Глава 1

Работа в школе не самая хорошая, но и не самая плохая. Ренгоку старается искать в ней больше плюсов, чем минусов хотя бы для того, чтобы под шумок не сойти с ума от количества проверяемых работ. Бесконечные контрольные, проверки от администрации, подготовки к экзаменам нервируют историка, и только по приходу домой он может расслабиться в объятиях своего мальчика. Танджиро всегда мягкий и тёплый, похож на любимую игрушку, которую хочется без конца обнимать и всюду брать с собой.

Танджиро тоже несладко приходится в университете, особенно учитывая то, что он, как и Кёджуро, собрался работать учителем в школе. И пусть его больше привлекает современная литература, история там играет не самую последнюю роль, так что Танджиро помогает Ренгоку прийти в себя после тяжёлого рабочего дня, а тот помогает ему с усвоением новых знаний.


— Да, ты все верно понял, но вот это понятие не совсем подходит, — уточняет Ренгоку, указывая на слово в тетради парня. — Тебе стоит подумать над другим термином.

— Ох, как же это всё сложно, — вздыхает Танджиро, снимая очки и потирая переносицу. У него ещё в школе начались проблемы со зрением, и теперь он носит очки, чтобы снизить нагрузку на глаза. Несколько раз Кёджуро предлагал ему купить линзы, но Камадо постоянно отказывался, ссылаясь на то, что в очках ему гораздо удобнее. Старший с неохотой соглашался, но в глубине души был рад такому исходу, ведь видеть его мальчика в очках — истинное наслаждение.


Иногда у Ренгоку возникают совсем неподходящие к моменту порывы нежности, и он, несмотря на занятость студента, подносит руки к его лицу, аккуратно снимает очки и так трепетно касается ладонями щек, приближая чужое лицо к своему, что может чувствовать на себе горячее дыхание. Танджиро знает, что подобные минутные слабости могут не на один час заставить его забыть про учебу, поэтому старается не поддаваться заигрываниям Кёджуро, пусть и желает этой ласки почти постоянно.

Вот и сейчас Ренгоку смотрит на своего трудолюбивого студента, который задумчиво грызёт карандаш в попытке найти необходимое слово для задания, потом переводит взгляд на часы на стене и как-то пораженно-устало вздыхает: на часах первый час ночи.


— Танджиро, пожалуй, тебе стоит закончить на сегодня. Уже поздно, пора спать, завтра продолжишь, — говорит он, беря в руки очки юноши и убирая их в футляр.

— Да, конечно, только дай мне ещё немного времени, я хочу доделать, — Камадо неотрывно смотрит в тетрадь, понимает, что ни черта не видит, тянется к футляру, чтобы вновь достать очки, но находит вместо него руку Кёджуро. Тот переплетает их пальцы и опускается на уровень глаз Танджиро, заставляя того поднять взгляд. И как только тот это делает, Ренгоку впивается в его губы, затягивая в полный нежности и заботы поцелуй.


Трепеща от неожиданности, Танджиро поддается этому чувству и начинает отвечать на поцелуй, так кротко и деликатно, будто он впервые это делает. Из сознания моментально вылетают все задания, термины, вопросы к сессии, и остаётся только Кёджуро с его бесконечной любовью. С каждым новым движением губ, поцелуй становится чувственнее, напористее; Танджиро плавится в этих ощущениях и хочет, чёрт побери, развития. Кёджуро, который чувствует, как обмякает в его руках студент, крепко прижимает его к себе и одновременно к стулу, на котором сидит юноша, и углубляет поцелуй, толкаясь и проникая языком внутрь чужого рта. Он проходится по ряду ровных зубов, особенно останавливаясь на клычках, вылизывает внутреннюю сторону нижней губы и переплетает свой язык с мальчишеским, ощущая горячее покалывание по всему телу и ловя набирающие обороты стоны, которые рождаются, когда он ставит колено на стул между ногами сидящего и слегка давит им пах. Температура на кухне повышается на несколько градусов, воздуха становится мало, а Кёджуро — так много, что Танджиро хочет уже закончить с прелюдией и перейти к основному акту. Он все громче и чувственнее стонет в поцелуй, ёрзает на стуле и жмётся к колену, давая понять, что он готов.


— Мой мальчик такой нетерпеливый, — бархатно рычит на ухо Ренгоку, прекрасно понимая, что чувствует Камадо, ведь и сам уже изнывает от желания.

— Это ты во всём виноват, — дерзит Танджиро и мажет языком по щеке. В паху сладко тянет от возбуждения, и парень уже даже готов к тому, чтобы заставить Кёджуро отыметь его прямо на кухне. — Не тяни.

Но Кёджуро, чёртов садист, только оттягивает момент, всё больше распаляя огонь желания.

— Если ты будешь так тянуть, то я сам трахну тебя на этом столе, — говорит студент и опаляет горячим дыханием ухо учителя.

— Тогда пострадают все твои драгоценные конспекты, а я не могу этого допустить, — он подхватывает мальчишку на руки и переносит в спальню.


Тяжёлое дыхание, раскрасневшиеся щёки и рука, что накрывает пах, сносят Ренгоку крышу, и, оказавшись в постели, он срывает с Танджиро одежду, краем сознания жалея об оборванных пуговицах, и начинает мокрыми поцелуями спускаться от шеи вниз по телу, прикусывая и посасывая нежную кожу, оставляя на ней свои метки. Танджиро пробивает мелкая дрожь, он сжимает в ладонях одеяло, а из нутра вырываются пошлые стоны.


— Мм! Кё…джуро… — едва проговаривает парень и смотрит таким взглядом, что воздух начинает плавиться.


Одеяло под ними уже намокло, оно липнет к разгоряченному телу, а внизу пульсирует так ярко, что даже от малейшего прикосновения к члену Камадо готов кончить.


— Ну же! Кёджуро...ах! — вздрагивает парень, ощущая в себе сначала один, а затем и второй палец, начинающие проворачиваться внутри. Ренгоку надавливает на стенки, крутит пальцами и играется, разрабатывая своего мальчика, а потом так же неожиданно, как вставил их, вытаскивает пальцы и подходит ко входу.

— Может быть немного больно, — предупреждает он, и прежде, чем Камадо успевает ответить хоть что-нибудь, входит на всю длину, от чего у парня слезы наворачиваются. Ренгоку наклоняется к лицу парня, слизывает эти слезы и нежно касается губ, а потом, привыкнув, начинает плавно двигаться внутри.


У Танджиро пелена застилает глаза, он не видит и не слышит ничего вокруг — только Кёджуро сейчас существует для него. Он на ощупь находит его ладонь, хватается за неё, и не желает отпускать, продолжая двигаться в такт ускоряющимся движениям и горячо вздыхать. Темная, горячая комната вновь наполняется криками, вздохами, стонами, звуками двух разгоряченных тел друг о друга. Член неистово ноет, нужна разрядка, но Ренгоку не даёт Камадо сделать это: он перехватывает его руку и дразнит: проходит языком по внутренней стороне руки от середины предплечья до запястья, цепляет тонкую кожу клыками и доходит до ладони. На ладони у Танджиро эрогенная зона. Самая неожиданная и самая любимая — она, в отличие от остальных, постоянно открыта.


— Кёджуро-о! Пожалуйста, дай.хах! Дай мне кончить, — похныкивая просит Танджиро, но Ренгоку лишь улыбается и мажет языком по внутренней стороне ладони, чем вырывает короткий полувздох-полустон из парня под собой. Он целует каждый пальчик, каждую фалангу, прикусывая подушечки и полностью берет их в рот. Он играется, а Танджиро почти бьётся в конвульсиях. Он плавится в этих ощущениях, плавится от жара и огненной любви Кёджуро.


Ренгоку наконец выпускает пальцы парня из своего рта, наклоняется к его лицу и целует. На его губах блестит слюна, щеки пылают алым, и Кёджуро ещё мгновение наслаждается этим, прежде чем делает несколько резких толчков и кончает прямо в парня. Тот выгибается и протяжно, сладко стонет, а потом и сам в несколько движений изливается в руку. Ренгоку выходит из него, ложится рядом, притягивая парня к себе в объятия, и покрывает его лицо короткими поцелуями, иногда спускаясь на шею.


— Кёджуро, прекрати — сипло смеётся Танджиро и, хватая чужую руку, кладет её прямо на грудь, туда, где сердце, чтобы можно было почувствовать, как сильно оно бьётся.

— Тебе что, не нравится? — с улыбкой на губах шепчет Ренгоку и как-то по-особенному концентрирует внимание на ощущениях в ладони. Грудь парня медленно вздымается, сердце бьётся гулко и сильно, а мерное дыхание убаюкивает.

— Нравится, но второго раунда я не выдержу, — честно отвечает он и, почти засыпая, говорит: — Пойдем в душ, надо вымыться.


Задание так и осталось недописанным, тетрадь лежала открытой на столе и ждала своего утреннего часа, а двое влюбленных мирно спали в обнимку, уставшие от дневных дел и убаюканные сердцебиениями друг друга.