Бывают на севере Германии такие города, что и городами-то назвать сложно: так, деревеньки. Игрушечные домики с черепичными крышами — из тех, которые зимой будто пряник пудрой присыпаны, — белыми стеночками и крепкими дверями, а главное — непременно выстроенные вокруг церкви. Церковь, стройная и строгая, рождественской свечой возвышается на перекрестье неровных рядов домов, лавок, таверен...

Таким городком и был Фрицценбург, а может — Кайтциг; уже много лет как этот городок слился в одно целое с Бременом, сейчас никто и не вспомнит, как он звался раньше. Да что сейчас: не помнили толком и тогда.

Зато помнят звон пивных кружек и шлепки купюр, а еще — пьяные споры и пьяные слезы. Слезы лились в городке нередко: слезу карта любит, а Кайтциг... Если в Бремене не было человека без слуха, то в Кайтциге днем с огнем не сыскать было юнца, ни разу не игравшего в картишки. Бывало, подойдешь к утреннему прохожему, спросишь, что в городе деется, а он подбоченится, сверкнет глазами, подмигнет и зашепчет:

— Вон в том доме, с башенкой, живет богатая вдова, — слышал, нет? — что все еще хороша собой и не прочь закрутить роман — словом, настоящая черва, ей палец в рот не клади, а на окраине — ее коварный обольститель, подлец, таких еще поискать! Говорит, что вот-вот получит наследство от уважаемого дяди, да только врет все: дядя его еще год как преставился. Горе-ухажеру, конечно, потому вдова и приглянулась, да только не обпиковит он ее. Она серьезной любовью сыта по горло, так, поиграть и бросить. Не дело, в общем, брат — туз трефовый, во!

Подобных драм, описываемых всегда по всем правилам — с вальтами, дамами и королями, — в городке происходило немало: хоть про каждую сказку складывай! Только все эти сказки печальные будут...

Только один раз за все существование Фрицценбурга не звучало зычных голосов, делающих ставки на хитро подмигивающие карты. Случилось это на одно особенно холодное Рождество. За неделю до Сочельника в городе творились странные дела: неизлечимо больные улыбались светло-светло и словно бы вздыхали легче — не так, конечно, чтобы вылечиться, но чтобы силы были порадоваться и заснеженным улицам, и краснощеким детям, и карамельным крышам; в безнадежно одиноких глазах вспыхивал праздничный огонек. Говорили, что каждый из них вдруг сорвал большой куш: кому письмо от вежливого юноши, кому весточка от застенчивой девушки. Кто адресом ошибся, кто еще что. Разгоралась переписка, потом тихо угасала, но тут уже и в самом городке оказывались рядом люди, не позволявшие вчерашним одиночкам снова укрыться за дубовыми ставнями.

Что происходит, не знали ни гадалки, ни даже старожилы, кажется, уже сто лет как сросшиеся с барной стойкой. То ли нечисть какая завелась, то ли бес шалит, то ли бог милостью одарил — да только решили поберечься, почтить неведомую силу чем-нибудь этаким. А как лучше выразить свое уважение, как воздержанием на целый день от карт? Конечно, кто-то тасовал колоду и в Рождество, да только тихо...

Но на этом рождественские чудеса не закончились: из Бремена приехал бродячий театр.