Крыса затягивается в последний раз. Сигарета уже обжигает пальцы, возвращая девушку в действительность.
Дом танцует в ярких всполохах огней. Где-то звучит музыка, а на полу вокруг неё собрались Мальки и Старшие. Их роднят глаза, устремлённые на девушку в ожидании встречи с ужастиком, после которого можно немного побояться, а потом крепко заснуть, видя яркие сплетения снов.
- А расскажи про Наружность! - голос звенит от предвкушения и страха.
"Смелая девчонка... Какая же у неё кличка? Вроде, лицо знакомое... Да тут все лица знакомые, а кличек не упомнишь. Весь Дом что-то заказывает." - мысли текут патокой и будто стараются убаюкать.
- Про Наружность, говоришь? - ласковое шипение гипнотизирующей змеи. Отблески осколков бегают по стенам солнечными зайчиками, растворяясь в темноте коридоров.
Комната затихает, Крыса достаёт последнюю сигарету из пачки, неторопливо закуривает и начинает свою первую сказку:
"В Наружности день и ночь по часам идут, будто привязанные. Там холодные рассветы расцветают блеклыми цветами яда. И люди, закричав в первый раз, получают там имена, а кличек никто им не даёт."
- Как это, не дают? Они что, на имена отзываются? А как понять, кто есть кто?
Любопытный Малёк.
На девчонку тут же шикнули, толкнули и, исчерпав все попытки успокоить её, смирившись, успокоились сами, будто на море вдруг пришёл штиль.
- Ты слушай, слушай да не мешай.
" И дают им эти имена, и мыкаются они с ними, ни они не знают, кто они, ни другие не знают
Имена бывают модные. Ими называют тысячи и тысячи детей, делая их безмолвно похожими, будто слепленными по одному подобию.
Буквы рассыпаются по асфальту подобием
свежих слив, раздавленных машинами, глазами, выколотыми истеричным юнцом в припадке, звуки влетают струной в открытую форточку.
Мода - безжалостная сука, решательница их судеб.
Имена вплетаются в судьбу, заменяя им клички, заменяя индивидуальность на буквенно-звучную фальшивку, что шипит на зубах расплавленным свинцом да обжигает горло.
И у каждого имени есть воплощение. Маленькое существо, похожее на человека, которое плетёт нити судеб, основываясь на буквах. Они пролезают в мысли по ночам и плетут, сплетают тысячи нитей.
Нити сплетаются тугими коконами, текут по венам вместе с кровью, невидимыми червями падают изо рта.
Существа те - уродливые клоны стереотипов о именах.
Они бегают, вопят да дерутся, будто крысёныши, забытые Рыжим.
Они грязные, растрёпанные, с визгливыми голосами.
Их глаза горят болотным светом.
И чем старше человек, тем ниже он становится, и тем выше его именники. Видела я одну женщину. Так она худенькая, низенькая, к земле тело её гнётся, нагибается, а за спиной её, на шее сидит, свесив ноги, огромный именник с уродливой мордой воплощения неизбежности."
- то есть, кличек там вообще не существует? - звонкий детский голос разрывает тишину.
Девочку опять пытаются успокоить, но все их попытки разбиваются о железобетонную стену уверенности.
Крыса смеётся и скалит зубы. Зубы у неё острые, цаптнет - уж руки нет.
"Как говорил мой Предок и Прородитель: клички ваши только у зеков, бандитов и детсадовцев. А ты, дрянь этакая, вместе со всем этим сбродом малолетних преступников здохнешь в колонии, где тебе самое место.
И да, в Наружности клички дают только в тюрьмах или в детсадах/детдомах. И взрослые очень не любят клички, считая их оскорбительными. Будто бы то, что ты носишь такое же имя, как тысячи других людей - не оскорбительно!
И чем сильнее взрослый протестует против чужой или своей клички, тем сильнее его собственное имя проникает в его тело и мозг, разрушая индивидуальность и временные потоки. Да простит меня Табаки за упоминание времени и часов!
Люди злятся, ведь за именем не видно лица, а кличка - снимает маску. И затыкают им именники ушы, глаза и рты. Заползают в рот мохнатыми лапами и пришивают язык невидимыми нитями.
И рано или поздно, попадает человек в кокон из собственного страха. Страха отражения истинного лица. Поэтому многие воспитатели кричат из-за кличек да говорят елейно-ржавыми голосами:
Они боятся, что люди узнают их настоящих.