Чуждая звезда

Ни дня не прошло с момента твоего появления, чтобы тебе не пришлось спасать всех и всякого. И ни разу от тебя не слышали отказа или жалоб, с твоих губ не слетали мольбы о пощаде. Люди видят только то, в чём они так отчаянно нуждаются: силу, доблесть, самоотверженность, доброту, смелость. Словом, всё то, что они включают в понятия «света», «хорошего человека». Вот только человеком тебя не назвать, пусть ты и стараешься походить на него. Или же искренне веришь в то, что стоишь в одном ряду с самыми обыкновенными людьми? Нет, такого быть точно не может. Что-то в твоих глазах, повадках, движениях, во всём твоём образе тайком шепчет о том, что у тебя есть тайна. Секрет. Не мелкие секретики о том, что море одуванчиков выдумано, но об этом страшно сказать ребёнку и разочаровать его. Это и рядом не стояло. Что хранишь ты за своей обаятельной улыбкой, и когда это окончательно сведёт с ума твоего принца мела? Ты не мог не заметить алчного взгляда, ненасытно жаждущего истины, которую ты столь умело скрываешь. Тебе это нравится. Молчание и смех вместо ответов порождают лишь большее желание раскрыть твою сущность, они не облегчают страданий. И вполне возможно, что ты знаешь об этом, однако вытканный твоими геройствами образ не позволяет никому увидеть плачевные последствия твоих деяний. Разве может человек, спасший целый город от гибели, столь искусно искалечить другого? Где же это видано?

Страждущие рады путешественнику, где бы и когда бы он ни появился. Не часто им доводилось встретить существо, источающее силы и свет звёзд, и они видят в нём тепло, но не холодный далёкий блеск. Принимают улыбку и по-птичьи наклонённую к плечу голову за чистую монету, которой куплены их сердца. Молчаливый странник, покоряющий стихии одну за другой, не может быть плохим, и его спутница постоянно твердит об этом. Она, кажется, понимает его мысли и без слов, если только не является куклой чревовещателя, существующей для того только, чтобы отвлекать на себя внимание. Спаситель, герой и отзывчивая душа – вот, кто он для них.

Ты хранишь свою тайну не потому, что она так уж важна для тебя, однако тебе интересно, как скоро эти любопытные людишки хотя бы попробуют догадаться, кем ты являешься на самом деле. Некоторые подозревают, чувствуют могущественную сущность, но не способны охватить её глубину и величие. Божественное творение, одно из трёх звёздных созданий, явившееся на поиски сбежавшего близнеца. Тебе безразличны их судьбы и чувства, нет дела до скоротечных, мимолётных жизней. Забавные зверушки, до потери пульса нуждающиеся в том, на кого можно положиться. Это тешит твоё самолюбие, не так ли? И в родном мире тебя веселили подобные бессильные создания, способные лишь на благоговение пред тобой и другими двумя близнецами. Ты стал для них больше, чем просто другом или покровителем. Заменил богов, привил мысли о собственной незаменимости, сделал их сильнее ради собственной выгоды. Теперь ты знаешь — всё будет делаться исключительно с оглядкой на тебя.

Альбедо смотрит на золотистые волосы, и на его губах появляется улыбка. Перебирает пряди. Его взгляд не сходит с субтильной фигуры. Несмотря на то, что обыкновенно лицо главного алхимика Ордо Фавониус непроницаемо, сейчас все видят любовь в его глазах.

Как может алхимик, опираясь на науку и логику, объяснить, что ты, диковинная звезда с самой яркой аурой, теперь освещаешь этот бренный мир? Ему необходимо получить объяснения, которые позволят не чувствовать себя подвластным твоим решениям. Каков будет ответ на вопрос «почему»? Такова воля богов? Так было угодно судьбе? Это счастливый случай? Просто так получилось? Или же за всем этим кроется что-то несоизмеримо большее, навроде древнего пророчества или плана, которые должны свершиться, несмотря ни на что? Может ли статься, что всё твоё окружение просто втянуто в игру, масштабы которой не понять и не оценить никому из ныне живущих? Кто ты? Не для них, но в мире? Эти вопросы, которые ты рождаешь одним своим существованием, не дают Альбедо покоя. Возможно, именно поэтому он и не смог устоять перед соблазном стать первым, кто изучит тебя и поймёт. И это же утянуло его в пучину, из которой теперь не выбраться. Ни самостоятельно, ни с чьей бы то ни было помощью. Ты самая большая тайна, возникшая в его жизни, затмившая собой даже желанную «истину мира».

– Мастер Альбедо теперь так мало времени проводит в лаборатории. Кажется, он наконец-то нашёл для себя что-то более значимое, чем алхимия.

– Ха, я почти уверен, что наш великий учёный теперь просто проводит эксперименты другого рода. Если вы понимаете, о чём я.

С событий на Драконьем хребте ты не отпускаешь от себя алхимика, видя в нём не просто полезного спутника, но что-то, похожее на твоего любимого брата. Пока вы находитесь порознь, этот серьёзный юноша может попытаться взять на себя роль того, кого ты так любил. Ему никогда не заменить Алкара и не стать похожим на него, но если надломить в достаточной степени, выдрессировать и заставить подчиниться, то из него выйдет толк. И ты меняешь его. Улыбаешься, когда видишь цветы из мела, и хмуришься, когда Альбедо пытается заняться своими делами. Этого обыкновенно хватает, чтобы дать понять о твоём недовольстве. В ответ на послушание следует поощрение, а за проступок полагается соразмерное наказание – тебе ведома справедливость. Тебе очень хорошо известно, что он никуда от тебя не денется, пока не узнает всего. А значит, ты никогда не дашь ему столько, сколько он хочет. Ему всегда будет мало.

Альбедо неосознанно цепляется за руку в чёрной перчатке, когда видит, что путешественник смотрит на кого-то ещё, или замечает его улыбку, адресованную другим спутникам. В обыкновенно спокойном юноше вскипает жгучая ревность напополам с непримиримым гневом. Вскипает кровь. Он стискивает зубы и стремится сделать всё назло: пусть увидит его злость, пусть внимание будет приковано только к Альбедо, пусть не смеет раздаривать своё расположение налево и направо.

«Ты огорчил меня», – читается в ответ на это в разочарованном взгляде и слегка поджатых губах. Итэр разворачивается и молча уходит. Он не нуждается в Альбедо так, как он в нём. Замена найдётся всегда.

– Не смей уходить, – сквозь зубы шепчет алхимик ему в спину. Глаз Бога пульсирует от гнева и боли, сияет, и земля под ногами начинает дрожать.

Той же ночью в Чайнике безмятежности ты подчёркнуто игнорируешь присутствие любимчика и точно знаешь, что он первым придёт просить прощения. Знает, что подобного не дождаться от тебя, и всё равно приходит, стремится обнять, прильнуть. Только так ты выказываешь своё расположение – даришь свою близость, награждаешь ею так, как поощряют собак особым лакомством. Альбедо чувствует вину и позволяет туже затянуть ошейник на собственной шее, желая удержать тебя рядом любыми способами, даже если для этого придётся стерпеть усилившуюся стальную хватку на горле. И ты доволен. Отец гордился бы тобой, а брат с сестрой наверняка присоединились бы к этой забаве. 

– Мастер Альбедо, вы в порядке? Выглядите измученным…

– Оставь меня, Сахароза. Не надо.

На Драконьем хребте как никогда одиноко и холодно. Теперь он чувствует этот пронизывающий до костей мороз, и его тело содрогается от крупной дрожи. Никто не услышит криков и не явится на них. Не для этого ли была создана эта лаборатория? Верстаки, колбы и реторты летят на пол пещеры, разбиваются о стены и теряются в метели, выброшенные с обрыва. Ломка приносит с собой болезненный жар в лице, спазмы и неконтролируемое желание забиться в самый тёмный и тесный угол. Пальцы впиваются в плечи, и он пытается как можно крепче стиснуть себя в этих одиноких объятиях, чтобы почувствовать себя менее паршиво. От этого есть только одно лекарство – приглашающе протянутая рука Итэра и его проклятая улыбка. 

Покуда ты улыбаешься страждущим, пока меняешь этот мир под себя, пока каждый из них оказывается перед тобой в долгу, никто и не подумает, будто бы ты держишь в своих руках короткий поводок. Скорее они поверят, что безумный учёный причинил тебе боль во время экспериментов, поэтому ты решил отказаться от его помощи в странствиях. Уйдёшь, так и не оглянувшись на сгорбленный потерей силуэт, не сменив улыбки на лице другим выражением. Даже не скажешь никому, что нашёл Алкара и вместе с ним и Люмин возвращаешься домой, к отцу. Свет северной короны не обязан отчитываться пред смертными и искать их одобрения, да и к чему бы? Для тебя они не более чем способ лишний раз подчеркнуть собственное великолепие, и подобных в твоей бессмертной жизни будет превеликое множество. Через несколько лет ты и не вспомнишь о талантливом художнике из чужого мира, ставшим лишь одним из сотен и сотен огоньков, привлёкших внимание божества. И даже когда Алкар и Люмин спросят о странствиях, ты вряд ли произнесёшь имя алхимика. Оно исчезнет, рассыплется пылью.

Альбедо снова и снова пишет портреты звёздного юноши, поднимает взгляд к ночным небесам и ждёт, что однажды одна из этих сияющих точек рванётся к нему и обратится тем, кто оставил на нём неизгладимый отпечаток. Его ломает. Ему холодно. И даже то, что он далеко не единственный сломленный путешественником, не поднимает ему настроение. Кажется, что из палитры мира убрали все жёлтые оттенки, и ни один из тех, что он смешивает, не может передать цвет глаз Итэра. Алхимику не нужна ни еда, ни сон, ни другие люди– лишь странник.

Когда его искусство достигнет совершенства, он сделает то, что когда-то сотворила Мастер, и тогда он не отпустит от себя Итэра. Привяжет его к себе, оторвёт его крылья, не позволит никому узнать о нём, не выпустит из своей лаборатории. И ему будет совершенно плевать, сколько лет потребуется на это.

Итэр будет принадлежать ему.