобы не порвать приятную ткань, но все-таки достаточно прочно, чтобы не упала в самый неподходящий момент. Смотрит через шар, видит складки на светло-голубой ткани, но решает, что лучше все же они, чем дверь. Снова зажигает свечки, снова убирает зажигалку в ящик стола, снова зажмуривается после выключения света.
Сосредотачивается, одними губами проговаривает: «Суженный, явись». Огоньки от свечей пробивают шар насквозь, отражаются, сплетаются друг с другом, танцуют. Оля пытается отпустить сознание, увидеть в их танце фигуру или лицо. Где-то за стенкой раздается громкий смех. Оля отвлекается, одергивает себя, снова вглядывается в шар. Кажется, видит нечеткое отражение своего лица, видит нос и щеку, тепло освещенные чёрными свечками. За стенкой опять громко смеются.
Оля понимает, что не может сосредоточиться. Достает телефон, открывает диалог с Нурият, ищет во вложениях плейлисты для медитаций. Ритмичные удары бубнов, флейты, капель ксилофонов, низкие мычащие голоса. Оля переключает несколько треков, пока не выбирает что-то подходящее. Ставит на повтор, всовывает наушники, заглушает и порывы ветра за окном, и шаги по коридору, и, самое главное, смех в соседней комнате.
Снова смотрит в шар. Огоньки свечей танцуют под мелодию, и Оле кажется, что она уже почти видит, как они складываются в силуэт.
Реклама включается так громко и внезапно, что Оля чуть не подпрыгивает. Убавляет звук, ругает себя, что забыла про оплату подписки. Лезет в банк, оплачивает, ждет, пока пройдет град смсок, перезагружает приложение, опять включает музыку. В этот раз все должно пройти хорошо. Должно, потому что столько сопротивления со стороны стекляшки она не ожидала. Оля немного задумывается. Если уже не складывается, то, может, и не стоит сегодня пытаться вовсе? Гадания таких вещей не любят.
Решает проверить. Встает, достает из тумбочки таро, быстро тусует и также быстро вытягивает одну карту. Семёрка жезлов, хорошо. Попытаться все же стоит. Ничего сильно плохого не случится.
Оля опять садится, опять настраивается на ритм музыки. Свечки заметно укоротились. Оля делает несколько вдохов, опять шепчет призыв к суженному. Смотрит долго и пытается смотреть не в шар и не на огоньки свечек, и тем более не на складки простыни. Ей нужно увидеть лицо, хоть фигуру. Хотя бы на мгновение, чтобы мелькнуло, чтобы осело несмываемым образом в памяти, чтобы она потом сразу его узнала.
Тень пробегает внезапно, Оля успевает радостно вдохнуть, а потом тень пробегает дальше, оказывается выпуклой, большой... шестиногой и усатой. Оля отпрыгивает, телефон падает со стола, больно выдергивает наушники. Правая свечка падает, но тут же захлебывается своим же чёрным воском. Оля включает свет, стаскивает тапок. Заносит дрожащей рукой. Травили же совсем недавно. В этом году их много, все жалуются, Алиса как-то предложила пентаграмму на полу нарисовать не обычным школьным мелом, а мелком от тараканов. И в целом предложение её было вполне дельным. Оля с отвращением вытирает подошву тапка о край мусорной корзины. Ставит свечку, зажигает её, опять гасит свет. Воск ототрет потом, не страшно. Надо уже сворачиваться, Алиса должна скоро вернуться. Оля не может ударить в грязь лицом и сказать, что у неё ничего не вышло, потому что мешали дверь, шум и тараканы. Это как-то по-дилетантски. Алиса наверняка скажет, что заигрывать не надо, что если не идёт, то лучше попробовать в другой раз, и, наверное, будет права. Оля решает попытаться в последний — самый последний на сегодня — раз.
Мелодия уже раздражает, слишком много раз она прошла по кругу. Телефон, к счастью, защитился от высоты наушниками и чехлом. Оля смотрит на блики на стекле, на крошечные пузырьки воздуха, на танец свечек, на складки ткани и на стены, Оля смотрит, и ей кажется, что она почти опять видит. Ей кажется, что огоньки складываются в фигуру с широкими плечами. Музыка отходит на задний план, Оля почти её не слышит. Она затаивает дыхание. Кажется, она видит голову и лохматые волосы. Оля к шару наклоняется близко-близко, почти носом касается, пытается разглядеть что-то ещё.
Простыня падает на пол. Лицо смешное — как через рыбий глаз, огромный нос, расплывшийся на всю ширину подбородок, маленькие, слишком близко посаженные глаза.
— А ты чего в темноте? — голос пробивается сквозь ксилофон.
Дима делает шаг, в шаре остаётся только ухо и кусочек свитера.
Оля поднимает глаза и начинает злиться. У неё же почти получилось! У неё все стало выходить как надо!
А потом она опять смотрит в шар, наклоняет голову. Правый глаз почти по центру, зелёный, смешной под неправильно изогнутой бровью. Оля вынимает наушник, кивает больше себе, чем Диме.
— Мои магические штучки.
Тот глубокомысленно кивает.
— И че, видно что-нибудь?
Оля думает, сказать ли ему что, да, видно дурака, который ворвался в комнату и все на свете усложнил своим чётко видимым в шаре лицом, но потом решает, что не стоит.
— Да так, ничего определенного.
— То есть конца света не предвидится?
— Могу карты разложить. Тебя какая-то конкретная дата интересует?
Дима зависает. Оля закатывает глаза, дотягивается до выключателя, задувает свечи.
— Вообще, меня сегодня интересует, ребята пива принесли, я гитару организую, посидеть собираемся немного. Придёшь минут через двадцать? В двести тридцать пятую.
Оля с тоской смотрит на стеклянный шар. Мог показать какого-нибудь голубоглазого блондина с родинкой на щеке, или хотя бы фигуру, но высокую и статную? Мог показать хоть что-то, как положено стеклянному шару, а не так вот, как вышло. За двадцать минут она успеет стол оттереть.
— Хорошо, я подойду.
Дима расплывается в улыбке и закрывает за собой дверь.
Оля поднимает простынь с пола, ещё раз смотрит на померкший без танцев огоньков шар. Чувствует ли она разочарование от того, что на короткий миг в нем появилось именно Димино лицо? Она к себе прислушивается.
Кажется, нет. Она почти уверена, что нет.
Надо будет ещё Таро разложить. И на кофейной гуще погадать лишним не будет. Просто так, чтобы убедиться, что шар ей дали не бракованный.