Мне всегда нравилась атмосфера маленьких уединённых деревенек. Постепенно пустеющие или вовсе вымершие, они заставляли меня задуматься о медленно несущем свои воды потоке времени, потоке, который нельзя замедлить или остановить. Во многих забытых, но всё ещё живых деревнях сохранились быт и культура былых времён. Я не раз бывал в деревнях, расположенных за десятки, а то и сотни километров от крупных населённых пунктов. Старожилы всегда рады поделиться воспоминаниями или легендами и преданиями той местности. Есть в этих местах свои очарование и красота, которые я стараюсь запечатлеть. Но, к сожалению, фотографии не сравнятся с реальными пейзажами, не могут передать всю глубину красок.
Кстати, я работаю фотографом. Когда у меня появляется возможность закрыть свою небольшую фотостудию и уехать за город на несколько дней, поснимать природу или жизнь отдалённой деревеньки, я никогда её не упускаю.
И когда мой друг Женя, получив в наследство от какого-то очень дальнего родственника дом в глухой деревне, предложил мне составить ему компанию в поездке, я, недолго думая, согласился.
Женя знал о моей любви к подобным богом забытым селениям и позвал меня отчасти из-за этого, а отчасти от скуки.
— Неохота мне одному в такую глушь тащиться, — пояснил он.
Ехать надо было много часов. Женя сидел за рулём, а я развалился на заднем сидении, пялясь в окно. За окном мелькали красивые виды, которые я хотел бы запечатлеть, но мой друг детства категорически отказывался остановиться хотя бы на минутку.
— Паш, без обид, но со всеми твоими «я быстро пофоткаю, и дальше поедем» мы доберёмся только к концу следующего года, не раньше.
Эх, ничего он не понимает.
Под конец пути, съехав с не очень оживлённой трассы, мы ещё целый час тряслись на ухабах и поросших травой кочках. В деревню мы въехали после того, как прохладные сумерки спустились на землю. Нужный нам дом располагался на окраине, с его поиском проблем не возникло.
Занесли вещи внутрь, наскоро протёрли пыль, которая в нагретом дневным жаром, удушающем воздухе заставляла нас постоянно чихать и кашлять, и подмели полы. Сварганили лёгкий перекус и, уставшие после долгой дороги, легли спать.
Проснулись мы рано и на удивление выспавшимися. Кто-то ломился к нам, грозясь вызвать полицию и колотя в ненадёжную деревянную дверь с такой силой, что, казалось, дом рухнет.
— Неужели мы в темноте домом ошиблись? — подскочил Женя и, громко зевая, направился в сени, встречать нежданного гостя. Я последовал за ним.
— Вы кто такие будете? Почём в Прохоров дом залезли? — на нас негодующее смотрел вооружённый граблями старик, чья седая борода спускалась почти до пояса.
— Я его дальний родственник. Мне письмо пришло, что он мне дом в наследство оставил. Вот с другом посмотреть приехали, — объяснил Женя.
— Вон оно как, — старик опустил грабли и протянул нам жилистую руку. — Меня звать Кузьма Ильич.
Мы представились и обменялись рукопожатиями. Старик немного рассказал нам о деревне, бывшем хозяине дома и предложил вечером зайти к нему в гости.
После того, как наш гость ушёл, мы позавтракали и принялись приводить дом в порядок. Ночью мы не смогли адекватно оценить уровень запущенности Жениного дома: в комнатах, в которые мы поленились вчера заглянуть, пыль лежала ковром, а совсем выцветшие обои целыми хрупкими полосами отклеивались от стен. Видимо, бывший хозяин сам редко в них наведывался.
— Что ж, зато нам не придётся ломать голову над тем, чем себя занять, — я нашёл в сенях веник и протянул его другу. — На тебе эта комната, на мне — соседняя.
Рассчитывавший провести выходные за ничегонеделанием Женя стиснул зубы и выхватил у меня веник.
— Давай побыстрей с этим разберёмся. Не хочу до самого отъезда возиться с этим, — пробурчал он.
Работали мы до бледных сумерек, но зато полностью расправились с пылью, плесенью и грязью, царившими в доме. Женя с головой погрузился в работу, чего я от своего не самого трудолюбивого друга никак не ожидал.
— Зато завтра весь день в нашем распоряжении, — в сотый раз говорил он, пока мы шли вниз по реке — воду в деревне почему-то давали только в определённые часы, — а тряпки и вёдра сполоснуть было нужно. — Пойдём в поле или в лес, фоток понаделаешь. Ты же только ради этого и согласился со мной поехать.
— Есть такое.
Река была медленная, широкая и протекала метрах в двадцати от окраины деревни.
— Смотри, — Женя махнул рукой в сторону причала, около которого плавно покачивалась лодка. — Знали бы, что тут можно рыбачить, подготовились бы.
— Знаю я, как бы мы подготовились, — усмехнулся я, сделав ударение на слове «мы». Женя бы сразу нашёл кучу отговорок и свалил бы всю работу на меня. И сказал бы, что раз он меня с собой берёт, оказывает такую великую честь фотографу, то я должен это как-то отработать.
Он пропустил мою усмешку мимо ушей и продолжил рассуждать о прелестях рыбалки.
— Тут, может, и рыбы нет совсем, — вставил свои пять копеек я, когда от его болтовни уже начали болеть уши.
— Вот у деда и спросим, — кинул он, и мы приблизились к свежевыкрашенной калитке.
Участок у него ухоженный и аккуратный. Дом опрятный, сразу видно — недавно ремонтировали, а расположенный неподалёку огород тщательно прополот, стройные линии тянущейся к небу зелени и ровные прямоугольные грядки радовали глаз. Возле деревянного, на первый взгляд ненадёжного крыльца, покрытого тонким слоем нанесённой с огорода земли, на цепи сидела небольшая собачонка. Типичная деревенская собака, которая вопреки моим ожиданиям не набросилась на нас, чужаков, с оглушительным, противным, режущим слух лаем с целью прогнать со своей территории, а радостно завиляла хвостом и с жизнерадостным блеском в глазах рвалась навстречу незнакомцам.
— Здравствуйте, гости дорогие, — на крыльцо вышла хозяйка.
— Жучки не бойтесь. Я её предупредил о вашем приходе. Она у нас умная, понимает всё, знает, кто хороший, а кто — нет, —вслед за женщиной из мрака неосвещённых сеней шагнул Кузьма Ильич. — Это жена моя, Наталья Алексеевна.
Мы представились и, погладив по пушистым бокам игривую собачонку, чей хвост вертелся волчком, прошли в дом. Внутреннее убранство дома возрождало в памяти картинки деревенского быта, виденные мной ещё в школьных учебниках. Атмосфера мирной сельской жизни, время в которой будто замерло и не спешило принять все новинки прогресса, навевала странное чувство тоски по давно минувшим временам, о которых я знаю из книг и старых чёрно-белых фильмов.
На столе нас уже ждал пыхтящий самовар, плошки с несколькими видами варенья, аппетитные, только с духовки пироги и ароматный травяной чай. Хозяева расспрашивали нас о городской жизни. Женя узнал о своём родственнике, который приходился ему то ли двоюродным дядей, то ли ещё кем-то более дальним — от обилия имён у меня голова шла кругом и вскоре я совсем запутался, кто кому кем приходится. Судя по растерянному взгляду моего друга, он тоже мало что понял из пространных объяснений нашего нового знакомого.
— Кстати, — совсем некстати прервал Кузьму Ильича Женя, — рыбачить у вас тут можно?
— Можно, чего ж нельзя-то, — после недолгой паузы ответил старик, ничуть не обидевшись, что его бесцеремонно прервали.
— Эх, — вздохнул мой друг. — В следующий раз тогда удочки возьмём.
— Конечно, возьмите, — улыбнулся хозяин. — Лодку можете ту взять, у причала которая. Да других у нас и нема, одна на всех осталась. Да редко кто пользуется. Молодёжь вся поразъехалась.
Повисла удручающая пауза. Кузьма Ильич заметно погрустнел, видимо, погрузившись в воспоминания.
— Ну, мы, наверно, пойдём, — я встал из-за стола. — Спасибо большое за угощение.
— Да не за что! Заходите ещё, — засуетилась Наталья Алексеевна.
Кузьма Ильич решил проводить нас. Шли в основном молча. Женя неуютно себя чувствовал в вечерней тишине. Подавали голос сверчки и бегающие где-то в поле собаки.
— А на другом берегу есть деревня какая? Или просто поле? — спросил он, стремясь хоть как-то разбавить безмолвие.
Старик замедлил шаг, нахмурился и строго посмотрел на нас. Помолчав с минуту, он произнёс:
— Была там когда-то давно деревня, но сгинула. Плохое это место, ребята. Не ходите туда. Кто бывал там и вернуться смог, говорят, что там зло поселилось.
— А почему она сгинула-то? — не унимался Женя.
— От злобы людской, — сухо ответил старик, поставив точку в этом разговоре.
Зайдя за скрипучую калитку, мы пожелали Кузьме Ильичу доброй ночи и зашли в дом.
— Жень, погнали завтра на другой берег, — сказал я, едва дверь за нами закрылась.
— Зачем? Дед же сказал, чтоб мы туда не совались.
— Ты только представь, какие фотки там сделать можно.
Услышав, что там была деревня, моё воображение сразу нарисовало мне меланхолические картины покинутых несколько десятилетий назад, полуразрушенных деревянных изб; заросших острой сочной осокой тропинок, чьи очертания уже невозможно разглядеть. Мёртвый населённый пункт, в котором когда-то, несомненно, кипела жизнь. Место, откуда люди ушли из-за каких-то предрассудков.
— Там, наверно, заросли одни. Дед же сказал, что та деревня давно прекратила своё существование. Да и место, по его словам, плохое.
— Вот только не говори мне, что ты в эти сказки веришь, — улыбнулся я. — Я вот с начальной школы на подобные «предупреждения» не ведусь.
— Но что-то же там случилось, раз деревня брошена.
— Кто-то байку выдумал, остальные подхватили, испугались и ушли оттуда.
— Ну, ладно, — сдался Женя. — Поехали.
— Надо на рассвете выдвигаться, чтоб на местных не наткнуться.
Будильник зазвенел в пять утра. Вместе с его оглушительной мелодией по комнате разливался розоватый тёплый свет. В тощих, пробивающихся сквозь неплотно задёрнутые шторы полосах света в хаотичном танце кружились пылинки. За окном оживлённо чирикали птицы и жужжали пухлые шмели, возившиеся в разросшихся под окнами неприхотливых цветах, некогда служивших аккуратным украшением в разбитых клумбах.
Я легко и бодро встал с неудобного, низкого дивана. Предстоящее путешествие на тот берег, где меня ждали едва сохранившиеся избы (а может, и совсем не сохранившиеся, но думать об этом совсем не хотелось), придавало мне сил, разбудило во мне с детства дремавшую жажду приключений.
А Женьку поднимать пришлось чуть ли не с боем, но, в конце концов, он сдался и, широко зевая, с огромной и нескрываемой неохотой поплёлся на кухню.
После завтрака мы собрали рюкзаки: вода, бутерброды, перочинный нож. Свой фотоаппарат как самое ценное я повесил на шею.
— Слушай, а может, ну её, деревню эту? Вот нашу пофоткай, — пытался отговорить меня Женя.
— Так и скажи, что тебе лень со мной тащиться, — я закатил глаза.
— Да не лень мне. Просто предчувствие у меня нехорошее.
— Понятно.
Сдавшись, Женя взял рюкзак, и мы отправились к реке. Погрузились в лодку, взяли вёсла. Течение, медленное и плавное, позволило нам без особого труда достичь противоположного берега. Мелкая рябь на водном полотне играла с солнечными бликами, тёмно-зелёные камыши, в которых копошились несколько молчаливых, неприметных птичек, вяло покачивались и шуршали. Близ берега, в речной глине, шевелились толстые противные пиявки и крупные, размером с крышку от бутылки, жуки-плавунцы.
К моему удивлению, в сочной, достающей до колен, траве проглядывалась еле заметная тропка. Неужели тут кто-то живёт? Или же кто-то с того берега наведывается? Да неважно. От одной мысли, сколько красивых фотографий тут можно сделать, я готов был закрыть глаза на любую странность.
Вскоре тропа растворилась в чахнущем поле то ли ржи, то ли пшеницы. Хилые колоски клонились к сухой земле.
— Разве в июне уже есть колосья? — я вздрогнул от неожиданного вопроса друга.
— Не знаю, — буркнул я. — Может, сорт быстрорастущий. Думаю, нам туда.
Раздвигая руками поблёкшие, покрытые шершавым чёрным грибком, больные стебли, я продвигался вперёд, Женя шёл прямо за мной. Я шёл прямо, надеясь, что скоро поле кончится, и мы наконец выйдем к заброшенной деревне. Шли мы довольно долго.
Перед нами раскинулась большая, приличного вида деревня. Впереди стояли аккуратные, будто вчера построенные дома, из печных труб чёрной спиралью вился дым. Странно, что с того берега его не было видно. Или мы слишком далеко забрались?
— Что-то непохоже это на давно сгинувшую деревню, — тихо проговорил я.
— Может, мы заблудились и вышли к не той деревне? Давай у местных спросим.
Мы прошли через всю деревню, но не встретили ни одной живой души. Ни людей, ни животных.
— Даже собака не залаяла, — оглядывался Женя. — Поразъехались все, наверно.
— А дым тогда откуда? Печи же кто-то затопил.
И тут в моём мозгу кольнула пугающая, холодящая душу мысль: вокруг стояла давящая, абсолютно мёртвая тишина. Ни людских голосов, ни возни скота, ни чириканья птиц, ни даже шелеста травы или полуопавших крон кривых деревьев. Вообще ни звука.
Женя заметно встревожился. Его страх передался и мне. Внутри ледяным комом зарождалась тревога, граничащая с паникой. Что-то было не так. И это касалось не только отсутствия звуков. Дело было в самой деревне: в идеально ровной дороге, без ям и коричневых луж, присутствующих на любой протоптанной деревенской дороге. Всё, что нас окружало, казалось неестественным, как во сне: вроде всё обыденно, не понимаешь, что идёт не так, а душой чувствуешь, что нечто страшное, злое тянет к тебе свои лапы.
— Слушай, Паш, не знаю, как ты, а вот я хочу как можно скорее свалить отсюда.
— Я тоже.
Безукоризненная деревня пугала. Мне никогда в жизни не было так страшно. Я пожалел, что не прислушался к рассказам старика и потащился сюда. К чёрту фотографии, лишь бы без приключений уйти отсюда.
Но уйти без приключений не получилось.
Мы развернулись, намереваясь убраться восвояси, и тут же подскочили на месте. Перед нами стояла молодая девушка, одетая в белое платье, украшенное красочным цветочным орнаментом. Её длинная рыжая коса подобно змее вилась по прямой спине, глаза цвета полевых васильков пытливо смотрели на нас, а тонкие, налитые кровью губы растянулись в добродушной улыбке. Россыпь веснушек придавала миловидному лицу девушки оттенок наивности. Молочно-белая кожа почему-то навела меня на мысль, что загадочная незнакомка редко покидает своё жилище.
— Добрый день, молодые люди. Куда путь держите? — нежным, мелодичным голосом, который обволакивал, заставлял отпустить все тревоги, проворковала девушка и ласково улыбнулась.
— Здрасьте. Мы это, заблудились немного. Вот назад идти собираемся, — запинаясь, пролепетал Женя и отступил на шаг назад.
— Зачем же так скоро уходить? Вы же только пришли, — девица продолжала улыбаться и сделала несколько шагов в нашу сторону.
— Да не, спасибо. Нам пора, — моего друга охватила слабая дрожь.
— Жень, что с тобой? — шёпотом спросил я, пятясь вместе с ним.
— На ноги её глянь.
Я перевёл взгляд с обезоруживающей улыбки незнакомки на подол её платья и остолбенел. Я не мог сдвинуться с места, ноги будто увязли в топкой трясине. Вместо миленьких туфель или нежных босых девичьих ступней я увидел уродливые, перемазанные грязью и изломанные птичьи лапы. Трёхпалые, каждый палец увенчан изогнутым острым когтём.
— Останьтесь со мной. Мне здесь так одиноко, — девушка наигранно погрустнела и с надеждой посмотрела на нас.
— Мы бы рады, да только времени нет, идти нам надо, — с трудом взяв себя в руки и уняв дрожь в голосе, проговорил я.
Вдруг Женя сбросил с плеча рюкзак и швырнул в девушку. Та, не ожидавшая такой подлости, едва успела прикрыть лицо и, вскрикнув, упала на иссохшуюся траву.
— Бежим!
Женя потянул меня к выходу из деревни. К нашему ужасу, двери домов распахнулись и оттуда полезли полуразложившиеся мертвецы. Мужчины, женщины, совсем дряхлые старики и маленькие дети. Из-под крылец выползали рычащие собаки.
Внешний вид деревни менялся. Красивые дома ветшали прямо на глазах: крыши проваливались, бревенчатые стены покрывались гнилыми пятнами, постепенно превращавшимися в дыры, оконные стёкла рассыпались пылью. Ухоженные участки зарастали бурьяном, яблони сохли и умирали. На заборах появлялись головы коров, лошадей, овец и другого скота. Тропа была усыпана изувеченными трупами кошек и домашних птиц.
Небо почернело, свинцовые тучи за несколько мгновений скрыли за собой солнце. Завыл порывистый ветер.
— Останьтесь со мной! Мне так одиноко! — завыла позади нас девушка.
Я обернулся. От её прежней красоты и беззащитности не осталось и следа. Незнакомка теперь мало чем походила на человека. Волосы растрепались, на спине, разорвав ткань одежды, вырос костяной гребень. Руки и ноги походили на звериные, лицо исказила безобразная гримаса ярости. Изо рта, полного острых зубов, стекала тонкая струйка слюны, перемешанной с кровью.
— Чего встал? — Женя дёрнул меня за рукав, оторвав от неприятного зрелища.
Мы прорвались сквозь пока ещё редкую толпу мертвецов и что есть сил припустили в сторону поля. Мы бежали наугад, царапая лица и пальцы о колосья. Раздававшиеся за нашими спинами вопли и нестройный топот преследователей придавали нам сил.
Вскоре мы вылетели на берег. Лодка была отвязана и качалась в нескольких метрах от берега. Мы были готовы переправляться на другой берег вплавь — в нас кипел адреналин, казалось, мы без устали пробежали бы хоть на край света, лишь бы воющие твари не смогли до нас добраться.
Мы добрались до лодки. Вёсла лежали внутри. Изо всех сил мы гребли, быстро удаляясь от этого проклятого места. Там, где мы стояли несколькими минутами ранее, в песке и грязи на четвереньках бесновалась тварь, притворявшаяся девушкой. Позади неё, падая и спотыкаясь о небольшие кочки, туда-сюда ходили обитатели сгинувшей деревни. Ветер доносил до нас исходящее от них зловоние. От запаха мертвечины желудок выворачивало наизнанку.
Кузьма Ильич дожидался нас у причала. Потные и до смерти перепуганные, с дрожащими коленями, мы вывалились из лодки. Мой фотоаппарат утонул, а рюкзак я скинул во время бега по полю.
— Живы! Вот молодцы! Деревенские-то уж решили, что вы сгинули. А вы вот, живёхонькие!
Мы радовались вместе с ним. Я дал себе зарок впредь всегда прислушиваться к советам старших, какими бы нелепыми они мне не казались.
— Дед, что там за ужасы творятся? — Женя, облепленный песком и водорослями, не без стариковой помощи поднялся на ноги.
— Зря вы, ребята, не послушали. Молодёжь нынче совсем распоясалась, советы людей знающих ни во что не ставит. Да не будем сейчас об этом, — успокаивал нас Кузьма Ильич по дороге в Женин дом — он был ближе всех.
Пока мы тряслись от холода и переодевались, старик хозяйничал на кухне. Мы расселись за столом, сжав ладонями горячие чашки.
— Так что с той деревней стало-то? — повторил Женя заданный у реки вопрос, который старик тогда оставил без ответа.
— Давно это случилось, ребята, я тогда мальчишкой под стол пешком ходил, — вздохнул он, вспоминая. — Хорошая то была деревня, а вот некоторые жители её — нет. Жила там Марьяна, девушка, каких в сказках описывают, красавица. И ходил к ней свататься Григорий, красавец, все девки вокруг него хвостиком вились, кроме Марьяны. Красив был, горделив, да бездельничал. Отец его торгашом был, сам в деньгах нужды не знал, да сыну единственному ни в чём не отказывал. Любая девушка за него хоть в огонь, хоть в воду готова пойти была, а вот Марьяне он не нравился. У ней жених был, Лёнька. Косой был, девушки его стороной обходили, а вот Марьяна любила без памяти. Всё у них к свадьбе шло. Григорий конкурента терпеть не желал, привык, что всё желаемое всегда получает. Подговорил таких же как он подлецов, и тёмной ночью Лёню подкараулили и зарезали, а тело в лесу закопали. Марьяна как прознала, что её любимый исчез, так дома заперлась. Рыдала дни и ночи напролёт, зачахла. Вскоре местные женщины по ягоды пошли и нашли труп несчастного. Вся деревня скоро прознала, только девушке решили пока ничего не говорить. Пришли к убийце-зачинщику, а его отец, перепугавшись за сына, откупился от всех: кому денег, кому скотину новую дал, кому избу отремонтировать помог. Все дары приняли и делали вид, что ничего не знают, а опечаленная Марьяна так и осталась в неведении. Григорий через какое-то время с новой силой свои ухаживания возобновил, да только девица его видеть не желала. Напился он однажды и, получив очередной отказ, выболтал ей всё: и про сговор, и про убийство, и про припрятанную в лесу могилу жениха её. Так Марьяна и поклялась тогда: «Всех, — говорит, — прокляну. Все за своё враньё ответите мне!»
— И что дальше? — спросил я, когда Кузьма Ильич замолчал. От вкусного травяного чая по телу разливалось приятное тепло.
— Поговаривали, — старик поставил на стол пустую чашку и сцепил пальцы в замок, — что род её ведьмовской был. Пошла Марьяна в лес, провела обряд какой-то. Настолько зла была, что даже детей малых не пощадила. За год все жители от неясной хвори сгинули. Сгинуть-то сгинули, а вот упокоиться не смогли. Стала Марьяна на случайно забредших путников охотиться. Вот и всё.
— Жуткая история, — сказал мой друг.
— Вам повезло, что живыми выбрались и, как погляжу, умом не тронулись. Забудьте то, что видели, и живите себе дальше. Только больше не лезьте туда, куда не следует, — наставительно сказал Кузьма Ильич и, попрощавшись, ушёл.
А вот впечатления этого ужасного дня уходить из нашей памяти не спешили. Меня всю ночь мучили кошмары, перед глазами то и дело возникало красивое бледное лицо, которое через мгновение превращалось в мерзкую морду. Женя ночью тоже глаз не сомкнул.
Утром мы закинули вещи в багажник и поспешили вернуться в город. О произошедшем мы никогда не говорили, вели себя так, будто ничего не произошло.
Фотографирование я почти забросил, снимал фотосессии в своей студии и всё. Не видел я красоты в городских пейзажах, а посещать деревни мне больше не хотелось. Кто знает, какое зло может жить по соседству с самой обычной на вид деревенькой.