(Не)безвозмездное чудо

Совсем далёко, ближе к густющим лесам и глубоким рекам, живала-поживала спокойно деревня с обычными работящими людьми и семьями. Судачат, что в тех краях поястоянно какая-то чертовщина происходит, то лесник между парой сосен, где всегда дорогу мог найти, затеряется, то скотина беснуется, разбегаясь, то домовому в доме не спокойно, шкодит он... Деревенские, конечно, если встречали таких сплетников отмахивались, мол, всё у них в поряде, и ничего дивнее чёрных котов нет, хотя сами в разуме своём подмечали некоторые странные моменты...

Жила в деревне этой безумно красивая женщина, Марфа. Её красота была неоспоримой и самой-самой взаправдашной: толстая тёмно-русая коса к полу с вплетёнными в неё расшитыми лентами, большие проникновенные карие глаза, выглядящее хрупким, крепкое тело, с широкими бёдрами, в меру большими грудями, нежной шеей и ласковыми руками. На овальном лице всегда красовался здоровый румянец, а сердце было воплощением доброты. Сейчас она была и хорошей матерью двух детей, и верной супругой для мужа, и прекрасной хозяйкой своего дома. За нелюбимого ей Ефима ещё молодую тогда Марфу сватала вся деревня, тот, несмотря на свой уже не юношеский возраст, был женихом завидным и желанным. Чего уж только стоила его большая изба с резными вензелями крыши и створок, большой, по меркам деревни, огород и приличное разнообразие домашней скотины. Полюбить друг друга мужчина и девушка не смогли, но зато сейчас у них были общие любимые дети: младшенький — мальчик Иван и старшая — девочка Василиса — хорошие ребята.

***

Уже четвёртый день подряд Марфа бегала по всей деревне, в отчаянии вопрошая советы, слёзы лила, вся с лица спала, от переживаний потеряла здоровый вид — Ивашка захерел, очень ему плохо было: весь потом обливался, а тело холодющее было, хоть и самое начало лета на дворе, с постели почти не вставал, бредил, не ел, мало пил — угасал. В минуты, когда неизвестная хворь ненадолго отступала, мальчишка слёзно уговаривал матушку, чтобы та не печалилась, чтобы прекратила помощи искать и надеялась лишь на чудо. Сумбурно проговаривал какую-то дорогу в лес, мол, там и есть решение всех трудностей, выпавших им на головы, что там надо чуда просить и ждать, но Марфуша не верила, в такие сомнительные прояснения она пыталась как можно более лучше накормить и напоить сынишку, обтереть, переодеть в чистое... Стоило тому снова пропасть в бреду, женщина убивалась, рвала на себе волосы, заламывала руки и горько с надрывом плакала ночами, вспоминая слова сына. Не верила она ни в какое чудо, не бывает так.

Деревня, прознав о чужой беде в семье Ефима, делилась чем могла, кто едой, кто советом, добрым пожеланием, а порой и оскорблением, мол, не уследила невежда за сынишкой, а теперь ходит помощь клянчит. Поначалу, когда все думали, что у мальчишки-то обычная ясная всем хворь, то за глаза хаяли Марфу за недогляд, а кто-то защищал, ведь жил рядом и видел, как тяжело той было в одиночестве — Ефим уехал помогать строить избы после пожарища в чужой деревне — видели женщину то с корзинами белья, то с охапками дров на спине, то с водой на плечах, то в огороде, то у скотины на дворе — а потом стало ясно, что болен Ивашка чем-то неизвестным люду, не помогали чужие советы: ни банька, ни травы, ни отвары, ни определённое питание, ни постельный режим и свежий воздух — Марфуша была в отчаянии.

***

— Ну чё ты вся угореваласи, — заводила старую песню бабка Авдотья, соседка, — чай, не помераеть ён. Глядишь, можже крепше ещё станется, — строго продолжала она, совершенно не успокаивая мать больного ребёнка.

— Вон, красу всю свою потеряла, — Бабка утирала сухощавыми руками посеревшее и измученное лицо женщины, из глаз которой не переставая лились слёзы. — А что же Васька, не помогаето вонна тебе? — интересуется старуха.

— Помогает, очень помогает! — громко ответила Марфа, кладя голову на колени Авдотьи. — Моя девочка — очень хорошая помощница, в огороде мне, вон, помогает, за избой и братом приглядывает...

Проявляя минутную слабость тут, у ног бабки, женщина подавляла в себе желание забиться в угол, словно мышка, и завыть, чтобы вся боль, скапливающаяся в груди тяжёлым комом вышла, а потом просто уходила, мчалась выполнять дела и делать всякие примочки сынишке.

***

Ночами, сидя у кровати Вани, Марфа ждала того момента, когда неизвестная хворь хоть на пару минут отступится, чтобы услышать его голос, чтобы напоить, накормить, приголубить и утешить... Мальчик метался по кровати, весь потный, он исхудал, под глазами залегли тёмные тени, которые точно были не от того, что в ночной комнате была лишь одна свеча.

— Матушка, — позвал Марфу сиплый голосок. Женщина вскинула голову, в груди её защемило от нежности и боли за родное дитя. Глаза наполнились слезами. Она взяла сынишку за руку своими двумя и спросила:

— Что такое, сыночек? Что такое, мой родненький? — По её щекам скатились слёзы, но она не утёрла их, продолжая смотреть лишь на Ивашку.

— Ты плачешь, — утвердил он, устало повернув голову к матери.

— Плачу, Ванечка, плачу, мой касатик, — нежно проговорила женщина, не став отнекиваться.

Ночное небо было ясным, почти полная луна заглядывала в окна добавляя света. Снаружи было тихо, лишь скот иногда всхрапывал, и изредка лаяли соседские собаки.

— Не плачь, матушка, мне ч... — мальчик не договорил, подавился, закашлял и чуть было не захлебнулся. Его выворачивало прямо на постель, пустой желудок выталкивал только противную желчь. Марфа ничего не могла сделать, сынишку всё рвало и рвало, она старалась держать себя в руках, гладить Ваню по спине, но когда увидела, что из его рта теперь вырывается ещё и кровь, не выдержала, заревела в голос.

— Да что же происходит. На что нам эти испытания, коль помочь ничем не могу... — На крик прибежала дочка и тоже заверещала, увидев измученного брата с окровавленным ртом и рыдающую, завывающую маму.

***

Прекратилось это всё лишь под утро. Ни у кого уже просто не оставалось сил. Отправив дочь спать, Марфа занялась сыном, продолжая ронять слёзы и неясно бормотать адресованные незнамо кому вопросы. Ивашка вновь впал в бред, повторяя одни и те же слова про лес, направления, чудо, помощь. Женщина выкупала его, переодела и положила на их с мужем кровать.

Сейчас она сидела у окна и расчёсывала свои волосы, в пряди которых теперь пробралась уверенная седина. Её взгляд был направлен в никуда, а думы были мрачными. Марфа была готова даже жизнь собственную отдать, лишь бы ребёнка прекратила мучать болезнь... Маленькая догадка проскользнула в серых мыслях. Марфа была готова поверить даже в чудо.

***

На утро у неё с дочерью состоялась серьёзная беседа:

— Василиса, солнышко моё, подойди.

— Да, матушка, — отозвалась девочка одиннадцати лет. Они сидели за большим столом, Вася только-только закончила завтрак.

— Присядь, — Марфа указала на стул стоящий почти около неё чуть побоку. Дождавшись, когда девочка присядет, она продолжила. — Василиса, родненькая, мне нужно ненадолго уйти, нет, не перебивай, дай мне договорить, — попросила девочку мама. — Мне нужно уйти за травами для Ивашки, ты и сама видишь, совсем он плох стал. Пойти мне нужно в лес, потому и говорю тебе всё это, потому что не знаю, в какое время вертаюсь и вертаюсь ли вообще. Лес — опасное место, доченька, я не знаю, что в нём может статься. Ежели вдруг я не приду спустя даже день, продолжай ухаживать за Ваней, и дожидайтесь отца, он должен прибыть ещё чрез недельку. Кушать у вас есть, чай голодать не будете. Ежели кто спрашивать будет, почему меня не видать и не слыхать, до последнего хвостом виляй, мол, что я тоже прехворала и потому не высовываюсь. Ясно? — тихо и почти безразлично оповестила и дала указ Марфа. Как девочка потом, после своего ответа — скромного «да» — не уговаривала свою матушку никуда не идти, как не плакала, та всё равно отправилась в неизвестность, оставив позади себя избу с детьми.

***

Никто из деревни и не заметил, как женщина шмыгнула в лес, на ней была лишь ночная сорочка и маленькая корзинка с лоскутками ткани. Она не думала, что задержится надолго, да и всё равно уже было... Марфа не помнила, да и не слышала, какой путь нашёптывал Ивашка в бреду, а потому просто брела, брела, брела...

Погода была ясная, по-настоящему летняя и жаркая. Весь лес перешёптывался листвой и иголками, где-то пели птицы, хрустели ветки и кусты, стучали дятлы, шуршала трава под ногами... Повсюду из-за стволов пробивались лучи солнца, создавая маленькие тропинки в небо, в которых было видно каждую паутинку, пылинку и мошку... Это место умиротворяло душу Марфы, но не залечивало её, она уже и не понимала на кой потащилась в лес, но всё равно не разворачивалась назад, продолжая идти и подвязывать на деревья лоскутки ткани, чтобы если что найти дорогу до родной деревни.

Когда солнце поднялось в зенит, и голову начало сильно напекать, женщина старалась прятаться в тени деревьев, но выходило не слишком хорошо, становилось жарко, льняная сорочка липла к телу, вызывая неприятные ощущения, зрение мутнилось, приходилось щуриться. Из-за того, как было жарко, тело охватывало ощущение ужасной усталости, у Марфы было впечатление, будто она отработала целый день везде, где только могла, а потом выпила чего-то хмельного... В какой-то момент она даже привалилась к дереву, чтобы отдохнуть, и не заметила, как задремала.

***

Проснулась она сама. Медленно открыла глаза и зажмурилась от привычной уже боли, их щипало от пролитых слёз и тех, прошлых, ночей, когда женщина не спала. Марфа не поднималась земли, не пыталась продолжить путь, она вспоминала, что оставила позади, корила себя за дрёму. Где-то там вдалеке мучается её сын, а она ушла в лес и, подумать только, на кой? Чтобы отыскать какое-то чудо и поспать?

Женщина запустила руки в волосы и сжала те у корней. Вечернее солнце было оранжевым и всё также пробивалось небесными тропинками через стволы деревьев. Марфа снова плакала, она плакала от того, что не в силах помочь своему дитя, своему родному сыночку от того, что оставила его больного на второго своего ребёнка, Васелису, которая вообще не должна была видеть подобного ужаса... Женщина закричала, завыла на весь лес, грудину разрывало от скопившейся боли. Она бранила судьбу за то, как та поступает с её детьми, бранила себя, смеялась над чудом, за которым пришла, а потом молила это самое чудо помочь её ребёнку, спасти невинное дитя.

Лёгкого прикосновения к своей голове Марфа не ожидала совсем, а потому вздрогнула и резко замолчала, лишь всхлипывая и обернулась.

— Не плачь, душа моя, — с улыбкой ласково просит невидимый хозяин мужского голоса. Женщина не понимает откуда он доносится, оглядывается, смотрит по сторонам, но ничего нет.

— Кто здесь? — крикнула она, продолжая всхлипывать.

— А кто обитает в лесу? — всё также с улыбкой спрашивает приятный голос. Испугавшись, Марфа вскакивает с земли, подхватывая корзинку и пятится в ту сторону, из которой, как ей думалось, она пришла.

— Куда же ты, душа моя, разве ты не искала чуда? — интересуется голос, находясь где-то позади женщины, отчего та вздрогнула и остановилась на месте.

— Искала, — ответила она. — Кто вы?

— А кто обитает в лесу, Марфа? — повторил свой вопрос неизвестный. — Вспомните-ка сказки.

— Леший? — ошарашено и какое-то полувопросительно шепчет в своей догадке Марфа.

— Леш-ш-ший... — повторяют за ней над её же ухом. Женщина застывает в оцепенении, ей страшно. Тут из-за её спины выходит и встаёт перед ней большой мужик, из одежды на нём лишь штаны да странная рубаха без рукавов. Лицо доброе, но при этом словно колдовское, зелёные глаза с вертикальными зрачком, как у кота, блестят. Красивая густая борода коричневого цвета, как и волосы, коротко стрижена. Мужик смотрит на неё сверху вниз и добродушно улыбается одними лишь глазами.

— Я знаю, за каким чудом ты явилась, душа моя, — взглядом он скользит по Марфе. — Твой сын, он сильно захворал... — Леший начинает ходить вокруг женщины.

— Да, он очень болен, — сипло проговаривает гостья леса не в силах пошевелиться от страха. — Я никак сама не могу ему помочь, никакие травы не могут...

— Я знаю, потому ты здесь. И я могу помочь, — говорит мужчина, вновь останавливаясь перед женщиной.

— Можете? — глаза Марфы стекленеют, она больше не боится Лешего, ей страшно за сына. Сейчас она похожа на вновь ту, молодую и красивую девушку, какой было до болезни своего чада, ещё разве что немного поседевшей, усталой и заплаканной.

— Да, могу, душа моя, — отвечает с доброй усмешкой хозяин леса, а потом склоняет голову к одному из крепких плеч. — Но знаешь ли ты, что чудо, к сожалению, не бывает безвозмездным? — спрашивает он, смотря женщине в глаза.

— Нет, не знала, — отвечает Марфа, она теребит в руках ткань сорочки.

— Таков закон чуда... — начал рассказывать Леший, но женщина его перебила просьбой:

— Помогите моему мальчику, прошу вас, я на всё готова, лишь бы он так не мучился, — Её голос был осипшим и тихим, но мольба с которой она смотрела на мужчину, была сильнее всех слов.

— Помогу, — ответил Леший, уже не улыбаясь. — Если, душа моя, ты станешь мне добровольной супругой, в будущем родишь мне детей и никогда больше не покинешь моего леса.

Условие, на которое требовалось пойти, чтобы спасти Ванюшу, хлёстко ударило по Марфе, её будто бы облили ледяной водой. Она не стала спрашивать, есть ли что-то другое, что хочет получить Леший в обмен на жизнь её сына. Женщина понимала, что оставить жизнь умирающему сложно, если его уже отметила смерть, тем более мужчина мог передумать, и тогда Ивашку точно сожрёт болезнь...

— Я дам тебе вре...

— Я согласна, — тихо перебила его Марфа. В груди снова заболело от решения, от условия, от тоски и любви к детям. За мужа она не беспокоилась, они никогда дорог друга не любили, но ей было стыдно вот так предавать его.

Леший удивлённо замер, широко открытыми глазами он смотрел на хрупкую и уставшую женщину перед собой. Он не стал переспрашивать, выбор был сделан, закон чуда уже начал работать.

— Сними сорочку и обувку, расплети волосы, ни одежда, ни коса тебе больше не понадобятся, душа моя, — нежно сказал мужчина, не совсем веря в произошедшее.

Последние в её жизни слезы скатились по лбу Марфы тогда, когда она, уже обнажённая, лежала в руках Лешего, а тот нёс её в неизвестном направлении по лесу. Тёмно-русые волосы без седины не доставали до земли — мужчина был высок.

***

Сын Марфы поправился на следующий же день, у него проснулся аппетит, появились румянец и силы. Василиса не рассказала ему, где матушка.

Один ребёнок не знал, но догадывался, где находится его мама, другой — не знал, что именно благодаря ей её брат поправился. Когда вернулся их отец, девочка всё ему поведала без утайки. Ефим тогда собрал мужиков, и они пошли шерстить лес, но найти Марфу или её тело у них так и не вышло. Мужики постоянно плутали, набредали на одни и те же места.

— Тьфу ты, леший окаянный должно быть нас путает! — прокричал один из мужиков, когда в третий раз пришёл к одному и тому же пню.