Энму смотрит на бегущую по коже кровь, пачкает ею пальцы, думает: "прекрасно".
Красиво.
Ещё, пожалуйста.
Энму губы от боли кусает, когда нож проходится по плечу, но мотает головой на лаконичное:
- Больно?
У Энму мелкие шрамы по всему телу и любимый маленький нож, который он со всем доверием вкладывает в руки только одного человека.
У Энму рукав длинный и своё понятие слова "нормально".
Энму не видит в чужих глазах полного принятия, но раз отторжения нет, то всё нормально.
Раз на чужом - чаще всего безэмоциональном - лице нет брезгливости или тупой жестокости, то всё хорошо.
Энму прикрывает глаза и подставляется под прикосновения, мягко подсказывает: "да, вот так".
Энму тянется за поцелуем и выдыхает, чувствуя мягкое прикосновение к одному из старых, почти незаметных шрамов.
Он зарывается ладонью в пушистые, кудрявые волосы, позволяет творить с собой всё, что вздумается, и каждый раз говорит: "всё нормально".
Каждую ночь Энму режет, режет, на сотни маленьких частей, но он не говорит ни слова против.
Энму трогает лезвие ножа губами и довольно улыбается.
Конечно, всё хорошо.
Конечно, ему больно, но кто сказал, что от этого хуже?
Конечно, ему сносит крышу. От каждого прикосновения, от этой даже умилительной заботы, от каждого слова и действия.
От всего, что делает [только его] понимающий партнёр.
Утром они разойдутся, натянув маски привычного "нормально", и распрощаются до ночи. Утром они скроют свои секреты и "странности", чтобы вечером, едва опустятся сумерки, вновь целоваться, как подростки, за сотней замков.
"До вечера, Ёриичи-сан, и не забудьте обработать нож."
"До вечера, Ёриичи-сан, и закройте свою шею, чтобы никто ничего не подумал."
"До вечера" - тонет в последнем на это утро поцелуе, пока Энму балансирует на носках.