Глубина

Когда бывшие подруги приглашали меня к себе в секцию по плаванию, я не знала о том, что все их реплики, завлекающие меня, будут перекрываться тем, что я больше никогда оттуда не выйду, буду подвергаться оскорблениям, моя самооценка падёт вниз очень глубоко, пробивая каждое дно, которое только встретится ей на пути, и я буду никем, буду пустой...

***

— Господи, идиотка какая, — зло говорила Екатерина Валерьевна так, что слышали её почти все — из-за эха, заполнявшего бассейн. Оно вылетало из её мерзкого рта, разносилось по всему залу, отталкивалось от стен и возвращалось обратно к ней, вновь задев слух многих людей, многие из которых сейчас посмеиваются, гадко забавляются. И так по кругу, пока оно не затихнет. Это происходило уже через несколько секунд, но тогда тренер уже находила новую причину для того, чтобы выплюнуть свой яд, скривить лицо и дать новую возможность другим позлорадствовать:

— Лаврова, клянусь, если ты не сможешь дотащить свой зад до конца бассейна за двадцать восемь секунд, я тебя уничтожу! Ты вылетишь отсюда, как пробка от шампанского! — Она кричит, говорит что-то ещё, бранит, но никогда в жизни Екатерина Валерьевна самостоятельно меня не вышвырнет. Я понимаю это и знаю, за что меня не любят, но не могу расслабиться. От слов тренера внутри всё пробирает от страха, по мышцам бежит холод, а по коже неприятные мурашки. Мозг панически начинает думать о том, как мне увеличить свою скорость. Изнутри веет чем-то безнадёжным. Я проплываю пятьдесят метров за двадцать восемь секунд и тридцать одну миллисекунду. Меня не хвалят.

***

Я смотрю в отражение зеркала, скольжу взглядом по собственному телу, мне неприятно — оно неправильное, должно быть лучше. Я мерзкая. По щекам катятся слёзы, хочется биться об стены, кричать... Синяки руках, шее, ногах и, должно быть, теле кажутся заслуженными. Они все ненавидят меня. Я знаю почему. Потому что никто из них никогда не проплывает лучше меня, потому что они такие же забитые трусихи, потому что завидуют. Лицо, осунувшееся, я давно перестала узнавать себя — прежнюю, что раньше каждую свободную минуту занималась тем, что ей нравится, красила волосы в фиолетовый цвет и имела много друзей, была жизнерадостной — она давно уже не встречается мне в отражении. Там лишь мокрые чёрные обрезанные, давно потускневшие, ставшие тонкими из-за постоянного воздействия хлорки волосы, худое, неспортивное тело и тёмные некрасивые глаза с синяками от недосыпа и истерик. Я не могу уйти, я должна радовать своих родителей, они считают, что я многого добьюсь, занимаясь плаванием, они рады слышать о моих успехах. Раньше не были, а теперь — счастливы.

***

Я прихожу домой и тренируюсь, довожу свои мышцы до того состояния, когда они уже не могут меня держать. Каждый раз почти топлюсь в ванне, чтобы увеличить время пребывания под водой... Я слабая, но должна быть сильнее, нельзя никого подвести, нельзя проигрывать, нельзя расстраивать родных, нельзя-нельзя-нельзя... Если... Они будут несчастны, они не будут меня любить.

***

Я лежу на спине, не шевелюсь. По средам бассейн закрыт, но я напросилась, как лучшая пловчиха секции. Здесь никого нет. Лишь отдалённо слышатся редкие крики детей, пробегающие совсем уж мимолётной тенью среди моих мыслей. Где-то что-то капает, работает фильтр. Лампы сейчас не работают, света солнца с улицы вполне хватает, чтобы осветить осточертевший зал, выполненный в голубых и синих тонах, меня тошнит от этих цветов, они ассоциируются с болью. Полностью расслабляюсь, в уши заливается вода, — они отвечают болью. Отит — не самая приятная болезнь. — Теперь я слышу лишь своё сердцебиение и дыхание — медленные и ленивые удары, идущие в рассинхрон со спокойными вдохами и выдохами.

Неделю назад я совершила неудачную попытку убить себя. В тот день ощущение своей никчёмности упало до отметки «невозможно терпеть», люди вокруг были не в настроении, кричали, злились, нервничали, а родители остались в гостях. Я даже не оставила записки, просто взяла канцелярский нож, пошла в ванну, набрала горячей воды и начала резать. Мне казалось, что я пустая, что я не настоящая, что внутри меня нет крови, только лишь чёрная зияющая дыра, которая словно бы питалась мной той — другой. Но кровь была, да, и резать себя было больно, я чувствовала это. Чувствовала, что делаю что-то неправильное...

Я не закончила начатое не оттого, что очнулась словно бы от наваждения, как это описывают многие другие, нет, это было взвешенное решение, я просто замотала и обработала свою руку — как оказалось, резанула я не глубоко — выдумала историю о том, как упала и проехалась рукой по какому-то штырю, даже куртку порвала и заляпала кровью для пущей убедительности. А потом ночами думала, очень много думала.

***

В бассейне я сегодня первый раз за неделю, завтра первая тренировка. Уверена, всё будет хуже, чем обычно. Бить будут сильнее, оскорблять будут изощрённее. В конце месяца соревнования. Тренер хочет, чтобы я выиграла, надеется на меня. Родители будут счастливы, если я займу первое место.

***

Хлопок. Прыжок. Сначала я быстрая, быстрее их всех... А потом начинаю намеренно вспоминать свои окровавленные руки и замедляюсь. Воспоминания яркие, до тошноты подробные, фантомная боль от содеянного не оставляет даже сейчас. Меня обгоняют, я проигрываю. Этого мало — впереди ещё несколько других заплывов.

Хлопок. Прыжок. Вспоминаю своё тело. Истерики. Синяки. Боль. Проигрыш.

Хлопок. Прыжок. Свои волосы. Лицо. Глаза. Проигрыш.

Хлопок. Прыжок. Себя прежнюю. Проигрыш.

***

Екатерина Валерьевна хватает меня за грудки и трясёт. Её лицо красное от гнева, обычно красиво уложенные волосы — растрепанны, одежда помята. Я везде последняя, она в бешенстве, шипит на меня, ругается, обзывает, давит, хочет сделать больно, уничтожить меня, но в ответ получает, наверно, лишь блаженную улыбку. Мне хорошо и совсем не страшно.

— Екатерина Валерьевна, я ухожу. — говорю я, поймав момент, когда женщина замолкла, а внутри разливается тепло. Чувствую себя живой.

Тренер стоит в шоке, как и девчонки из секции. Она сжимает мою кофту так, что та меня начинает немного душить, а потом резко отпускает, разворачиваясь, и кидает напоследок:

— Катись отсюда, тварь малолетняя. — А я и рада. Окрыление, вот, что я чувствую выходя из здания спорта.

***

Как я узнала позже, родителям не нравилось моё увлечение плаванием.