Безмолвная Бескрайность

Я любила космос и всё, к нему прилагающееся, ровно столько, сколько себя помню. Всё в моём детстве было связано с ним: вещи, школьные и дет. садовские принадлежности, подарки на праздники, люди, с которыми мне доводилось общаться. Мне всегда казалось, что я одна из первых узнаю об открытии новых небесных тел. Стоило мне в очередной раз целенаправленно найти новость об этом, я радовалась так, словно наступил мой второй день рождения — бегала, прыгала и кричала, пока не употею, а потом мчалась рассказывать родным, с нетерпением ожидая их реакции, которая, стоит заметить всегда была скудной, и дня, когда я поделюсь своим восторгом с одноклассниками, общих интересов с которыми, как оказалось, у меня не было — они не понимали меня, а я их. Ни один из них не разделял моего восторга. Все они очень редко поднимали голову и устремляли взгляды в небо, в то время как я не могла без этого жить.Странная девчонка со странными увлечениями. 

По жизни всегда одна, всегда сама. Сначала до неба я дорвалась с помощью лётного училища и самолётов, потом уже была и есть Космонавтика и сам Космос. Помню, как чуть не лишилась не только возможности наслаждаться бескрайними неземными видами, которую получила с огромным трудом, но и жизни в свой первый полёт, залюбовавшись на Землю, видневшуюся в иллюминатор. Крики людей с родной планеты я, кажется, теперь не смогу забыть никогда, а слова-то какие они использовали, чтобы меня растормошить... Повезло мне тогда лишь потому, что у меня был опытный партнёр, позже замолвивший за меня слово перед высшим начальством. 

И теперь я здесь, уже третий год на космическом корабле Лим-1, который направляется к, лишь недавно открытой, «дыре» нашей вселенной или «кротовой норе», как её называют в NASA. 

Мы — команда лучших астронавтов планеты — собираемся покинуть Млечный Путь следом за космическим аппаратом, который в общем-то и передал учёным Земли данные о том, что находится в этой «норе». В «дыре», а точнее в другой Вселенной, названной «Агнес», находилось нн-ое количество экзопланет, которые могли быть пригодны для жизни людей, но как оно есть на самом деле, узнать предстоит нам, так как аппарат не имеет технической оснащённости для посадки и лишь присылает снимки того, что его окружает... 

***

Невесомость приятна и уже привычна телу, скафандр, словно вторая кожа, дышится легко, а умиротворяющий пейзаж неизменен уже пару лет: крошечные горящие точки повсюду, далёкие цветные туманности и глубокая чернота пустующего пространства. Всё, что слышно здесь, в вакууме, — это лишь моё собственное дыхание, не разносящееся за пределы космического костюма. 

— Стефь, вернуться на борть, командир Лоуренс помощь надо. — Слышится в скафандре голос Августа с характерным акцентом. Он астронавт Германии, по совместительству, инженер и мой, думаю, можно сказать, друг, который пытается выучить русский язык.

— «Возвращайся» и «нужна», Август, помнишь, мы обсуждали эту тему? — почти автоматически поправляю его, печально осматривая в последний раз открытый, совершенно бескрайний, космос и вздыхая. После, сматываю трос, притягивая себя к шлюзу, и уже ощущаю будто на шею накидывается невидимая удавка. Проверяю кислород, как будто я не знаю, что дело не в нём, и делаю в уме памятку о том, что позже всё равно нужно будет сменить баллон на новый.

— Я помнишь. А тьы снова застрять в космосе. — Следуют упрямый ответ и упрёк, на который я лишь усмехаюсь. Почти каждый член экипажа меня подкалывает насчёт моей страсти к космосу и некоторой рассеянной мечтательности. И я не буду врать о том, что если бы у меня только была такая возможность, то я осталась бы в нём на веки.

Отсек быстро заполняется кислородом, скафандр легко расстёгивается и снимается. Гравитации в большей части корабля нет, поэтому я, не испытывая трудностей, доплываю до приборной панели и, введя команду, жду открытия шлюза. Опускаю взгляд в пол, глаза слезятся, на шее затягивается удавка, чтобы успокоиться дышу через раз. Стараюсь не смотреть в иллюминатор. Не хочу его вновь покидать.

С той стороны меня уже ждёт Август. Говорить не хочется, но расстраивать друга мне хочется ещё меньше, а потому я улыбаюсь и, насколько это возможно, мило журю его за ошибки в теме по русскому, в которой мы, казалось, разобрались. Думаю, он не замечает моего настроения, потому что его весёлый лепет на ломаном русском не прерывается. Что понадобилось от меня командиру, мужчина не знает. Август рассказывает о чём-то своём: о жене, о детях, о том, что, похоже, не так давно одному из его чад исполнилось четыре года, что он ждёт не дождётся, когда мы закончим миссию и вернёмся... Я слушаю его в пол уха, мне кажется, что я всё ещё там, в холодной и беззвучной пустыне. Мне не хватает космоса до царапин под кожей, до отсутствия воздуха в лёгких... 

Август умолк, когда мы добрались до командного блока, где уже собрался весь экипаж. Мои ноги с непривычки к земной гравитации немного подгибаются, потому не без помощи мужчины я присела, а он присоединился к команде.

— Наконец-то все на месте. Так, у меня для вас две новости, — начала Командир Лоуренс сразу, как только мы вошли. — Одна — хорошая, другая — не очень. 

 — Начинай с первой, Агата. — Перебил её Рим, крепкий американец, астронавт-биолог, явно нервничая, но при этом стараясь держать марку, — вечная еле заметная доброжелательная улыбка и сейчас была при нём. 

Зло на него глянув, а затем осмотрев присутствующих, капитан рассказала о том, что мы потеряли даже мало-мальскую связь с Землёй — письма, доходящие от нас до них и наоборот за один день, — и о том, что меньше чем через двенадцать часов мы будем около «кротовой норы» и совершим переход из одной Вселенной в другую.

Экипаж беспокоился, потеря связи значила то, что в будущем, если она не восстановится, нам придётся действовать исходя лишь из своих решений и прогнозов, ну а я... Я, услышав, что мы приближаемся к «дыре», просто ушла в себя. Все мои мышцы словно свело, чувство было приятным и предвкушающим, перед глазами мелькали фантастические сцены о том, как мы совершим переход. Я уже представляла, как мы будем высаживаться на новую планету, как будем проводить эксперименты и какой там будет вид на небо... без выбросов, без освещения фонарей — чистота. Будет ли там видно ту, новую Вселенную, как на Земле изредка видно наш «Млечный путь»? Какой там будет воздух, вода? Будут ли они там вообще? 

— Стеф! — Чужой вскрик и толчок в плечо выдернули меня из ярких мечт. — Боже ты мой, прекрати витать в чёртовом космосе хоть сейчас, нам нужна твоя помощь! Посмотри с чьей стороны прервалась связь и есть ли возможность её восстановить, сейчас же. — приказала мне Агата, устало зачёсывая свои отросшие рыжие волосы назад и прикрывая глаза. Я же, проморгавшись и автоматически переведя для себя её слова на родной язык, глянула на экипаж, большая часть из них были заняты своими поручениями, разве что китаец Дэй смотрел на меня с неодобрением, но мне плевать. Подрываюсь с белого, как и всё здесь, дивана к бортовым компьютерам. Пытаюсь сообразить, что прервало связь с Землёй, но случайно раз за разом секундно останавливаю свой взгляд на окнах с разноцветными горящими в темноте точками. Там тишина, невесомость и беззаботное умиротворение, которых мне снова не хватает, но отвлекаться нельзя, принимаюсь рыться в истории загрузок и включений, выявляю причину только через пять минут, и я совершенно не уверена, что такое возможно.

— Командир Лоуренс! — Кричу ей. 

— Ты смогла восстановить связь? — Взволнованно обращается она ко мне, упираясь руками в панель управления. Агата уже не зла, разве что испугана и не теряет надежды. Она наш командир, но чаще всего я вижу перед собой не вышестоящее лицо, а обычную боящуюся всего на свете женщину — странный выбор для NASA.

— Не смогла. Такой возможности просто нет. С нашей стороны произошла громадная для такой хрупкой связи перегрузка. — спокойно объясняю я, пожав плечами. Вновь отвлекаюсь на мониторы, что-то там не даёт мне покоя.

— Как она могла произойти? — одноголосо спрашивают Рим и Дэй. 

— Я не знаю, но одно предположение есть. — Команда в неполном составе выжидающе на меня смотрит. — Так, мы же можем сейчас примерно приблизить «нору» и сделать снимок, чтобы сравнить с тем, что получили от аппарата? — Встав с сидения, интересуюсь я, и так зная ответ. 

— Рим, с тебя снимки. Бегом! — Американец быстро скрылся из виду. Командир Лоуренс трёт виски и недоверчиво осматривает информацию на других экранах, будто бы опасаясь. А я нахожу взглядом Августа, он чем-то занят у приборной панели, но, словно бы почувствовав моё внимание, оборачивается и ободряюще улыбается.

***

Через полчаса вся команда сидела за большим столом. На галографической проекции виднелись два почти идентичных снимка места «кротовой норы». Моё предположение оказалось верным, но я не думала, что всё будет ещё серьёзней. Когда я прикидывала в уме, что могло привести к перегрузке, я не сразу подумала о том, что воздействие могло быть из вне, но так оно и оказалось. Мы попали под мощный, но при этом скрытый электромагнитный импульс, который привёл к перегрузке многих систем, на которые мы раньше не обращали должное внимание, а также на связь с Землёй. Этот импульс создала звезда «Гамма-634», находящаяся довольно близко к «дыре», но не перекрывающая её... до этого момента.

— Как звезда могла вырасти?! Как такое вообще возможно?! — психовал китаец, раскидывая бумаги по полу. Я не могла понять его эмоций, там были и изумление, и ужас, и печаль, разочарование, ярость.

Агата и Рим сохраняли гробовое молчание, убито и ошарашенно поглядывая друг на друга, а я, отчего-то не удивлённая, вновь любовалась пейзажем за иллюминатором. Мне очень туда хочется сбежать прямо сейчас, чтобы не разбираться с проблемами, не выполнять приказы, не слышать гул исходящий от корабля и чужие голоса... Кажется, космос стал моей очень вредной привычкой, мне тяжело без него дышать, а в груди словно бы щемит от метафорической боли.

— Дэй, насколько ты оцениваешь то, как она загородила «нору», мы сможем проскочить? — Спрашивает Август на английском, привлекая к себе взгляды.

— Да это самоубийство, Август, она почти за несколько солнечных лет смогла отрубить нам несколько систем и связь, представь, что будет, если мы приблизимся! Я не хочу сдохнуть неизвестно где! — Возгласил Рим, резко поднявшись и хлопнув руками по столу. Он выглядел нездорово: круги под глазами, бледность в зелену, потливость, шальной взгляд со странным блеском.

— Рим, сядь! Дэй, что насчёт манёвра? — строгим голосом скомандовала и спросила Агата, пронзая взглядом бедного китайца.

— Манёвр возможен. — Нехотя признал мужчина, оторвавшись от монитора собственного ноутбука. Обычно улыбчивый мужчина выглядел так же измученно, как и Рим.

— Значит мы его совершим. — Не слушая никаких возражений припечатала командир. — Стефи, да и все остальные, нам нужно придумать, как не лишиться всех систем, проходя мимо неё. А сейчас всем разойтись и отдохнуть, через пять часов жду здесь!

— Мы должны разогнаться, а после отключить все системы. — сказала я прежде, чем все разошлись.— Скорости хватит, чтобы проскочить в «дыру» и при этом не потерять всё оснащение из-за звёздного излучения. Рассмотрите этот вариант. —  А я ведь даже не раздумывала над этим как следует. Просто ляпнула, что первое пришло в голову. В горле першит, и удавка все туже затягивается на моей шее, я нуждаюсь в космосе, как в воздухе, как в воде, как в еде... Он мне нужен даже больше, чем всё это.

***

Мы встретились на этом же месте через пять часов. Было видно, что никто не отдыхал, все они словно прощались с собственными жизнями и выглядели очень нездорово.

— Я всё просчитал то, что предложила Стеф — это лучшее, что у нас есть, если не считать возвращение домой. — убито проговорил Дэй, протерев глаза от усталости и взъерошив свои чёрные волосы.

— Я надеюсь, вы все понимаете, что мы не развернёмся. Земля готовилась к этому больше десяти лет, мы с вами в космосе уже третий год, и закончить всё сейчас вот так, даже не увидев то, из-за чего мы столько пережили — это... я не знаю, как это описать. — Тихо проговорила Агата Лоуренс, устало опустившись на стул. И всё же странный у неё характер.

— И почьему оньи все настьолько печальньые, всьё же можеть пойдьи хорошьо? — Спросил у меня на русском Август, встав рядом и прислонившись к стене. Мой друг сохранял положительный настрой, уголки его губ были приподняты в маленькой улыбке — отдушине среди неясной вязкой печали.

— Наверно, потому что шансы у нас где-то тридцать на семьдесят? — отвечаю вопросом на вопрос, усмехнувшись.

— Не понять. — сказал мне друг.

— Август, кто тебя ждёт на Земле? — Неожиданно даже для самой себя спрашиваю у него, вместо того, чтобы попробовать ему объяснить прошлую фразу. Думаю, я просто ищу спокойствия, хотя бы такого, когда человек, позабыв о чём-то тревожном, рассказывает о родных и любимых.

— О, — тянет он. — там мьеня ждьут....

***

«Кротовая нора» была близка, как и «Гамма-634», в те часы, что у нас оставались, мы разбились по всему кораблю и выполняли распределённые обязанности. Агата, как командир, отвечала за последовательное ускорение, а мы постепенно отключали все системы. Скоро будем забираться в скафандры, следующая система в очереди на отключение — система жизнеобеспечивания, это значит, что из корабля уйдёт весь воздух, тепло и свет. 

Связи между членами экипажа давно нет, а потому мы, руководствуясь лишь интуицией, все пытаемся собраться в одной точке. 

***

Мы сидим прикованные к сидениям ремнями и ждём, когда с последней системой Агата отключит и весь корабль. Само судно развило уже довольно большую скорость, которую мы даже начали ощущать до того, как лишились гравитации. Все подавлены.  Мой скафандр тяжёл, мне не становится в нём легче, наоборот, мне будто бы совсем не хватает воздуха, моё тело кидает то в жар, то в холод, конечности онемевают, и туманится взгляд, я всё чаще ухожу в себя.

— Приготовьтесь, мы ускорились, значит и звезда будет рядом быстрее, чем мы рассчитывали. — командует Лоуренс, обматывая себя ремнями. Она говорит что-то ещё, но я не слушаю, мне плохо. Всё, что я могу — это смотреть в иллюминатор и желать, чтобы все поскорее закончилось, и я могла выйти в открытый космос.

***

Я не знаю сколько прошло времени, когда кто-то закричал, динамик в моём скафандре даже не смог нормально передать сигнал — захрипел и исковеркал все слова из-за громкости. Глаза открывались тяжело, чувствую, как меня кто-то вызволяет из плена ремней, всё тело ватное не могу им шевелить. Слышу какие-то неясные голоса, вижу неясные образы и голубое свечение, об мой костюм постоянно что-то бьётся... или это я им бьюсь. Всё ещё не могу открыть глаза. В скафандре вновь раздаются крики и шипение, кажется, кричали Агата и Рим. Я не могу удержать ни одной мысли, они все ускользают от меня словно песок сквозь пальцы.

***

— Стефь! — Слышу голос, разрывающий тишину сна. Почему меня будят, я устала, разве я не выполнила достаточно работы. — Стефь! — Распахиваю глаза, их щиплет, словно мне в глазницы засыпали множество маленьких острых камушков. Ориентируюсь в пространстве плохо, меня в прямом смысле крутит и куда-то относит. Это открытый космос? Почему я здесь, мы были на корабле. Что было дальше? 

— Стефь! Отвьеть! — Это голос Августа. Хочу ответить, глотку дерёт беспощадными когтями. Боже, почему так плохо? 

— А...Август. — Выходит хрипло, но, судя по устоявшемуся в динамиках молчанию, меня услышали. — Август, что произошло? — Меня продолжает с огромной скоростью крутить в пространстве, это невозможно остановить. Я вижу звёзды, превращающиеся в полосы, странные обломки белого цвета и какое-то неясное свечение, которое я пока не в состоянии идентифицировать.

— Стефь, мьы лишситься кораблья. — коротко отвечает мужчина. Мне кажется, я слышу, как он плачет. 

— Что с командой? Где ты? Ты меня видишь? — задаю ему вопросы, хотя и не думаю, что хочу знать ответы. 

— Дьэй, Рьим и командьир — оньи нье выжить. Йа не знать, гдье йа, но вьидьеть тьебя! — отвечает он на мои вопросы. Его русский становится просто отвратительным, в голосе проскальзывают нотки истерики. Мертвы, большая часть моей команды мертва. Почему я не чувствую печали? У нас больше нет корабля, как мы вернёмся, почему мне всё равно, почему я не хочу понять, как это произошло, почему не хочу действовать и успокаивать своего друга? В конце концов, почему мне так плохо? Август молчит или, кажется, плачет, мои вращения снижают скорость. Решаю проверить индикаторы скафандра, в этот же момент начинает пищать один из них — кислород. У меня осталось всего пять процентов. Я так и не заменила баллон. 

— Стефь, чьто это бьыть заэ звьук? Чьто это заэ звьук?! Отвьеть! — Истерично шепчет в динамики Август, ожидая ответ. 

— У меня, — начала я с болезненным придыханием, — у меня уже четыре процента кислорода. — проговариваю, но не чувствую беспокойства. Мне никак. 

— Найн! Тьи будеть жьить! У мьеня дьва кислород! Йа тьебя поймъать! Пьропороть костьюм и льететь к тьбе! Мьы ещьё смочь выжьить! Запасы нье пострадать! Йа отдать тьебе одьин кислород. Тьи выжьить! — Тараторил немец, как заведённый, его истерика набирала обороты. Он уже был готов пропороть скафандр, лишь бы не оставаться одному, лишь бы спасти меня. 

— Август, друг мой, у нас с тобой, к сожалению, нет ни единого шанса выжить. — спокойно говорю, игнорируя его бессвязное бормотание, забивающее канал связи. Мои вращения почти прекратились, насколько это возможно, верчу головой. Звёзды, звёзды, звёзды, чернота, обломки корабля, и как только Август собрался на нём выживать, если по сути никакого корабля и нет уже, а вот похоже и мой друг, чей разум охватила паника. Он далеко, но я всё равно замечаю, что в отражении его шлема виднеется странное, то самое,  свечение. Прикинув примерный угол, смотрю в ту сторону откуда оно исходит... «Гамма-634».

Она великолепна, невероятна, восхитительна. Разноцветные всполохи голубых, синих, фиолетовых и пурпурных оттенков окружали её, закутывая в себя, словно в кокон, внутри же она была белой, такой светлой, как только что выпавший радиоактивный снег, светящийся в ночи! Я зачаровалась ей, прекрасная, она дарила спокойствие и то самое умиротворение, которого я так жаждала на корабле в окружении своей команды. 

— Стефь! Йа смочь, йа пропороть костьюм и спасти тьебя! Помнить? Помнить? Тьи мне говорить: «Лучсше дьелать и пьечалиться, чьем нье дьелать и пьечалиться». — кричит Август, коверкая известную поговорку. Но мне плевать, я больше не хочу барахтаться, я хочу остаться здесь и до конца своей жизни и оставшегося кислорода, смотреть в глубь безмолвного космоса и на невероятную звезду, а потом просто стать их частью... Но вопреки своему желанию молчать, я помню, что где-то за моей спиной есть человек, которого на самом деле дома ждут родные и любимые люди, которые и так уже разделили его с космосом, а сейчас и вообще потеряют навсегда. Мой друг в отчаянии. Август не готов отдать всего себя космосу, как это готова сделать я, он не зависим от него, не зависим от его безразличных видов и тишины. Я, не растеряв собственной человечности до самого конца, исправляю его и прошу: 

— «Лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть». — посмеиваюсь. — Август, не пытайся ничего сделать, я прошу тебя. Лишь, пожалуйста, напой мне мотив той песни, которую ты хотел спеть несколько дней назад, я хочу уснуть под твой голос. — Говорю это спокойно и тихо. Смотрю на индикатор кислорода — два процента.  

— Этьо нье я сочьинить пьесню, у мьеня ньет причьин. — Говорит он, не совсем меня поняв. 

— Мотив — это мелодия, сама песня, Август. — по-доброму говорю я, усмехаясь и замолкая. 

— Стефь. — жалобно зовёт меня мой друг, но я больше не отвечу ему, больше нет. 

Кислород скакнул вниз на ещё один процент, но дышится легко, и больше совсем не плохо, тело воздушное, как перышко, не хочется даже шевелиться. Будто из далека слышу, как поёт астронавт из Германии, его голос баюкает, хоть я и не знаю перевода:

— Schlaf' ein, schlaf' ein, schlaf' ein,

(Засыпай, засыпай, засыпай)

Du gähnst schon, komm' kuschel' dich ein.

(Ты зеваешь, пойдём я тебя обниму)

Ich sing' dir noch ein Lied,

(Я спою тебе ещё одну песню)

Ich freu' mich so, dass es dich gibt...

(Я так рад, что ты есть)

 Слышу его на периферии сознания и думаю о том, что сделала со мной моя страсть с космосу. Что ты со мной сделала, непроглядная темнота, украшенная миллиардами звёзд? Как смогла пленить меня с самого моего рождения? Заставила любить себя больше, чем родных людей и друзей. Сделала меня зависимой от своей тишины, величественного покоя и безразличия. Жива ты или мертва? Кто создал тебя, космос? Я готова отдать тебе свою жизнь, свою душу, свой голос — всё, что только ты пожелаешь, но ты молчишь, моя любовь. Лишь неизвестным мне образом зовёшь к себе, манишь, даруешь желанное одиночество и расслабление. Ты тих, но поёшь прекрасные песни, ты тёмен, глубок, далёк и огромен, но для меня ты стал желанным и совершенно родным местом. Так, прими меня, я дома. 

***

8 сентября. 2098 год. 14:27.

Лим-1: Астронавт Стефания Холодова мертва. Самоубийство — выход в открытый космос без троса, вероятно задохнулась в скафандре или была отравлена смертельной дозой углекислого газа. Остальные члены экипажа в полном здравии. Продолжаем миссию. 

9 сентября. 2098 год. 14:28.

Земля: Поняли вас.

***

Ich wünsch' dir eine gute Nacht

(Желаю тебе спокойной ночи)

Wir seh'n uns wenn wieder die Sonne lacht.

(Мы увидимся, когда взойдёт солнце)

Schlaf' ein, schlaf' ein, schlaf' ein,

(Засыпай, засыпай, засыпай) 

Wir lieben dich schlaf jetzt ein.

(Теперь спи, мы любим тебя)

Wir lieben dich schlaf jetzt ein.

(Теперь спи, мы любим тебя)