Трясясь на заднем сидении и глядя на смазанный серый пейзаж, который уныло стелился за окном, негодовал десятилетний Никита. Нижняя часть стекла была заляпана липкими грязевыми пятнами, а по остальной его части расползлись разводы, замутняя и без того не самую чёткую картинку. Но Никита негодовал не потому, что не мог в полной мере насладиться видами простиравшегося за окном болота. Его не радовала перспектива провести целую неделю летних каникул в какой-то богом забытой деревне.
— Там живёт твоя бабушка. Она давно нас в гости зовёт, надо навестить её, — «обрадовала» его мама в первый день каникул.
На протесты сына она не реагировала, и вскоре мальчику пришлось сдаться и смириться со своей участью. Как же всё-таки обидно! Пока его друзья будут гулять, играть в футбол, искать приключения, Никита будет сидеть в какой-то дыре и помирать со скуки. Наверняка в этой деревне нет ничего интересного. И ладно бы бабушкино жилище находилось в каком-нибудь живописном месте, окружённом красочными цветочными лугами, сияющими на солнце, или шелестящими полями и безликими пашнями. Но нет, бабушка по какой-то неясной причине решила поселиться среди болот, среди вечной сырости и мрака.
Мама не любила слушать музыку в дороге, её это отвлекало. Поэтому ехать приходилось под вой заоконного ветра и скрип налетевшей на очередную кочку машины. Встречные машины встречались редко. Если уж дорога такая нудная, то пребывание в глуши будет ещё нуднее, даже страшно представить, насколько.
Вот папе повезло, ему не пришлось с ними ехать. Его спасла неожиданная командировка. Мама, конечно, обиделась, но переносить поездку не стала.
— Там же ещё Зоя приедет с дочкой. Мы несколько лет не виделись, надо всё же сейчас ехать.
Глубоко вдохнув и разочаровавшись из-за неудачного начала летних каникул, Никита вновь уткнулся в окно, за которым не появилось ничего нового.
Вскоре и без того не самая совершенная асфальтированная дорога сменилась земляной, полной ям и чавкающих луж. Скорость пришлось сбавить. Неужели путь в эту глухомань затянется до вечера? Мальчика эта мысль не радовала.
Машина, перемазанная грязью и встретившимися в дороге мошками и букашками, въехала за хлипкую, шатающуюся оградку, которая, казалось, вот-вот рухнет под тяжестью времени. Небо порозовело, холодный, густой туман окружал окрестности.
— Приехали, — устало сказала мама и выбралась из машины.
Никита с неохотой последовал за ней. Сырая трава обдала ноги неприятным холодом. Ледяной воздух разлился по лёгким, отчего закружилась голова.
— Приехали наконец-то! Мы уж заждались вас, — скрипучий голос донёсся со стороны на удивление крепкой, будто нетронутой временем избы.
В их сторону ковыляла, целеустремлённо и уверенно, низкорослая бабка. Длинные седые волосы заплетены в аккуратную косу и скрыты под потрёпанным, но всё ещё ярким платком. Одета она была в вязаную кофту, в орнамент которой въелось несколько тёмных пятен, следов насыщенной работы по хозяйству; длинную чёрную юбку и блестящие новые галоши.
— Поздоровайся с бабушкой, — прошептала мама и подтолкнула сына.
— Здравствуй, бабушка, — мальчик неловко сделал шаг вперёд и поморщился, наступив в противную, скрытую в траве лужу.
— Здравствуй, здравствуй, — улыбнулась бабушка. Её беззубый рот и обвислая, морщинистая кожа вселяли во внука страх. — Ты, должно быть, меня не помнишь совсем. Оно и неудивительно, вы же меня последний раз навещали, когда ты ещё в зыбке угукал.
Они прошли в дом, где на них тут же налетела грузная, но энергичная женщина.
— Ленка, привет. Привет, Никитка! Как ты вырос! Не помнишь тётку свою, признавайся? — тётя Зоя сначала чуть не задушила в крепких объятиях старшую сестру, а потом и племянника.
— Здрасьте, — Никита смушённо опустил глаза и, покраснев, предпочёл отойти в тёмный угол, дабы избежать вопросов про невесту, столь любимых остальными родственниками.
— Оставь ребёнка в покое, дай с дороги отдохнуть, — ворчала бабушка, попутно расставляя на столе тарелки, чашки, банку с компотом из яблок и черноплодной рябины и чугуна с картошкой, только из печки. — Криками своими малышку разбудила.
Из противоположного угла донеслось кряхтение. Тётя сразу позабыла о гостях и кинулась к люльке, на которую мальчик не обратил внимания вначале.
— Это Мила, — Зоя убаюкивала пухленькую розовощёкую девочку, завёрнутую в пелёнки так, что было видно только накуксившееся личико.
— Какая прелесть! — тут же заумилялась мама.
Никита предпочёл не покидать лавочки возле печки. Тепло и хорошо. За лавкой стояли ухват, чепела и большая деревянная лопата, с помощью которой в печь помещали и доставали хлеб.
Бабушка усадила всех за стол. За ужином обсуждали вещи скучные, с точки зрения Никиты: работу, воспитание детей, семьи и кучу других неинтересных тем.
— Какой ты уже большой стал! — Зоя переключила внимание на племянника, чего тот совершенно не желал.
Мальчик отвернулся, всем своим видом показывая, что подобная похвала ему неприятна, но никто не обратил на этот жест никакого внимания. К его облегчению, вопросы вскоре иссякли и взрослые вновь вернулись к обсуждению повседневных проблем. Никита даже не пытался прислушиваться к ним. Он с любопытством рассматривал убранство избы.
Потемневшие от времени бревенчатые стены, около выкрашенной белой краской печи покрытые въевшимся чёрным нагаром. Красный угол, там же стоял стол, был ярко освещён тремя толстыми, плавящимися свечами. Около печи висела люлька, под чьим пологом сопела девочка. Проход в другую комнату занавешен цветастой занавеской. В той комнате стояли две койки, на одной из которых спала бабушка, и две старые раскладушки. Пара небольших запылённых окон выходила на серый двор.
Возникшие было проблески радости и любопытства от новой, столь непривычной городскому ребёнку обстановки, тут же померкли. Никиту охватили мрак и безысходность. И здесь он вынужден провести целую неделю? Какой кошмар! И как только не сойти с ума в этой серости и сырости?
Спать легли поздно. И что только можно было обсуждать столько времени?
Ворочаясь на скрипучей койке, Никита никак не мог удобно улечься. Мама уснула почти сразу, а тётя с бабушкой гремели посудой на кухне и тихо переговаривались. Наконец тётя, проверив дочку, зашла в комнату. Сквозь неплотно задвинутый занавес мальчик увидел, как бабушка приподняла одну из половиц и положила туда топор. Никита не понимал, для чего так делать, но долго раздумывать над этим не стал.
Свет в избе погас, всё стихло. Никита лежал под колючим одеялом, стараясь не шевелиться — скрип кровати мог всех перебудить. Он просто смотрел в потолок, ожидая, когда к нему придёт долгожданный сон.
Когда шея затекла, он повернул голову и чуть не подскочил на месте. Его сковал страх, голос пропал. Никита мог только наблюдать за происходящим, не в силах пошевелиться.
За тонкой занавеской отчётливо виднелся высокий силуэт длинноволосой женщины. Она склонилась над люлькой и разглядывала мирно спящую малышку. Женщина протянула длиннопалую руку к младенцу.
Пронзительный плач разлетелся по избе. Тётя Зоя подскочила и пошла к колыбели. Малышка продолжала истошно вопить, пока мать качала её на руках. Силуэт жуткой женщины пропал.
Никита отвернулся и, бросив мимолётный взгляд на окно, обомлел. За стеклом, мутным и холодным, стояли несколько похожих друг на друга женщин. Угольно-чёрные волосы неряшливыми локонами прикрывали лица, оставляя открытыми лишь рты с кривыми рядами острых зубов. Молочно-белая кожа под ярким лунным светом просвечивала ветвистые узоры голубых вен. Силуэты за окном, будто уловив на себе его взгляд, смотрели на мальчика. Их губы что-то шептали. Плач Милы нагнетал и без того жуткую атмосферу.
— Не смотри на них, — прорезал мрак комнаты низкий бабушкин голос. — И не трясись ты так. Отвернись и спи. Они не тронут.
Никита боялся сделать хоть одно лишнее движение. Он, так и не одолев охватившую его дрожь, закрыл глаза и принялся считать про себя овец. Мальчик никогда подобным не занимался — считал глупостью, — но сейчас он готов был считать что угодно, лишь бы отвлечья и поскорее уснуть.
Утром Никита долго лежал с закрытыми глазами, боясь вновь увидеть за стеклом бесцветные лица. Окрик мамы всё же заставил его с опаской оглядеться и встать с кровати. За окном безрадостно мерцало блеклое солнце.
Зевая и потирая глаза, мальчик прошёл в кухню. От печки веяло приятное тепло, а внутри неё задорно потрескивали красные угольки, в гуще которых устроились накрытые крышками чугуны. На столе стояла посуда, мама нарезала чёрный хлеб тонкими ломтиками. В красном углу покачивались свечные огоньки.
— Утро доброе, — кривовато улыбнулась бабушка.
— Доброе утро, — тихо проговорил Никита.
Когда горячие чугуны перекочевали из пылающего нутра печи на стол, разлив по всей избе аромат каши, в дом, громко хлопнув дверью, ввалилась тётя Зоя, прижимая к груди дочку.
— Нагулялись? — спросила мама.
— Ещё как. Мила спит, выстрелом пушки не разбудишь. А вот ночью опять до первых петухов хныкать будет. Даже не знаю, как быть.
— Не дают ребёнку по ночам спать, вот и хнычет до утра, — бабушка тяжело опустилась на скамью. — Давайте завтракать.
Завтрак удался на славу. Каша была очень вкусная, Никита умял две тарелки, хотя дома, в городе, он каши терпеть не мог. Бабушка успела напечь румяных булочек, тарелка с которыми быстро опустела. От обилия плошек с вареньем голова шла кругом. Мальчик перепробовал всё и хотел было пойти по второму кругу, но проворные мамины руки мигом убрали со стола всё сладкое. Выпив огромную кружку чая с чабрецом и мятой, Никита понял, что наелся на неделю вперёд.
После завтрака тётя Зоя, уложив дочку, и мама принялись наводить в избе чистоту.
— Хорошо, что вы приехали. Хоть с домом поможете. Я-то уже старая, не могу в каждый угол пролезть, — улыбалась бабушка. — А мы с Никиткой гулять пойдём.
— Не хочу я гулять, — его совсем не радовала перспектива отправиться на прогулку в царство холода и хлюпающей под ногами грязи.
— Пошли, пошли. Успеешь ещё в избе насидеться, — бабушка протянула внуку куртку.
— Иди, иди. Мы с Зоей порядок наводить будем, нечего тебе под ногами путаться, — не поддержала мама сына, из-за чего тот ненадолго обиделся.
Тропка, по которой они шагали, была на удивление сухой. По её краям росла вялая, покрытая утренней росой трава. Вдали виднелся размытый контур леса. Где-то вдали лаяли собаки.
— Бабушка, а почему ты на болоте живёшь?
— Какое же это болото? Так, место влажное. Предки мои тут жили, в этом доме, в стороне от деревни, вот и я уезжать никуда не стала.
—Понятно.
— Ты не бойся. Тут грязь такая вязкая, потому что солнца мало, дожди и туманы постоянно. Настоящие болота дальше будут. Вот там-то и надо в оба смотреть — шаг в сторону, и проглотит тебя трясина.
Какое-то время шли молча. Прохладный и сырой ветер неприятно задувал за воротник.
— Бабушка, а кого я ночью видел? — наконец задал мучивший его вопрос мальчик.
— Ночницу с её сёстрами.
— Ба, а зачем они приходят? Хотят Милку забрать?
— Они не навредят, не бойся, — успокаивающе посмотрела бабушка на внука. — И украсть не украдут.
— Они просто пугают детей?
— Сейчас да. Пугают, ущипнуть могут. Иногда просто возле зыбки стоят. Раньше много народу в них верило, сил у них больше было. А сейчас только глядеть да щипать могут.
— А топор для чего?
— Оберегать должен. Но почему-то не помог.
— Понятно.
Вскоре они вышли к небольшой, мрачного вида деревне. Жителей было на удивление много. Из одного двора в другой перебегали собаки и куры.
Подойдя к ветхой избе, бабушка сказала:
— Ты меня тут обожди, я через пару минут вернусь. Никуда не ходи только.
— Хорошо.
В ожидании бабушки Никита без особого интереса смотрел по сторонам. Кругом грязь, небо серое, усыпанное бледными тучами. Тихое, недовольное кудахтанье кур и равнодушные, с нотками холода взгляды угрюмых жителей наводили на мысли, что им здесь не рады.
Когда терпеть это неуютное чувство стало невмоготу, дверь мрачной избы, наконец, отворилась.
— Пошли, — поманила его бабушка, и они отправились в обратный путь.
— Бабушка, а зачем мы сюда приходили?
— За оберегом, — она протянула внуку сухую сморщенную ладонь, на которой лежала маленькая тряпичная куколка. — Вместе с топором положим под пол сегодня, чтоб нечисть всякая к нам в дом захаживать перестала.
— А почему тётя и мама их не видят? Почему ты им не скажешь?
— Не видят, потому что не верят и верить не хотят. А не скажу им, потому что тревожить попусту не хочу.
— А почему ты раньше оберег не взяла?
— Зойка на день раньше вас приехала. Я думала, топором спугну ночницу, а не вышло. Вот оберег-кукла должен помочь.
— А по-другому эту ночницу и её сестёр прогнать нельзя? Она же Милу хныкать заставляет.
— Можно. Да только ты спугнёшь её, а она ребёнка поранит или уронит. А как мать заслышит, так сама сразу бежит.
Вечером, воспользовавшись отсутствием дочерей на кухне, бабушка спрятала оберег под половицу.
Ночью Никита так же не мог уснуть. Он спиной ощущал липкие взгляды притаившихся за окном сестёр ночниц. Не выдержав, он повернулся на другой бок и столкнулся взглядом с мертвенно-бледными улыбающимися лицами. Женщины стояли, столпившись, и водили тонкими руками по стеклу и оконной раме. Как и в прошлую ночь, они что-то беззвучно шептали.
Бабушка оказалась права — кукла не позволила ночным гостям проникнуть в избу. Все спали спокойно.
— Ба, — Никита дёргал её за рукав, а о чём ночницы шепчутся?
— Так кто ж их разберёт-то? Может, войти просятся. Да ты не бойся, — она погладила внука по голове. — Будут ночью снаружи шататься да в окна заглядывать, а в избу не войдут, никого не тронут.
Оставшиеся дни в деревне тянулись медленно и уныло. Никита уже не так сильно боялся ночных гостей, но всё равно долго не мог уснуть.
Уезжал он домой немного грустный — успел привязаться к бабушке. Ему нравилось слушать её истории, помогать ей по хозяйству.
Сидя в машине, он ещё долго смотрел в окно на отдаляющуюся избу.