За нашим домом стоит умирающий клён. Родители говорят, что ему больше ста лет и листья на нём не появлялись уже очень давно.
— Какой же он отвратительный, — говорит мама.
— Спилить его надо, чтоб своим уродством прохожих не смущал, — говорит папа за завтраком. Он говорит так почти каждое утро.
— Но за нашим домом не бывает прохожих, — говорю я, и меня игнорируют.
Мне жалко пилить наш клён. Он некрасивый. Он искорёженный, покрыт мягким изумрудным мхом и бледно-серым лишайником. Его ветки, тонкие и хрупкие, хрустят на ветру и противно скребутся в моё окно. Его толстые, похожие на змей корни выглядывают из земли, и мы часто спотыкаемся о них, когда проходим мимо клёна. Но мне всё равно нравится это дерево.
Ночью клён мерцает голубоватым светом. Иногда этот свет плавно перетекает из голубого в жёлтый, из жёлтого в красный, а из красного в серый. Очень красиво.
Но мои родители не видят этот свет. Клён хочет оставаться для них обычным старым деревом.
— Для двенадцатилетней девочки ты слишком много фантазируешь, — говорит мама.
— Тебе стоит меньше выдумывать и больше читать, — говорит папа.
— Но он правда светится! — говорю я и, не выдержав строгих родительских взглядов, ухожу в свою комнату.
Сегодня около клёна сидит незнакомая девочка. Мы с ней примерно одного возраста, как мне кажется. Она проводит рукой по шершавой, местами крошащейся коре. Мне нравится, что она не смотрит на клён с отвращением, как это делают другие люди.
Я надеваю кроссовки, накидываю на плечи джинсовую куртку и выхожу на улицу. Песок хрустит под ногами. Серый асфальт, унылый, как закрытое тучами небо, вскоре растворяется в молодой траве.
— Привет, — подхожу я к девочке.
— Привет, — она приятно мне улыбается. — Как тебя зовут?
— Варя. А тебя?
— Лика.
— Необычное имя. Красивое.
— Спасибо.
Лика поворачивается к стволу и продолжает гладить дерево. Во второй руке она держит вязальные спицы, длинные и загнутые на конце.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я, когда она вводит спицу в трещину, скрытую под слоём лишайника.
— Достаю червяков.
С ветки вспорхнула серая одинокая птица и скрылась в расположенной неподалёку роще. Там иногда играют в прятки соседские дети.
— Разве червяки живут внутри деревьев? — скептически спрашиваю я.
— Конечно. Смотри.
Лика прокручивает спицу и вытаскивает её из дерева. На её конце, несколько раз обернувшись вокруг спицы, извивается и перебирает короткими многочисленными лапками длинный полупрозрачный червь. Его маленькая голова с чёрными глазками-точками и грозными челюстями увенчивается длинными подвижными усиками.
— Противный, — морщусь я, отступая на шаг назад.
— Ещё и кусается больно, — Лика достаёт из просторного кармана своего оранжевого платья холщовый мешок, покрытый цветными заплатками и грубыми швами. — Такие часто встречаются. А фиолетовые и красные пореже.
Лика опускает червя в тёмное нутро мешка.
— Зачем ты его туда положила? — я смотрю, как завязанный мешок дёргается — многоногий червь пытается выбраться на свободу.
— Из них получаются красивые искорки, — Лика протягивает мне спицу. — Хочешь попробовать?
Я беру спицу и, встав в тени рядом с Ликой, ногтями соскребаю с трещины рассыпчатый лишайник.
— Просто просунь спицу внутрь и жди. Когда червь зацепится, она задёргается. Тогда вытягивай. Только медленно, — инструктирует меня Лика.
— А как из них получаются искорки?
— Я тебе покажу сегодня, если хочешь.
— Хочу.
— Приходи сюда, когда стемнеет.
— Хорошо, — немного подумав, отвечаю я.
Вечером мои родители идут в гости к знакомым и вернутся поздно, поэтому я без проблем смогу прийти.
— А почему эти червяки такие странные и живут в старом клёне? — спрашиваю я, выудив первого червя, толстого и тоже полупрозрачного.
— Они питаются оставшейся в дереве жизнью. Находят умирающее дерево и начинают жить в нём.
— Если мы всех достанем, то клён снова сможет выращивать на себе листья?
— Нет. Этот клён ели слишком долго. Он совсем ослаб и скоро рассыплется. Да и всех червей не переловишь — самые маленькие живут очень глубоко.
— Понятно.
Мы долго ловим червей. По итогу охоты у меня есть три бесцветных, два красных и один фиолетовый, а у Лики — два бесцветных, три красных и два фиолетовых. Бока набитого мешка причудливо топорщатся.
— Хороший улов, — Лика взваливает мешок с добычей на плечо. — Я буду ждать тебя здесь.
— Я приду.
— Пока.
— Пока.
Я иду домой.
— Где ты была? — равнодушно спрашивает мама.
— Я была около клёна.
— И что ты там забыла? — спрашивает папа.
— Я познакомилась с девочкой. Её зовут Лика. Мы доставали из клёна цветных червей, которые вечером превратятся в искорки, — говорю я.
— Опять твои фантазии, — вздыхают родители и перестают замечать меня.
На обед сегодня невкусный рассольник. Меня от него тошнит. Я выливаю остатки супа — больше половины тарелки — обратно в кастрюлю, когда остаюсь на кухне одна. Терпеть не могу рассольник.
К чаю я достаю из обклеенного магнитами холодильника моё любимое малиновое варенье. Пока родители не видят, съедаю несколько столовых ложек. Обычно мне разрешают только одну чайную.
До вечера сижу в своей комнате. Смотрю картинки в детской энциклопедии и с нетерпением жду вечера.
За окном нет ветра. Закат цвета сливового компота опускается на город. Замолкают птицы, допев колыбельную солнцу. На тёмной пелене неба блестящими точками загораются фонарики-звёзды. Серп луны улыбается засыпающему миру.
— Мы пошли, — бросает мама у порога, под которым всегда скапливается принесённый с улицы песок.
— Долго не сиди. Ложись спать пораньше, — говорит папа, завязывая полосатый галстук перед зеркалом.
После ухода родителей жду пятнадцать минут, и начинаю собираться. На улице прохладно.
Лика уже ждёт меня. На ней всё то же оранжевое платье.
— Привет. Извини, что долго, — смущаюсь я. Тебе не холодно?
— Привет. Нет, я пришла совсем недавно.
Она приседает на корточки и развязывает мешок, но не раскрывает его. Я сажусь рядом с ней.
— Готова? — она выжидающе смотрит на меня.
— Готова.
Лика высыпает червей за залитую лунным светом остывшую траву. Червяки сплелись в отталкивающего вида клубок. Они не успевают расплестись.
Безрадостный лунный свет выхватывает клубок из темноты. Черви светятся и растворяются мириадами пылающих искорок — белых, красных и фиолетовых. Множество искр соединяется в бурный сверкающий поток, похожий на дикую бурную реку.
Несколько минут блестящая река вьётся вокруг клёна, озаряя его светом. Потом всё меркнет и растворяется в мрачной ночи.
— Это было так красиво, — выговариваю я. Во мне кипят радость и восторг.
— Да, — просто соглашается Лика.
— Завтра тоже будем червяков ловить?
— Не получится, — Лика поднимается и проводит рукой по дряхлому дереву. — Этот клён совсем без сил. Он совсем скоро умрёт, — с грустью говорит она.
Я опускаю голову. Не хочу, чтобы клён умирал.
—Рано или поздно всё умирает, — говорит Лика. — Это естественный ход жизни.
— Это всё равно грустно.
— Да. Но мы не в силах это изменить.
— Понимаю.
— Мне пора, — говорит Лика.
— Пока, — говорю я.
— Пока.
Лика уходит, а я смотрю на кривое дерево. Я привыкла к нему. Мне будет грустно, когда его не станет.
Возвращаюсь домой и сразу ложусь спать.
Ночью просыпаюсь от сотрясающих тишину раскатов грома. За окном сверкают молнии, и уныло воет ветер.
Я скидываю одеяло и подхожу к окну. Клён царапает моё окно. Он светится бледным серым светом.
Очередной порыв ветра ломает ветки дерева. Оно жалобно хрустит. Под очередным порывом ветра клён рассыпается чёрной пылью, которую рассеивает ветер.
Утром, едва проснувшись, я первым делом бегу к окну. Клёна больше нет. Даже торчащие из-под земли корни пропали.
— Как хорошо, что этого мерзкого дерева больше нет, — говорит мама за завтраком.
— Хорошо, что теперь не надо думать, как его спилить, — говорит папа и скрывается за газетой.
Под серым небом вместо клёна теперь глубокая яма, наполненная водой.
За нашим домом теперь совсем пусто.