— Осторожно, двери закрываются! Следующая станция…
Ровный бесстрастный голос пробился сквозь дрему и сквозь наушники заодно. Юля вскинула голову, всмотрелась в окно. Сколько раз зарекалась спать в электричке, и все равно уснула. Даже не расслышала, какая там станция следующая. Ну, вроде вид за окном знакомый, зеленое здание кассы и переезд сразу за платформой. Значит, через одну будет ее станция.
Электричка чуть раскачивалась, вздрагивала на стыках. Убаюкивала, клонила в сон. Месяц недосыпала, к экзаменам готовилась. А теперь сессия позади, что бы не расслабиться…
Юля резко, как от толчка, вскинула голову. Электричка стояла у платформы. Ей же тут выходить! Она вскочила, отчаянно стараясь удержать в руках и шапку, и сумку, и шарф, и варежки. В электричке-то тепло, а снаружи мороз!
Юля выскочила и застыла в растерянности. Это была не та платформа. Ни дорожки, которая вела от станции к поселку, ни красных кирпичных пятиэтажек… Даже кассы нет. Вообще ничего нет, кроме густого заснеженного леса, с двух сторон нависающего над железнодорожным полотном. И людей никого нет, кроме Юли. Она одна тут выскочила из всего состава. Там и было-то немного народу, мало кто потащится так далеко тридцать первого декабря…
Даже название станции казалось ей совсем смутно знакомым — значит, она никогда досюда не доезжала. Как она здесь оказалась? Успела слишком крепко заснуть после той, знакомой станции с зелёной кассой? Или ещё раньше проскочила свою остановку? В самом деле, мало ли на свете зелёных касс.
Надо вскочить обратно в вагон, а там уже разбираться.
Двери за ее спиной закрылись словно со вздохом. Электричка тронулась с места, пошла вперед сначала не спеша, потом все быстрее. Вот проскочил мимо последний вагон, вслед за ним по рельсам скользили белые змейки поземки. Юля зачем-то проследила за ними бездумным взглядом, пока последние снежинки не улеглись обратно на сероватый снег. И только после этого стала соображать, что делать дальше.
Собственно, думать-то не о чем. Надо перейти на другую сторону и ждать обратной электрички. Юля покрутила головой, соображая, в какую сторону ей ближе до конца платформы. Вон, кстати, на той стороне и расписание видно…
Юля перебежала пути, пару раз зачерпнув сапожками сыпучий морозный снег, поднялась на платформу, добежала до расписания и застыла.
Обратная электричка должна была придти через четыре часа.
Юля понимала, что чем дальше от города, тем меньше электричек ходит. Но не настолько же! Видно, на этом полустанке ещё и не все останавливаются.
Ну что же, значит, надо ехать не назад, а вперёд. До конечной. Там нормальный вокзал, где тепло, где много людей, где можно выпить горячего кофе из автомата…
Юля снова перешла пути, дошла до расписания… Следующую электричку предстояло ждать шесть часов.
Ну что за непруха!
Юля почувствовала, что к глазам подступают слезы. Огляделась. Дошла до скамеечки, села, аккуратно поставила рядом сумку. Достала упаковку бумажных платочков. И расплакалась в голос, всхлипывая, подвывая, приговаривая, какая она неудачница и как ей во всем не везёт.
Минут через пять она скомкала очередной платок, в последний раз всхлипнула и начала думать. Ну, была у нее такая привычка! Помогало ей это — выплакаться, сбросить напряжение. Она и перед экзаменами так же рыдала, а потом шла и отвечала на «отлично».
Собственно, вариантов было немного. Самый простой — ждать таки электричку. На открытой платформе, где даже навеса нет. А морозец-то приличный, это в городе он почти не чувствуется. Нет, это не вариант. Можно, конечно, греться, бегать и прыгать по платформе… Но тогда уж разумнее не на одном месте четыре часа бегать, а идти по шпалам. Рано или поздно она дойдет до людей или хотя бы до станции, где электрички останавливаются почаще, чем здесь.
Осталось решить, куда идти, вперёд или назад. Та станция с зелёной кассой… Вряд ли Юля успела толком заснуть. До той станции должно быть совсем недалеко, пара перегонов…
А если нет? Если она проспала, скажем, полчаса? Тогда, наверное, лучше вперёд, до конечной…
Да где она, собственно, находится?!
Юля достала телефон и без особого удивления обнаружила, что интернета тут нет. Ладно хоть сеть есть. Можно позвонить кому-нибудь.
И что этот кто-нибудь сделает? Примчится спасать ее? На чем — на дрезине, как в каком-то старом фильме?
Юля нервно хохотнула. Спрыгнула с платформы и пошла по шпалам — назад.
Сначала она воткнула в уши наушники и включила музыку. Идти было легко и весело, но минут через пять до нее дошло, что по путям так ходить вряд ли разумно. То, что на платформе ближайшие четыре часа ничего не остановится, не означает, что по путям никто не проедет. Товарные или скорый, скажем. Она вынула наушники. А потом еще немного подумала и выключила музыку совсем. Надо экономить энергию. Может, телефон ей еще понадобится. Например, она дойдет до переезда, и тогда можно будет вызвать такси. Правда, трудно будет объяснить, откуда ее забирать… Но, может, там и интернет появится? Тогда можно будет определиться с положением… В общем, Юля решительно выключила телефон и убрала подальше, во внутренний карман куртки. А чтобы идти было легче, стала сама напевать тихонько.
На ходу она согрелась, даже немного жарко стало, она расстегнула куртку. Идти было легко, снега на шпалах скопилось мало. И казалось, что вот-вот, за поворотом покажется следующая станция…
Она доходила до поворота и видела впереди все то же самое: уходящие вдаль железнодорожные пути, словно гигантская лестница, опрокинутая на землю, и сугробы по обе стороны от путей, и лес — с одной стороны от путей темный, еловый, с другой березовый, белый с черными вкраплениями.
Юле казалось, что она идет уже долго-долго. Один перегон электричка проскакивает минут за пять. А с какой скоростью она едет? Километров семьдесят в час, наверное. А люди с какой скоростью ходят? Юля даже остановилась, соображая. Хотела достать телефон, чтобы не калькуляторе посчитать, потом обругала себя — что она, без гаджета ни на что не способна?
Вышло, что один перегон она должна за час пройти. А сколько уже идет? Ужасно долго, не меньше часа. Даже немножко устала, и ноги мерзнуть начали.
Она все-таки достала телефон. Включила его и с удивлением увидела, что прошло всего двадцать семь минут.
Надо немного передохнуть. Юля огляделась. Присесть было не на что. Прямо на снег? Во-первых, холодно, во-вторых, неудобно. Юля положила на рельсы сумку, чуть передвинув ее содержимое, чтобы ничего важного не раздавить, и села на нее.
Кстати про сумку — там были пирожки. Перекусить, что ли? Нет, пожалуй, не стоит. Вдруг электричку все-таки придется ждать все четыре часа? Успеет еще проголодаться всерьез.
Было очень тихо. На ходу это так не замечалось — скрипел снег под ногами, и собственное дыхание казалось неожиданно шумным. А теперь вокруг не было ни звука. Вот буквально — ни звука. В городе никогда так не бывает. Даже ночью, даже в квартире — все равно гудит холодильник, ворчит компьютер, тикают часы…
Коротко защебетала какая-то птаха и замолчала, словно испуганная. С еле слышным шелестом с ветки сорвалась снежная шапка, осыпалась белыми искрами. Откуда-то издалека, ослабленный расстоянием, донесся автомобильный гудок. Этот звук был для нее настолько привычным, обыденным, что она в первый момент даже не обратила на него внимания. А потом опомнилась. Гудок?! Тут рядом машина? Дорога?
Юля сдвинула шапку, открывая уши. Замерла, прислушиваясь. Ну, точно дорога шумит! Совсем рядом!
На дороге можно проголосовать, можно найти автобусную остановку, можно вызвать такси. Вот только как туда дойти, через сугробы, возвышающиеся по обе стороны путей? Юля вскочила, торопливо оглядываясь. И увидела тропинку, уходящую куда-то в лес.
Она даже не удивилась, откуда взялась вдруг эта тропинка, которой только что не было. Не задумалась, что за тропинка такая странная, выводит на пути и тут же и заканчивается. Натянула обратно шапку, подхватила сумку и кинулась вперед.
Сначала она почти бежала. Потом тропинка стала уже, почти на каждом шагу ноги утопали в снегу. Пришлось идти медленнее, высматривая, куда наступить. Оглядываясь назад, Юля видела позади себя просвет в лесу — железную дорогу. Впереди тоже должен появиться такой просвет. Вот сейчас, вот-вот появится…
Она останавливалась, сдвигала шапку, прислушиваясь. Дорога явно стала ближе, уже различим был и ровный шум моторов, и визг тормозов. Тропинка вдруг резко повернула. Куда, зачем? Юля подумала и рванула напрямик. Тут же провалилась по колено, чуть не упала, еле успела ухватиться за колючую елочку. Нарядная красно-белая варежка испачкалась в смоле. Ничего страшного, отстирается!
Подул ветерок, несильный, но все равно неприятный. Щеки обожгло холодом, под ногами закружилась поземка. Глубокий снег мешал идти. Еще немного…
Теперь шум шоссе доносился совсем с другой стороны, почти сзади. Юле смутно вспомнилось, что человек без ориентиров начинает ходить кругами. Значит, надо поворачивать.
Еще несколько шагов, в другую сторону. Юля опять остановилась, прислушалась. И ничего не услышала. Вот вообще ничего, как будто все живое вымерло и засыпалось снегом. Она нахмурилась, соображая. Как такое могло случиться? Только что привычный шум моторов слышался совершенно ясно. Она не могла отойти так далеко, чтобы не слышать. Надо вернуться к тому месту, с которого она повернула.
Она вернулась — и опять ничего не услышала. Может, попробовать пройти немного в том же направлении, не сворачивая?
Следующие четверть часа она топталась туда-сюда, то снимая, то надевая шапку. Итог каждый раз был один и тот же — чуткая тишина зимнего леса, и ничего другого.
Надо было выбираться обратно, на железную дорогу. И, наверное, разумнее всего будет вернуться на ту платформу, с которой она начала путь. Почти полтора часа она уже бродит, не так уж долго осталось ждать…
Она растерянно оглянулась на истоптанную прогалину. Подумала и стала обходить ее по кругу, рассчитывая наткнуться на дорожку своих же следов.
А поземка все вилась, кружилась, сглаживала все неровности. Юля опять остановилась. Разве она проходила мимо этого куста с неправдоподобно красными ягодами? Наверняка бы запомнила… И разве это ее следы впереди? Не могла она так широко шагать. Сейчас на один тот шаг приходится чуть ли не два ее шажка.
В приключенческих книгах герои определяют направление по солнцу. Она задрала голову, безнадежно глядя на серое, затянутое плотными облаками небо. Что там еще в школе проходили? По мху на стволах деревьев? По муравейнику? Очень актуально. Телефон по-прежнему не ловил сеть. Да и чем бы он ей сейчас помог?
Мороз чувствовался все сильнее. Мёрзли ноги в сапожках, мерзли нос и щеки, сквозь вязаную шапочку холод пробирался к ушам. Двигаться становилось все труднее, словно замерзшие мышцы отказывались нормально работать. Юля машинально переставляла ноги, не очень понимая, куда и зачем идет. Наткнулась на что-то, чуть не упала. Встряхнулась. Дерево. Упало, видно, от старости, но до земли не достало — уперлось в нее сучьями, получилась вроде как скамейка. Вот и хорошо, как раз кстати. Можно немного отдохнуть. Юля села, прижала ладони к замерзшим щекам. Стало немного теплее, она закрыла глаза — только на минуточку…
— Тепло ль тебе, девица?
Юля вскинула голову. Перед ней стоял высокий старик с белой бородой, в синей шубе. Она зажмурилась, снова открыла глаза.
— Тепло ль тебе девица? — как-то вкрадчиво повторил старик.
— Вы ведь Мороз Иванович, да, дедушка? — осторожно уточнила Юля. Ей как-то даже в голову не пришло, что это розыгрыш, дурацкая шутка. Не время было для шуток и не место.
— Ну, допустим, так, — согласился тот.
— Знаете, дедушка, — Юля говорила не торопясь, подбирая слова, — я всегда, сколько эту сказку читала, удивлялась, почему такой странный выбор — или врать, или хамить. Как будто правду нельзя вежливо сказать! Вот я со всем уважением вам скажу, дедушка, что мне очень, очень холодно. И нельзя ли это как-нибудь изменить, а, Мороз Иванович? Пожалуйста!
Старик почему-то отступил на шаг и смотрел на Юлю как-то странно. Растерянно, что ли. Во всяком случае, он не отказал сразу, и Юля приободрилась. И продолжила:
— Вы не думайте, дедушка, я ничего не требую. Я понимаю, это сложно и вообще не от вас зависит. Ну, арктический циклон, холодные воздушные массы… Даже из космоса видно, как все эти массы перемещаются, разве вы один можете это изменить! Но все-таки, может быть…
— Это в каком смысле от меня не зависит? — нахмурился было старик. — Да я…
Тут он осекся. Помолчал. И заговорил уже другим тоном:
— Ну и зачем ты такая грамотная? С арктическим циклоном я точно ничего не могу поделать. Ах ты, девица, как же тебе помочь?
Он опять замолчал, сосредоточенно сдвинув брови. А потом вдруг усмехнулся:
— А я тебе, девица, шубу подарю! Она, конечно, одноразовая, в шкаф ты ее не повесишь и в следующий раз не наденешь, зато сейчас согреешься!
Он повел рукой, и Юлина куртка вдруг покрылась инеем, густым и пушистым, словно мех. Выглядело это красиво, но жутковато, ледяные кристаллики даже на вид казались холодными.
— Что же вы делаете, дедушка? — испугалась Юля. — Я так и вовсе замерзну!
— С чего бы? — возразил Мороз Иванович. — Ты же девица умная, грамотная, вон про циклоны знаешь, так должна знать и про то, что из снега термоизолятор хороший. Озимые под снегом не вымерзают, и глухари в снегу ночуют, и эскимосы из снега избы строят. Неужто не слыхала?
К этому времени Юля уже полностью была покрыта изрядным слоем снега. Снег лежал на шапочке, полностью закрывал куртку, каким-то образом не осыпаясь с нее, зато стекая вниз длинными, ниже колена, полами, и даже сапожки тоже обросли снегом. И под этим плотным белым покрывалом ей и правда стало тепло и уютно. Спорить расхотелось, зато снова появились силы, чтобы встать и идти вперед.
— Спасибо, дедушка Мороз Иванович! — сказала она искренне. И услышала в ответ:
— Ты только поспеши, а то к ночи еще похолодание намечается!
В снежной шубе было тепло, и сапоги, превратившиеся в белые валенки, меньше проваливались в снег, так что некоторое время Юля весьма уверенно шла вперед. А потом опомнилась и остановилась — сообразить, куда она, собственно, идет. Эх, надо было у Мороза спросить… Она снова посмотрела на небо, уже потихоньку темнеющее, огляделась по сторонам. И поняла, что у нее есть единственный вариант — просто идти вперед. Рано или поздно она куда-нибудь выйдет. Или на шоссе, или на железную дорогу. Мелькнула было тревожная мысль, что она ведь может и параллельно дороге идти… Она встряхнула головой. Не надо думать о плохом! Вряд ли ей может так катастрофически не везти. Вспомнился переезд после станции с зеленой кассой. Ну, значит, в ту дорогу и упрется. Так что — в любом случае идти вперед.
Снова подумалось, что в отсутствии ориентиров человек идет по кругу. Ну, значит, надо выбрать себе ориентиры! Вот прямо сейчас перед ней в десятке шагов небольшая елочка с обломанной верхушкой, а за ней, в полусотне метров, сильно наклонная береза. Прекрасно! Юля дошла до елочки, стараясь, чтобы береза все время была строго впереди. И наметила себе следующий ориентир, еще впереди.
Идти так было утомительно — приходилось все время помнить и следить, нельзя отвлечься, посмотреть по сторонам. И одновременно так было легче — некогда было паниковать и думать о плохом. Через некоторое время Юля сообразила, что надежнее намечать сразу три ориентира, а не два, и совсем приободрилась. Рано или поздно она дойдет до дороги, а по дороге доберется и до людей. Должно же ей наконец повезти!
Очередным ориентиром был могучий выворотень, похожий на выползшего на сушу осьминога. Юля обошла его, не отрывая взгляда от раздвоенного дерева впереди. В стороны она не смотрела, опасаясь сбиться с прямой. А зря. Потому что за выворотнем, как внезапно оказалось, стоял серый волк. Довольно крупный, очень пушистый и совершенно спокойный, как будто он каждый день поджидает заплутавших девушек.
Юля охнула и застыла. Волк тоже не двигался. Время шло, и стоять дальше казалось уж как-то… глупо, что ли. Юля откашлялась и заговорила:
— Здравствуй, Серый волк!
Волк махнул хвостом и оскалился. Юля предпочла расценить это как улыбку.
— Ты Серый волк, а я, значит, Красная шапочка! Ты не удивляйся, она правда красная, только сейчас под снегом не видно. А ты, кстати, вообще цвета различаешь или как?
Волк промолчал. Впрочем, ждать от него ответа было бы совсем уж странно. Или нормально — после Мороза Ивановича и снежной шубы?
— Только я не к бабушке иду, — продолжала Юля. — Я к подруге ехала, Новый год встречать. Она даже не знает, что я к ней еду. Я сюрприз хотела устроить… дура! Так что меня здесь даже никто искать не станет. И если ты меня съешь, то и косточек моих не найдут. И мама не узнает, что со мной случилось.
Тут Юле стало так жалко себя, что она даже всхлипнула. Волк сочувственно вздохнул.
— Так может, ты не будешь меня есть, а? Пожалуйста!
Один раз вежливость ей помогла, может, опять сработает? Во всяком случае, попробовать стоило. Волк подумал и кивнул.
— Не будешь, правда? Ну, спасибо! Знаешь, у меня пирожки с собой есть, я весь день их с собой таскаю, на случай, если совсем проголодаюсь. Давай я с тобой поделюсь? По-честному, пополам!
На морде волка явно отразилась заинтересованность. Юля поспешно полезла в сумку. Пирожки несколько потеряли вид, после того, как она и сидела на сумке, и падала вместе с ней. Но запах оставался потрясающий, а вкус как будто даже лучше стал. Было их девять штук — Юля покупала десять, но один съела еще в электричке.
Девять на два не делится. Юля взяла себе четыре, волку пять. Подумала и переложила еще один — она-то и вчера сыта была, и завтра будет, а волку зимой голодно. Положила шесть пирожков на снег и торопливо отступила на пару шагов.
Волк недоверчиво принюхался, шагнул вперед, слизнул пирожок со снега, постоял, словно прислушиваясь к ощущениям. Быстренько подобрал остальные. И снова широко взмахнул хвостом и оскалился — то есть теперь уже точно улыбнулся.
— Слушай, Серый волк, раз уж ты меня есть не будешь и вообще мы с тобой вроде договорились, — осторожно начала Юля, — так, может, ты мне подскажешь, куда идти? А то я заблудилась.
Волк кивнул. Повернулся, побежал куда-то с целеустремленным видом. Через десяток метров остановился, оглянулся на Юлю недоуменно.
— Мне за тобой идти? — сообразила девушка. — Ну, как скажешь!
Идти вслед за волком оказалось гораздо легче, чем по ориентирам. Опасаясь сбиться, она ломилась напрямик сквозь бурелом или заросли — а волк вел ее нормально, огибая препятствия. Разве что скорость у них была разная, серый проводник то и дело забегал далеко вперед. Правда, он каждый раз терпеливо дожидался ее, но вдруг ему надоест ждать? Так что Юля спешила как могла.
Волк вывел ее к глубокому оврагу, немного прошел вдоль склона. И повернул — чуть ли не прямо назад. Юля растерялась — зачем такие круги выделывать? Но спорить не стала, послушно шагнула следом.
Волк обернулся к ней и зарычал. Негромко, но вполне угрожающе.
— Мне что, не надо за тобой идти? — переспросила Юля. Волк кивнул.
— А куда же мне? — растерялась Юля, потом сообразила: — Так дальше и идти вдоль оврага, да?
Волк опять кивнул. Юля подумала. Собственно, даже если они с волком друг друга неправильно поняли, идти вдоль оврага — не самая глупая идея. В оврагах начинаются ручьи, ручьи впадают в реки, а реки приводят к людям.
— Ну, спасибо тебе, Серый волк! — вежливо сказала она. Еще подумала, вынула из сумки один пирожок и положила на снег. Если она не выйдет к людям, то невелика разница, три пирожка у нее с собой или два.
Волк улыбнулся и приветливо помахал хвостом.
Теперь Юля шла совсем уверенно. И настроение улучшилось, и происходящее уже стало казаться интересным приключением, Юля заранее представляла себе, как будет рассказывать об этом подруге. А что волноваться? В шубе от деда Мороза ей было тепло, дорога, указанная волком, выглядела надежной… Только есть хотелось все сильнее. Юля не выдержала и достала пирожок. С мясом. Кажется, несколько часов назад, на вокзале, он не был таким вкусным…
Овраг явно становился все глубже, и это радовало — значит, куда-нибудь она по нему точно выйдет.
На самом краю оврага, опасно наклонившись, рос высокий раскидистый куст. Юля обошла его, уперлась в исключительно растопыристую сосенку. Потом споткнулась о какую-то корягу, невидимую под глубоким снегом…
Не сразу она спохватилась, что давно уже не видит оврага. Повернула, чтобы снова выйти к нему. Прошла десяток шагов и оказалась перед растопыристой сосенкой. Она что — сделала круг и вернулась к ней? Но тогда рядом должен быть высокий куст, а за ним и овраг. Значит, это другая сосенка? Да как же другая, если в нескольких метрах видны ее, Юлины, следы!
Она повернула назад. Лучше уж протиснуться прямо сквозь куст, чем вот так блуждать… Споткнулась о корягу, упала в снег. И туповато уставилась на сосенку. Все ту же. Сосенку, которая должна была остаться у нее за спиной, а никак не вырасти прямо перед ней.
— Леший меня, что ли, водит? — пробормотала она. вслух, сидя на снегу. Позади нее раздался странный звук — то ли ветка от мороза треснула, то ли кто-то коротко, ехидно рассмеялся.
— Точно леший, что ли? — переспросила Юля то ли сама себя, то ли того, кто смеялся за ее спиной. С другой стороны — ну леший, что с того! После Мороза Ивановича и Серого волка ее уже ничего не могло удивить.
С волком и с Морозом помогло вежливо поговорить. Может, и теперь поможет?
Юля покопалась в памяти, пытаясь сообразить, как лучше обращаться к лешему. Эх, надо было больше сказок в свое время читать!
— Лесной хозяин, это вы меня морочите, да? — спросила она наконец. — Послушайте, ну зачем вам это?
Ехидный смешок раздался совсем рядом, прямо за спиной. И скрип снега под тяжелыми шагами. Или это скрипнуло старое дерево?
Юля торопливо оглянулась. Никого рядом не было, но в глубоком снегу, несколько минут назад нетронутом, четко отпечатались чьи-то следы, заканчивающиеся в двух шагах от Юли. Словно тот, кто их оставил, вдруг взлетел. Или вернулся назад, аккуратно ступая по своим же следам.
Точно леший.
Юля вдруг почувствовала, что у нее уже нет сил на дипломатичность. Ладно дед Мороз, он вообще не виноват, что сюда арктический циклон пришел… И волк просто сам по себе живет в лесу, и плохого он ей не делал, а может, и не собирался. А этот — конкретно же издевается! За что?
— Ну и за что?! — озвучила она этот вопрос. — Что я вам плохого сделала, чтобы меня мучить? Я устала, и есть хочу, и уже темнеет, а в темноте я точно идти не смогу, и замерзну насмерть, даже эта шуба не спасет. Вам что, от этого очень радостно будет?
Ответа не было. Смеяться леший больше не стал, но и раскаиваться, похоже, не торопился.
Оказывается, не всегда помогает вежливость. Не со всеми. Ну, а что тут должно помочь? Должен же быть способ!
Юля напряженно копалась в памяти.
И способ нашелся.
Если вывернуть одежду наизнанку, а обувь переобуть с левой ноги на правую и наоборот, то леший примет человека за своего собрата и перестанет морочить.
Она быстренько окинула себя мысленным взором. Куртка? Если ее снять, то осыпется снежная шуба. А если и не осыпется, то все равно — как ее вывернуть? Снегом внутрь? Сапоги? Она их просто не сможет надеть не на ту ногу. А если наденет, так недалеко уйдет.
Чуть поколебавшись, Юля сняла шапку. Снег пришлось стряхнуть. Ну ладно, будет почаще растирать уши… Она долго и старательно отряхивала шапку, потом зажмурилась и решительно натянула на голову — наружной, холодной стороной внутрь. От холода аж дыхание перехватило. Постояла немного, привыкая, потом сняла варежки. И надела снова — правую на левую руку, левую на правую.
И спросила невесть кого:
— Ну что ты теперь скажешь?
Ответом была тишина. Не такая, как несколько минут назад — не насмешливая, не настороженная, а обычная спокойная тишина. Отсутствие звуков. Тот, кто посмеивался за ее спиной, просто ушел, потеряв к ней интерес.
А перед ней была растопыристая сосенка, за ней высокий куст, а справа овраг.
Юля вздохнула с облегчением. И бодро зашагала вперед.
Между тем в лесу темнело. Снова навалилась усталость. Юля упорно шла, спотыкалась об невидимые под снегом сучья, проламывалась сквозь кусты, чувствуя, как ветки царапают замерзшие щеки…
И едва поверила глазам, увидев впереди маленькую оранжевую искорку. Огонек костра.
Напоследок Юля перешла на бег. Должно быть, от этого снежная шуба осыпалась с ее плеч, но Юля уже не боялась замерзнуть.
На поляне ярко горел большой костер, от одного его вида становилось тепло. Вокруг него на толстых бревнах сидели люди. Человек двадцать, парни и девушки, разного возраста.
У Юли из груди вырвался не то крик, не то рыдание. Все разом обернулись к ней, кто-то вскочил на ноги.
— Откуда ты, прекрасное дитя? — спросил один.
— Я… Я… — Юля озиралась, не веря своим глазам. — А вы правда люди? Не оборотни какие-то? Или там кикиморы?
— У девушки, кажется, с головой плохо, — пробормотал вполголоса парень в ветровке защитного цвета.
— Это у тебя, Леший, с головой плохо! — возмутилась невысокая светловолосая девушка. — Она, видно, заблудилась… Устала, замерзла, тут и не такое на ум полезет!
Она торопливо подскочила к Юле, взяла ее за руку.
— Давай скорее к костру, сейчас чаю выпьешь и согреешься!
— Подожди, — Юля отдернула ладонь. — Как ты его назвала?
— Лёшей, а что? — удивилась девушка. — Он Лёша, я Майя, а тебя как зовут?
Юля устало вздохнула. Конечно, ей послышалось.
Ей уступили место поближе к огню. Сунули в руки тяжелую чашку, эмалированную, обернутую куском пеноплена. В кружке был крепкий и очень сладкий чай.
— Подожди немного, скоро ужин поспеет, — заботливо сказала Майя.
— Какое там скоро! — отозвался кто-то из парней. — Серый только собирается мясо на огонь ставить.
— Зато какое мясо! — со смехом ответил другой, видно, тот самый Серый, появляясь из темноты с каким-то странным плоским котелком в руке. — Прямо сырым бы съел!
Юля даже не стала переспрашивать. Ну, понятно, что Серый — это Сергей.
Майя тем временем всучила Юле огромный бутерброд — между двумя кусками черного хлеба оказались и колбаса, и сосиска, и сыр. Подлила еще чая.
От костра шло ровное, живое тепло, и то же тепло расходилось изнутри от горячего чая. Юля согрелась, ей было хорошо, уютно и спокойно. Не хотелось ни о чем думать — как она сюда попала, что ждет ее завтра… Теперь Юля разглядела, что деревья вокруг поляны украшены игрушками, гирляндами и мишурой, в красноватых отблесках костра это смотрелось прямо сказочно. А она уже почти забыла, что сегодня Новый год!
Кто-то достал гитару, заиграл. Пели то все вместе, хором, то один только гитарист. Его хрипловатый голос очень органично сливался с потрескиванием пламени, с шелестом веток. Юля то задремывала, разомлев от тепла и усталости, то встряхивалась, пила уже почти остывший чай, пыталась подпевать песне.
Потом все вдруг оживились, зашевелились. Из того плоского котелка раскладывали по мискам тушеную картошку с мясом, нашлась миска и для Юли. Потом появился худой черноволосый парень в нелепых круглых очках, с еще одним котелком, из него разливали по чашкам что-то горячее, невероятно ароматное, пахнущее корицей, апельсинами и алкоголем.
— Это глинтвейн? — шепотом уточнила Юля.
— Это глинтушка! — смеясь, ответила белокурая полненькая девушка по имени Марта. — У нас свой рецепт, походный!
— Дед, ну скоро там? — окликнула Майя.
— Подожди, три минуты осталось, — отозвался, обернувшись к ней, высокий мужчина с короткой, но окладистой бородой, светло-русой, обильно выбеленной инеем.
— Это твой дедушка? — удивилась Юля. Майя засмеялась:
— Ну что ты, это прозвище! Потому что он самый старший и с бородой.
Откуда-то из темноты вдруг зазвучали куранты — видно, запись с телефона. Все посерьезнели, привстали, подняв кружки, толкнулись ими в середину круга — символически чокнулись.
— Дзынь! — озвучил Дед.
Глинтушка оказалась сладкой, вкусной и крепкой.
Потом все смеялись, снова пели песни, устраивали какие-то конкурсы, зажигали бенгальские огни.
— А девица наша совсем уже спит, — услышала Юля над собой заботливый голос Деда.
— Я ее уложу, — ответила Майя. — Как раз пора нодью разжигать.
Помогла Юле встать, сделать десяток шагов. Чуть в стороне от праздничного костра Юля увидела нечто странное — наискось натянутый навес, под ним прямо на снегу расстелен кусок брезента, и на нем лежат спальные мешки. А перед брезентом, под самым краем навеса, лежат друг на друге три бревна. На глазах у Юли Дед зачерпнул в большом костре крышкой от котелка горячие угли и высыпал их в щели между бревнами.
— Давай, забирайся, — скомандовала Майя. — Это мой мешок. Залезай, я-то вряд ли буду спать.
— Холодно же будет! — не поверила Юля. — Как же вы без палатки?
— Какая же палатка в такой мороз? — удивилась в свою очередь Майя. — Сейчас нодья разгорится, тепло будет!
Дед размахивал все той же крышкой, раздувая пламя. И Юля не стала спорить. Все здесь были к ней добры и заботливы — уж не для того, чтобы теперь заморозить!
В мешке действительно было тепло. Уже почти засыпая, она слышала, как кто-то проговорил-пропел у костра:
— Ты катись, катись, колечко!
И запах мерзлой хвои, костра и глинтвейна вдруг сменялся запахом мокрой земли, потом душистой черемухи, потом запахом палой листвы и грибов, и белый лес вдруг становился зеленым, золотым, черным — и опять белым… Но это ей уж точно приснилось.
А потом наступило утро. Остатки бревен еще догорали, дыша жаром, и под навесом было почти совсем тепло. Все сноровисто собирались, сворачивали мешки, складывали брезент. Пили чай с остатками бутербродов, ели гречку на молоке. Юля чуть ли не с детского сада не ела гречки на молоке, да и сладкого чая не пила — а теперь вдруг было вкусно. Уже после завтрака сложили навес. Засыпали снегом, затоптали костры.
К Юле подошел Дед, сказал задумчиво:
— У нас-то маршрут на неделю, тебе с нами вряд ли по дороге…
До этой минуты она предпочитала не думать о том, что будет делать дальше. А теперь испугалась — что же, ей опять одной бродить?
— Так что мы тебя выведем на станцию, на электричку посадим, — словно не заметив ее испуга, продолжил Дед. — Ты на лыжах-то ходить умеешь? Тут недалеко, за час дойдем, и как раз электричка будет.
На лыжах Юля последний раз ходила в седьмом классе. После этого мама каждый год у знакомого терапевта делала ей освобождение от физкультуры. Дед, кажется, понял это по Юлиному лицу.
— Ну ничего, уж как-нибудь дойдешь, налегке-то.
Для Юли нашлись запасные лыжи, Лёша отдал ей свои палки. Увидев его при свете дня, Юля удивилась:
— А почему на тебе ветровка наизнанку?
— Она не наизнанку, она так пошита, швами наружу — возразил Лёша. — Вот, видишь, с той стороны совсем другой вид у ткани, не перепутаешь!
Идти на лыжах у Юли получилось не сразу. Она спотыкалась, лыжи перекрещивались, палки путались. Но все равно — легче, чем проваливаться по колено. Они шли по снежной целине, сменяя друг друга — каждый по очереди тропил лыжню, и только Юля все время оставалась предпоследней.
Станция открылась как-то неожиданно. Точно не та, на которой вчера — неужели только вчера?! — выскочила Юля. Дед посмотрел на часы, кивнул:
— Пятнадцать минут осталось. Дождемся, посадим тебя, а то мало ли… Вдруг отмена или еще что.
Юля молча кивнула. Остаться одной было страшновато.
В ожидании черноволосый очкарик расчехлил гитару, Серый достал термос с чаем… В итоге Юля почти огорчилась, увидев электричку.
Она вошла в тамбур. Сразу в вагон не пошла — стояла у двери, махала рукой. И все двадцать человек на платформе тоже махали ей, словно она была одной из них, их товарищем. И Юля смотрела на них, словно с друзьями расставалась. И вдруг увидела, что у Сергея из-под куртки мелькнул серый волчий хвост.
Показалось, конечно…
Милота зимняя!